Сергей Самаров - Огненная звезда и магический меч Рёнгвальда
– Мы бы рады, – сказала горько Всеведа. – Только сеть нас не пускает. Она не только делает нас невидимыми, но и сковывает нас не хуже цепей. Гунналуг знал, как нас удержать… В этом деле он мастер.
– Нужно сделать подкоп через пол, – сказал сотник. – Пол, надеюсь, сетью не прикрыт.
– Не надо подкопа. Хи-хи… – без смеха, и даже слегка сердито, сказал Херик. – Никакой Гунналуг не мастер. Он обыкновенный вор. Простая сеть… Мастера-дварфы такие делают десятками каждый год. Мы ими закрывает проходы в жилых подземельях, чтобы не вошли чужие. Сейчас открою вас…
Херик поставил светильник на пол, наклонился над углом склепа, сложил руки на груди крест-накрест и долго смотрел перед собой. Наверное, он читал какое-то заклинание, но, как все дварфы, читал и посылал его мысленно. Длилось это не слишком долго.
– Вставайте, снимайте сеть дварфов… Она свободна…
Сеть стала подниматься. И при неровном свете слабого светильника показались сначала ноги, потом пояс, потом и полностью две человеческие фигуры. Высокая Всеведа и едва достигающая макушкой ее плеча Заряна. Овсень шагнул вперед и привлек к себе жену с дочерью. Тут же тыкалась носом и волкодлачка.
– Шаман говорил про вторую сеть… – вспомнил сотник.
– Этой сети я не вижу, – признался дварф. – Это не наша работа.
– Вторая сеть на мне, – сказала Всеведа. – Она невидима, мне не мешает, но делает меня бессильной. Все мои заговоры идут впустую. Только Заряна выручала, повторяла за мной слова, и потому хоть что-то наполовину получалось. Я удивлялась, что и это получается… Извеча…
Маленький нелюдь скромно стоял чуть в стороне, боясь показаться назойливым, когда встретились родные люди. Себя им родным он считал только наполовину.
Всеведа шагнула вперед и погладила его по голове.
– Я слышу, что и Смеян где-то рядом…
– Он мышью смотрит из норы… – сказал Извеча и показал в самый темный угол…
– Смеян, у Гунналуга нет седьмой скрижали… Он принимает за скрижаль какую-то обгорелую доску из мешка Извечи. Считает, что я спрятала скрижаль в доску своим заговором. И бережет эту доску больше, чем самого себя. Я не стала ни подтверждать, ни отрицать. Предлагал мне обменять заклинание на нож. Но он обманывает, я вижу. Нож он отдавать не хочет.
– Моя доска! Доска от моего дома! – тоненьким несчастным голоском воскликнул домовушка.
– Все остальное потом! Надо быстрее выходить отсюда! – сказал вдруг Херик очень серьезно. – Я чувствую что-то нехорошее… Может быть, Гунналуг идет сюда так не вовремя. И другие нас зовут. Торопят. Быстрее. Выходим.
– Выходим, – согласился и Овсень.
– На солнышко посмотреть хочется, – сказала Заряна. – Сейчас день или ночь?
– День. Но солнце в полуночной стране не жаркое, – сказал Велемир. – Не печет…
Глава третья
Для того чтобы справиться с двумя десятками стражников, захвативших семьи дварфов, не нужно, наверное, было брать с собой много воинов. Сотник Большака решил обойтись тремя десятками, посчитав, что меньшее число будет менее заметно и более управляемо. Вообще-то он сначала хотел вообще только два десятка взять, уверенный в своих людях, но конунг настоял на прибавлении еще одного десятка, чтобы была возможность подавить все сопротивление сразу и не позволить людям Торольфа захватить в заложники женщину или ребенка, что могло бы случиться в бою равносильных сторон. К тому же Ансгар, в отличие от руянского сотника, высоко оценивал воинское умение своих соотечественников и считал, что в равной схватке неизвестно еще, кто окажется победителем, несмотря на неожиданность атаки, на которую уповал «большой сотник». Мыча и усердно кивая, к мнению Ансгара присоединился и Хаствит. Большаке пришлось согласиться. В поход выступили быстро, потому что в чужой земле настоящие воины всегда готовы к любым неожиданностям и доспехи с себя полностью не снимают даже на отдыхе. Повел их дварф Истлейв, удивив своим умением ходить настолько быстро, что несравненно более длинноногие люди, делая и шаги гораздо более широкие, едва успевали за ним.
Двинулись в сторону границы со Швецией и не успели даже хорошенько вспотеть от быстрой ходьбы, когда Истлейв резко сменил направление и стал спускаться по крутому берегу реки, стремящейся через шумливые перекаты к морю. Спуск был сложным, над воями постоянно висела угроза сорваться, и это сильно замедлило передвижение. Но на середине склона Истлейв вдруг стал отваливать крупный овальный валун. Большака, чувствуя в своих руках громадную силу, хотел было помочь ему, но дварф отказался от помощи и сам справился быстро. Валун следовало отвалить так, чтобы он не начал скатываться и не сорвал цепь, что крепилась к нему через ввинченное кольцо. Под валуном была нора. Посмотришь, вроде бы обыкновенный песок по краям, и песок этот, согласно всем законам природы, должен провалиться и осыпаться с краев. Но он не осыпался. Более того, он сам был прочнее камня, и о такой песок можно было меч точить.
Большака потрогал край пальцами и вопросительно глянул на дварфа. Тот кивнул, понимая, что за вопрос был в глазах у сотника.
– Да, этот песок запекли волшебным словом… Мы не колдуны, но у нас много волшебных слов и заклинаний, которые в работе нам помогают. Можешь смело ступать. Идите по одному. Я закрою проход и догоню вас…
Большака не задержался, потому что страха он ни при каких обстоятельствах не испытывал. И вообще, как сам говорил, хмельной мед, как и хорошее вино, страх убивает на несколько лет вперед. А он этих напитков выпил столько, что может три жизни страха не испытывать. И потому сотник двинулся в нору без сомнений, хотя передвигаться там мог только пригнувшись, что ему было трудно из-за слегка мешающего живота. Так же, не сомневаясь, пошли за своим сотником и ничего в жизни не боящиеся руянские мореходы, несмотря на то что в потреблении меда и вина с Большакой сравниться не могли при всем желании. И даже непроглядная темнота не смутила их. А темнота пришла сразу после того, как Истлейв, забравшийся в проход последним, двумя руками вцепился в не слишком толстую, но крепкую, дварфами же выкованную цепь и затянул камень на прежнее место.
– Подожди, сотник… – позвал дварф. – Я первым пойду… Впереди будет невидимая сеть, ты там застрянешь…
Проход был слишком узким, чтобы передвигаться по нему в два ряда, и широкоплечему крепышу Истлейву приходилось протискиваться мимо каждого из тридцати воинов-руян боком, впритирку к стене. Тем не менее пропускали его все без ворчания, потому что многократно слышали что-то про умение подземных жителей видеть в полной темноте и понимали, что возглавлять движение в таком месте должен именно местный нелюдь. Да это было и естественно, потому что ход сделан именно дварфами, и было просто удивительно, что люди умудрялись идти по нему не на четвереньках, как могло бы быть. И счастье, что подземные жители любят свежий воздух, а их подземные ходы выполняют одновременно и роль вентиляции. Проходы делали высокими, чтобы больше воздуха проходило. Передвигаться было бы гораздо сложнее и утомительнее, если бы проходы прорубали низкими и широкими.
Истлейв возглавил движение. Но предупредил уже вскоре:
– Подождите… На месте стойте… Здесь заговоренная сеть. Она никого не пропустит, и меч на ней сгорит, и доспех оплавится… Помолчите недолго, я сниму наговор…
Все ждали в темноте и в тишине, которая под низкими сводами прохода казалась слегка гнетущей, хотя и не таила в себе, кажется, никакой угрозы. Дварф снимал наговор молча, общаясь с защитой прохода так же, как он общался с другими дварфами. Наконец послышалась его короткая команда:
– Все… Можно идти… – голос звучал устало, будто дварф переводил при этом дыхание. Должно быть, произнесение наговоров тоже требовало больших усилий. – Осторожно, дальше ступеньки. Мы спускаемся под реку… Река – это граница между Норвегией и Швецией. Мы уходим в Швецию. Когда начнем подниматься, я скажу, чтобы никто не споткнулся. Старайтесь с размаху не задевать за стены. Здесь песок запечен, чтобы вода не просочилась, стена и потолок сильно царапаются…
Большака шел позади Истлейва и постоянно боялся наступить на нелюдя, потому что шагов ведущего почти не слышал. Запеченный песок даже не хрустел под ногами, как хрустит обычный песок. Но чуть дальше что-то изменилось. Теперь и шаги стали время от времени улавливаться. Изредка что-то издавало скрип на ступенях. Наверное, песчинки все-таки крошились. Тем не менее Большака осторожничал при каждом шаге.
– Ты бы, дварф, лучше разговаривал по пути, не то могу тебе в темноте пятки отдавить, – сказал сотник. – Нога у меня тяжелая, а сапоги того не легче – подкованы…
– Здесь лучше не разговаривать. Звуки по запеченному коридору летят далеко. Эхо гуляет. Мы пробовали эхо ловить, но не получается поставить ловушки для всякого звука и всякого голоса. Каждая ловушка на отдельный голос срабатывает. Лучше тише идти. Нас могут в Красных скалах услышать. Это уже недалеко. Красные скалы – там, где река впадает в море… Мы проплывали мимо них по пути к Дому Конунга. Только в темноте их было не видно. На том берегу я буду разговаривать только шепотом…
