Андрей Посняков - Ведьма войны
– Маюни… – Душа наполнилась теплом. – Иди сюда, друг мой! Иди ко мне, тут хорошо.
– Вернись ко мне, Ус-нэ!
Казачка двинулась к нему и вдруг испытала очень странное чувство, как будто она стоит на краю высокого, многосаженного обрыва, а паренек находится внизу – и потому дотянуться до него девушке никак не удается. Глазами – вот он, шаман, совсем рядом. А по ощущениям – далеко внизу. Словно Устинья на небесах стоит, а Маюни – на земле. Дотянуться никаких рук не хватит…
– Ты же сможешь, ты шаман! – взмолилась казачка, пытаясь дотронуться до паренька хотя бы кончиками пальцев. – Иди сюда!
– Вернись ко мне, Ус-нэ!
– Маюни, поднимайся! Тут хорошо! Тут светло и хорошо. Дай руку!
– Мне плохо без тебя, Ус-нэ! Без тебя нет жизни, нет солнца, нет неба, нет земли. Без тебя этот мир пуст, Ус-нэ! Вернись ко мне, вернись!
– Я тоже скучаю по тебе, Маюни! Хочешь быть со мной вместе – дай руку!
– Ты прекрасна, как рассвет, Ус-нэ! Твой голос чарует, как пение птиц, твой аромат подобен запаху цветов, твои прикосновения горячи, как пламень! Вернись ко мне, Ус-нэ! Я стану холить тебя, как важенку. Буду укутывать мехами, стану кормить парным мясом, буду греть у горячего костра. Вернись!
– Здесь лучше, чем внизу, Маюни. Дай руку! Мы войдем в этот мир вместе!
– Вернись ко мне, Ус-нэ! Без тебя мир черен, как ночное море, без тебя мир горек, как старая полынь, без тебя солнце тускло, а огонь холоден. Вернись!
Молодой шаман словно не слышал ее просьб и никак не пытался дотянуться до протянутых рук. А без Маюни девушке казалось одиноко. Она слишком привыкла к преданному поклоннику, чтобы просто отвернуться и уйти. И как ни красивы были волки, как ни ласковы звери, как ни звали ее олени – Устинья все колебалась, стоя на краю невидимого обрыва.
Между тем Маюни перестал бить в бубен, занявшись чем-то другим. Засуетился, запыхтел, застонал, а потом лег, вытянулся во весь рост. Сердце Устиньи на миг кольнуло ревностью – неужели забыл? Но тут в ушах зазвучал знакомый шепот:
– Не уходи от меня, прекрасная Ус-нэ. Ты мой свет, ты мое тепло, ты мой день, ты моя радость. Нет жизни без тебя, прекрасная Ус-нэ. Прошу тебя, вернись! – Голос становился все тише и тише, пока не затих последней просьбой: – Вернись…
– Маюни? – встревожилась казачка наступившей тишине. – Маюни, с тобой все в порядке? Маюни, ты жив?
Устинья затопталась на краю обрыва, вглядываясь в неподвижное тело. Сзади тревожно зафыркали олени, тревожно завыли волки, но девушка даже не оглянулась.
– Маюни… – Она зажмурилась и сделала шаг вперед, в пропасть… И тут же девушке стало жарко, душно. На тело давила тяжесть, ноги и кончики пальцев сильно кололо, словно кто-то стегал их ветками акации, живот подвело, шея затекла, нос щипало, словно после ожога. Единственной наградой за все эти мучения было сопение Маюни, спящего рядом с ней в кромешной темноте.
Все-таки они оказались вместе. Смогли.
Казачка вздохнула, закрыла глаза и тоже провалилась в глубокий сон.
Проснулась Устинья от странного ощущения – словно что-то двигается по бедру снизу вверх, скользя прямо по телу. Она вздрогнула, накрыла это место рукой – и ощутила ладонь на своей обнаженной ноге!
– Ус-нэ! Ты вернулась! – радостно воскликнул в темноте Маюни.
– Я что, голая?! – возмущенно взвилась девушка. – Ты меня раздел?! Да как ты смеешь?!
– Не вставай, Ус-нэ! – испуганно остановил ее остяк. – Не вставай, замерзнешь! Тут тепло, снаружи холодно, да-а…
– Я голая?! – продолжала возмущаться казачка, но попытки встать оставила.
– В одежде не согреть тебя было, да-а… Холодная совсем одежда, ледяная вся, – забеспокоился молодой шаман. – Она бы грелась, а ты мерзла, да-а… Нельзя одетой отогреваться, Ус-нэ, не получается никак, да-а…
– Не смотри на меня! – потребовала Устинья, хотя в темноте все равно было не различить ни зги. – Где мое платье?
– Снаружи оно, Ус-нэ, да-а… Нельзя его надевать, Ус-нэ, замерзнешь, да-а… – Паренек явно беспокоился и частил. – Ледяное, да-а… Греть надо, сушить, да-а… Потом надевать, да-а…
– И чего мне теперь, голой тут лежать, да-а? – передразнила его девушка.
– Лежать, да-а… – подтвердил шаман. – Тут тепло. Уйдешь, остынет. Ждать надобно. Дрова найду, костер разведу, платье и кухлянку высушу. Тогда оденешься, да-а…
– Есть очень хочется, Маюни… – со вздохом призналась Устинья.
– Это хорошо, Ус-нэ! – обрадовался молодой шаман. – Здоровый человек завсегда кушать хочет. Ты лежи, да-а… У тебя холод внутри, знамо, остался. Замерзнешь быстро на холоде. Сейчас кормить стану, греть стану, да-а…
Маюни тихонько, не поднимая краев, выполз из-под меховых покрывал, толкая перед собой ночевавшую под боком одежду, и, едва оказавшись снаружи, торопливо оделся, пока рубаха, штаны и кафтан не остыли.
Впрочем, настоящего холода в здешние места еще не пришло. Да, изо рта валил пар. Да, изморозь на мхе и корявых деревцах не таяла. Да, вдоль берега местами поблескивали ледяные корочки. Однако море еще не замерзало, пальцы без рукавиц не немели, веки, волосы, края капюшона от дыхания не индевели. Так что, в общем, можно сказать – тепло еще было в этих землях. Зима пока не пришла. Просто осень.
Покрутившись возле стоянки, остяк быстро нашел широкую прозрачную лужу, пробил котелком тонкий лед, зачерпнул воды:
– Хорошо, да-а… Милостью доброй Мис-нэ, инея собирать не пришлось, – пробормотал он, возвращаясь к берегу. – Вода кипит быстро, таять не надобно…
Тяжелым плотницким топором следопыт быстро поколол остатки лодочного днища, что подкладывал ночью под спину девушки, сложил костер, пристроил котелок сверху, сам же пока начал разбирать спутанные сети, оттягивая и складывая в петли. Вскоре стало ясно, почему они оказались в лодке, а не в воде:
– Дырка на дырке, да-а… Чинить надобно ставень, иначе токмо зря мокнуть в море будет.
Вскорости котелок закипел. Остяк снял его с огня, щедрой рукой сыпанул горсть пряных трав и пару горстей сушеного мяса, накрыл крышкой, полез под полог:
– Ты здесь, Ус-нэ?
– Куда же я денусь, Маюни, голая и голодная?
– Сейчас сытая будешь и теплая, Ус-нэ. – Остяк сел, головой поднимая шкуры. Внутри образовалось немного пространства, как в очень маленькой юрте. – Здесь котелок горячий, Ус-нэ, от него тепло идет. Вот тебе ложка моя. Как остывать начнет, ты кушай, да-а… Пока горячий, кушай. Внутри согреешься, снаружи согреешься. Хорошо будет, да-а…
– Не вижу ничего!
– Рукой осторожно двигай, пока не тронешь. Как тронешь, рядом садись.
Девушка зашевелилась, вскоре испуганно ойкнула, шкуры колыхнулись.
– Нашла!
Маюни повел рукой на звук, ощутил мягкую кожу – тут же испуганно отдернул пальцы, но спохватился и снова потянулся туда же:
– Вот, ложку бери.
– Ага, чувствую… А ты чем кушать станешь?
– Сыт я, Ус-нэ. Вчера крепко наелся. Ты ешь, я за дровами схожу.
Пусть зима еще не началась, однако же без дров человеку даже в теплую погоду не выжить, и потому, выбравшись из-под шкур, Маюни снова взялся за топор и отправился от берега в глубину земель.
Окрестности не радовали – то тут, то там стояли лишь отдельные деревца, к тому же живые. То есть сырые. Правда, где-то вдалеке различались лесные кроны, однако… Однако путь туда лежал долгий, а дрова требовались прямо здесь и сейчас. И пришлось шаману рыскать из стороны в сторону, ако мышкующая лиса, в поисках упавших деревьев. Здесь, рядом с соленым морем, на ветрах, холоде и влажной земле, деревца мало того что вырастали уродливыми – так еще и не жили долго.
За несколько часов пареньку удалось набрать солидную охапку сухого валежника – но это было все. Искать возле их стоянки было больше нечего. Только время понапрасну потеряешь.
Порубив добычу на небольшие палочки, Маюни еще раз заварил сушеное мясо, мысленно отметив, что припасов хватит еще дня на два, не более, – и полез под полог.
– Вот, Ус-нэ, кушай. Ты здесь не мерзнешь?
– Нет, здесь тепло, – покачала головой казачка. – Только темно и скучно.
– Потерпи еще немного, милая Ус-нэ. Дров нет, слег нет. Некуда пока выходить. Не сердись, но и одежды твоей сушить негде.
– И долго еще ждать?
– Пару дней потерпи, прекрасная Ус-нэ.
– Чем ты там шуршишь?
– Одежду снимаю, Ус-нэ.
– Зачем?!
– Под большим пологом без одежды нужно быть, да-а… В одежде каждый за себя, холодно. Без одежды друг друга греть можно, ничего не мешает. Теплее выходит, да-а…
– Врешь ты все… – неуверенно ответила девушка.
– Тебе тепло от котелка, Ус-нэ?
– Да, – пожала невидимыми плечами казачка.
– А в одежде ты тепло сие ощутила бы?
– Ладно, грейся, – разрешила Устинья. – Все равно тьма непроглядная. Снаружи ныне день али ночь?
– Вечер поздний, да-а… Скоро темно будет.
– День, выходит, прошел? – вздохнула казачка и настойчиво предложила: – Ты кушай, Маюни. Знаю, с утра голодный. Ныне ты первый поешь, а я опосля, что останется. Я еще почти сытая. Вот, ложку возьми.
