Владимир Васильев - Сокровище «Капудании»
– Знатной дамой была дочь Назима Сократеса, наместника Джалиты, – прервал дядю Александр. – Того самого, чей корабль сейчас маячит на горизонте.
Фример нахмурился. Было видно, что он мучительно соображает: как свести эти два события – инцидент на улице и преследователей на горизонте – воедино.
– Смысл всего этого вполне может быть следующий, – пришел ему на помощь Александр. – Назим Сократес хотел взглянуть на меня поближе.
Но не захотел при этом светиться сам, поэтому подослал дочь. Зачем ему глядеть на меня? Да хотя бы затем, чтобы убедиться – действительно ли я принц Моро…
– Кхе-кхе! – Фример аж подобрался.
– Ральф знает, кто я, – холодно сообщил Александр. – И он присягнул мне, дядя. Отныне у нас нет от него тайн.
Капитану это, само собой, не понравилось. Но возражать он не посмел. Возражать такому Александру – жесткому, расчетливому и хладнокровному – вообще не очень-то хотелось.
– Так вот, возвращаясь к Сократесу… Разумеется, это пока только предположения. Но учитывать их необходимо, – закруглился принц.
– Я понял, Александр, – прогудел Фример. – Что-нибудь еще?
– Пока нет. Но я поразмыслю над возможными причинами и последствиями.
– Потрудитесь поставить меня в известность, если вам откроется нечто важное.
– Само собой, дядя!
– Вот и прекрасно. – Фример величественно кивнул. Все-таки это был могучий дядька, уверенный в себе и надежный, как вызванный штархом порыв ветра. И (это угадывалось безошибочно) верный. Верный как пес, старый охотничий пес, и такой же внимательный и всегда готовый к действиям. – Кстати, я зачем сюда шел-то! Штурман, имею вопрос.
– Да, капитан? – Ральф изобразил внимание и готовность отвечать.
– Что вы можете рассказать о наместнике Джалиты, о Назиме Сократесе?
– Да кое-что могу… Родовитый аристократ, их семья правит Джалитой и окрестностями несколько десятков лет. Как легко догадаться, ему принадлежит много земель и много чего еще. Но, боюсь, вы не это рассчитываете услышать. У него есть страсть, о которой не особо известно на берегу, но о которой в целом осведомлены моряки. Назим Сократес – самый азартный охотник за сокровищами во всей Тавриде. Он ищет клады, и на суше, и в водах, ищет с юных лет и поныне.
Капитан Фример остолбенел.
Ральф предвидел это, поэтому не стал излагать все подряд, что знал о Сократесе. Он сразу перешел к главному, и теперь было отчетливо видно: он правильно сделал.
– Тридцать три… Нет, триста тридцать три тысячи чертей! – зловещим шепотом произнес Фример. – И после этого меня будут убеждать, будто нас не преследуют? Что Назим Сократес просто идет в Истанбул? О небо, зачем я согласился перейти со «Святого Аврелия» на эти утлые скорлупки?
– Боюсь, что «Святой Аврелий» сейчас сидел бы на мели где-нибудь остро от Тавриды, – угрюмо сообщил Ральф.
– Пусть так! Но все мои солдаты были бы при нас! Все, а не жалкие две дюжины!
– Матросы тоже кое на что способны в бою. – Ральф покосился на Александра. – Впрочем, это слабое утешение, ибо матросы кварисс и сантоны Сократеса способны абсолютно на то же самое.
– Если придется туго, – сказал Александр, – я уничтожу карту. Не волнуйтесь, дядя, я запомнил ее до мельчайших подробностей. Книги тоже кое-чему учат, хоть вы в это и не верите.
– Знаете, Алекс, – задумчиво протянул Зимородок. – Мне кажется, что Сократес не станет нас нагонять в водах. И на берегу не станет. Он станет за нами следить – открыто или подошлет шпионов. А значит, их преимущество в численности не особо и страшно – разве что дело дойдет до открытого столкновения. Наша задача – не довести дело до открытого столкновения… а Назима и его людей мы должны одурачить. Осталось придумать – как именно.
– Всего лишь! – иронично всплеснул руками Фример. – Самая малость!
– Не волнуйтесь, дядя, – Александр подобрался и азартно потер ладони одна о другую. – Думать – мое дело. Тем более сыскался шикарный компаньон, тоже не дурак чего-нибудь придумать. Клянусь: не успеет сесть солнце, как мы представим вам на рассмотрение парочку каверзных планов. Верно ведь, Ральф?
– Ну, по меньшей мере мы попытаемся…
– Не попытаемся, – с улыбкой возразил принц, – а представим. Пытаются пусть неудачники. А мы станем свершать и воплощать все, что придумаем. И тогда пусть недруги восплачут!
Александр погрозил горизонту кулаком. Он улыбался и в общем-то дурачился, это было заметно. И вместе с тем он был совершенно серьезен – в плане намерений. По-видимому, этот человек все на свете привык делать весело и надежно, хоть это на первый взгляд не очень вязалось.
– Ну и ну! – покачал головой впечатленный Фример. – Глядя на вас, Александр, и не скажешь, что вы половину жизни просидели в библиотеке.
Сказав это, капитан развернулся и ушел назад, за тринькетину.
– Вот и пойми его, – буркнул поскучневший Александр. – Издевается или так сказанул, не подумав.
Ральф счел за благо промолчать.
– Он прав, конечно, – вздохнул принц. – Я действительно полжизни просидел в башне. Но неужели все вокруг считают, что это меня абсолютно ничему не научило?
Ральф вторично счел за благо промолчать.
А Александр вдруг взглянул на него – хитро, с подтекстом.
– Если обо мне так думает родной дядя, – сказал он, – то представляете, каким болваном я кажусь Назиму Сократесу?
И в третий раз промолчал Ральф Зимородок. Но теперь по совсем другой причине…
Александр Селиний, принц Моро,
Эвксина, лето года 864-го
– Если все время думать о деле, – сообщил Александр, ловко очищая яблоко маленьким серебряным ножичком, – можно сойти с ума. Это вредно – все время думать об одном и том же. Голове нужен отдых, Ральф, и это, клянусь, не пустые слова! Если сушить мозги с утра до вечера – результата скорее всего не добьешься. А если с утра час-другой поразмыслить, потом отвлечься на что-нибудь и вернуться к размышлениям вечером…
– А у меня, признаться, не идут преследователи из головы, – сообщил Зимородок. В руке он тоже держал яблоко, но в отличие от принца чистить его не стал, потер о рукав и принялся грызть прямо с кожурой.
– Кстати, они действительно нас не догоняют, держатся на самом горизонте. Вы были правы, дружище Ральф. Но все, хватит! Я хотел вас расспросить совсем не об этом.
Зимородок дожевал яблоко и выбросил огрызок за борт, на радость вечно голодным рыбам.
– Спрашивайте!
Александр отхватывал небольшие кусочки от очищенного яблока и неторопливо их подъедал, прямо с ножа.
– Я несколько раз замечал, что вы считаете не десятками, а восьмерками, – сказал он. – Это что, тоже местный обычай?
– Да, действительно. – Ральф утвердительно кивнул. – Собственно, имперская десятичная система тоже в ходу, но и старая все еще живет. Вообще-то восьмерки живут только в устном варианте, а письменный счет десятичный. Зато календарь сохранился старый, альбионских названий месяцев никто толком и не знает. По крайней мере в Тавриде.
– Странно. – Александр отрезал очередной кусочек и отправил его в рот. – Вкусное яблоко! У нас такие не растут… Так вот, странно и нелогично в письменности пользоваться десятичной системой, а устно – восьмеричной. Разве нет?
Ральф развел руками:
– Не менее странно во всем пользоваться десятичной системой счета, а время измерять дюжиной. Не находите?
– Хм. – Александр на мгновение задумался. – А ведь действительно!
– Наш календарь жестко привязан к астрономическому времени, – сказал Ральф. – Моряк должен ориентироваться очень точно, поэтому наш календарь выверен и учитывает несколько поправок.
– Каких поправок? И что значит – ваш календарь? Он что, отличается от общепринятого?
– От имперского? Конечно, отличается!
– И чем же он отличается? – немедленно полюбопытствовал принц.
– Ну, – принялся объяснять Ральф, – начнем с того, что в местном календаре насчитывается только восемь месяцев.
– Восемь? – восхитился Александр. – Какая прелесть! И по сколько дней в месяцах?
– По сорок пять.
– В каждом?
– Ага, без исключений. Плюс пять ничьих дней.
– Ничьих?
– Да. Дней, которые не относятся ни к одному месяцу.
– А-а… Э-э… – Принц явно впал в замешательство, но вместе с тем было видно, что ему безумно интересно.
– Сейчас поясню, – поспешил прийти на помощь Ральф. – Каждый сезон длится два месяца, то бишь девяносто дней, и отделяется от следующего ничьим днем. Между весной и летом есть день лета, между летом и осенью – день осени. И так далее. Ничей день носит название вновь наступающего сезона. Кроме того, заканчивается год тоже ничьим днем, который так и называется – день года. То есть новый год наступает в ночь со дня года на день весны. Потом начинается первый весенний месяц. Собственно, вы уже видели наш календарь, Алекс. Помните квадратик на палубе, который я выкладывал из монеток? Когда мы учили названия сторон света?