Сергей Шведов - Пилигримы
Усмешка на красиво очерченных губах Гаста была, что называется, к месту. Каменных домов в Арконе оказалось больше, чем деревянных. Причем преобладали огромные здания в два-три яруса, способные вместить до сотни человек. Стояли они почти впритык друг к другу, и каждое представляло собой крепость внутри крепости.
– Они родами живут, – пояснил Глеб. – У каждого рода своя земля за пределами Арконы, там руги тоже строят жилища. Заметил, что на улицах почти нет женщин? А ведь у каждого руга по две, а то и по три жены. В случае серьезной опасности они привозят их сюда, за стены крепости. Здесь у них припасы и казна. У каждого рода своя казна и свои припасы. Да и храмы накопили немало богатств для своих богов, оттого и зарятся на Аркону все охотники за златом и серебром.
Филиппу и Глебу хватило полдня, чтобы обойти весь город и осмотреть его храмы, правда, только снаружи. Гаст почему-то не рискнул ввести гостя под величественные своды, видимо не рассчитывал на теплый прием. Впрочем, Филипп и не настаивал, ему и без того хватало впечатлений. Этот чудом уцелевший осколок уходящего мира внушал не только уважение, но и грусть по поводу его грядущей судьбы. Глеб, скорее всего, прав. Папы и епископы не потерпят, чтобы в Европе процветал иной уклад жизни, далекий от христианских идеалов, которые они насаждали с тупым упорством.
– Базиль встречается с кудесником?
– Да, – не стал скрывать Глеб. – Белому Волку всегда есть о чем поговорить с волхвами.
Видимо, разговор получился не слишком веселым, во всяком случае, Вузлев Гаст всю долгую дорогу до Новгорода был сосредоточен и хмур. Филипп не докучал ему расспросами, но с удовольствием слушал рассказы Глеба о городе, в котором ему еще предстояло побывать. В Новгороде было две стороны, Софийская и Торговая, разделенные рекой Волхов, впадающей в Ладожской озеро. Стороны делились на пять концов, Словенский, Плотницкий, Загородский, Гончарский и Наревский. Два последних располагались на левом берегу, остальные на правом. Город вел торговлю не только со славянскими княжествами, но с германцами, франками, скандинавами и волжскими булгарами, о которых Филипп слышал в первый раз.
– Наши булгары вашим сельджукам почти родня, – пояснил Глеб, – и язык у них сходен, и обычаи, и даже вера – мусульманская.
– А князь в Новгороде есть?
– Есть, но только пришлый. Ему даже землей новгородской запрещено владеть. Коли люб он новгородцам, то его терпят, а коли не по сердцу пришелся, так могут и прогнать. Вече новгородское иной раз бывает капризно, как девка на выданье.
– Вече – это что?
– Собрание горожан. С ним вынужден считаться не только князь, но и Господа. В последней заседают бояре и богатые купцы, а возглавляет Господу новгородский архиепископ, вместе с посадником и тысяцким. Посадник гражданскими делами управляет, тысяцкий – военными.
– И в остальных русских землях такой же уклад? – спросил заинтересованный Филипп.
– Нет, – покачал головой Глеб. – На Киевщине и в Суздальской земле князья большую волю взяли. Но и им приходится считаться не только с боярами, но и с простыми горожанами. Ремесленников у нас в городах много, Филипп, не менее чем в твоей Сирии. Видел, какие мечи мне сковали в Суздале – из вороненой стали. У нас их называют харалужными. Дамасским клинкам крепостью не уступят.
– А кто тебя двумя мечами биться научил?
– Есть в вятских лесах такие умельцы, – усмехнулся Глеб. – Ты боярина Кучковича помнишь, который вместе с полоцкими князьями в Антиохию приходил? Он как раз из вятичей, с Москва-реки. У Гастов там владения обширные. Можно сказать мы с теми Кучковичами соседи. Пока отец был жив и сидел княжьим наместником в Ростове, то в тех краях был мир. А после его смерти князь Юрий загоношился, пошел на вятичей войной. Но на лесовиков где сядешь, там и слезешь. У них больших городов почти нет, по усадьбам сидят, а те усадьбы, что твои замки. И за каждым боярином – род, а то и племя. Пришлось Юрию Владимировичу с Кучковичами родниться. Когда я из вятских земель в Новгород уходил, князь сына Андрея женить собирался. Девки у Кучковичей как на подбор – бери любую.
– Выходит, ты с князем Юрием в ссоре? – огорчился Филипп.
– Помирились уже, – усмехнулся Глеб. – Все-таки родная кровь – он мне дядькой доводится. А ты что, с ним задумал повидаться?
– Хотелось бы присмотреться, что за человек.
– Долгорукий он, все время к чужому добру тянется, но гостей любит, особенно с византийской стороны.
Филипп смутился под пристальным взглядом Глеба. Было у него письмо к суздальскому князю от протоспафария Константина, но прежде чем вслух об этом говорить, следовало все-таки повидаться с Юрием Владимировичем. Ибо от этой встречи многое могло измениться не только в Руси, но и в Византии.
Глеб на молчание гостя не обиделся, видимо тоже считал, что всему свой черед. Да и затянувшееся путешествие подходило к концу, не до разговоров стало старым друзьям. По морю тяжелые ладьи шли под парусами, а как вошли сначала в Неву, а потом в Ладожское озеро, пришлось всем приналечь на весла. Особенно тяжело дался Филиппу последний отрезок пути, по Волхову. Грести пришлось против течения, что с непривычки едва не сломало далеко не изнеженного шевалье. Филиппа поразило количество судов, стоявших у новгородских пристаней по обоим берегам реки. Создавалось впечатление, что ладьям Гастов и приткнуться будет негде, а значит, бедному Лузаршу придется вновь грести неведомо куда до полного изнеможения.
– Не пугайся, шевалье, у Вузлева свой вымол на Торговой стороне, – засмеялся Глеб – Будет куда приткнуться.
Филипп, закостеневший на весле, думал, что ему теперь вовек не разогнуться, но жизнь заставила не только подняться со скамьи, но и подставить спину под тяжелый тюк с товаром. Вузлев Гаст недаром обчистил склады, приготовленные рачительным епископом Дитмаром, добычи привезенной им из похода хватило бы, чтобы одеть, обуть и снарядить для похода несколько сотен человек. К счастью, мечникам новгородского боярина недолго пришлось пластаться без помощников. Людей на пристань набежало столько, что у Филиппа даже зарябило в глазах. Они-то и взвалили на себя большую часть забот о привезенном товаре.
– Икнется нам еще эта добыча, – негромко сказал Глеб, поглаживая ладонью одеревеневшую спину.
– Почему?
– У Новгорода с Любеком договор, а мы туда не с торговлей ходили. Господе это может не понравиться.
Пока Филипп обдумывал слова Глеба, расторопные люди в белых до колен льняных рубахах подогнали подводы. Большую часть товара уже поместили на склад, стоящий здесь же у пристани, а на телеги грузили самое ценное – золотую и серебряную посуду, парчовые ткани и оружие.
– Ну вот, – вздохнул Глеб. – Теперь можно сказать, что мы дома.
До дома, впрочем, пришлось проделать немалый путь по мостовой из жердей, плотно пригнанных друг к другу. Мостовые были не широки, двум телегам только-только разминуться, зато крепко слажены, без прорех и выбоин. Телеги по ним катили не задерживаясь.
– За худую мостовую староста взгреть может сотников и десятников, – пояснил Глеб. – На их содержание большие деньги берут с волостей, а потому и спрос строгий.
Новгород настолько отличался от Арконы, что Филипп даже головой покачал. Там мрачные каменные здания, здесь срубы из бревен, которые Глеб называл избами. Причем каждая изба стоит на особицу, окруженная плетеной изгородью. И хотя огороженные усадьбы не слишком велики, места для пристроек хватает. Почти в каждом дворе есть птичники и помещение для скота. Есть избы поскоромнее, а есть и побогаче, но почти все украшены резьбою и подле каждой поставлено крыльцо с замысловатыми завитушками. Филипп, привыкший совсем к другим городам, где глиняные хижины ремесленников буквально лепятся друг к другу, был настолько поражен увиденным, что приостанавливался чуть ли не у каждой усадьбы.
– Широко живем, – согласился Глеб. – Новгородцы люди не бедные.
Следом за избами ремесленников стояли дома купцов и знати, которые Гаст называл теремами. Эти возвышались не за плетнями, а за высокими заборами из толстенных плах. Построены они были тоже из бревен, но до того причудливо, что Филипп никак не мог их охватить взглядом. Дворы у бояр и купцов тоже были куда обширнее, чем у простых ремесленников. Конюшни и птичники здесь были сработаны на славу. Об амбарах и говорить не приходилось. Филипп все время порывался заглянуть через высокие заборы, но Глеб его остановил:
– Насмотришься еще. Эка невидаль купеческие хоромы. Ты княжьих палат еще не видел.
Место, которое Глеб назвал Ярославовым двором, было обнесено каменной стеною. Кроме дворца, предназначенного, видимо, для князя, здесь был еще и собор, ставленый на византийский лад, с позолоченными куполами. Однако, к немалому удивлению Гаста, гость остался к подворью, выстроенному еще при князе Ярославе, равнодушным.
