Андрей Посняков - Крест и порох
К тому времени, когда дикари стали отвязывать свою жертву от дерева, воевода со спутниками выбрался на ведущую к ясеню тропу. А когда начали привязывать над будущим костром – к ним подтянулась и остальная полусотня.
– Атакуем молча! – предупредил Егоров. – Не станем раньше времени язычников от праздника их кровавого отвлекать. Капище за костром, на берегу. Его и захватываем, не отвлекаясь! Все едино брать тут больше нечего. Сомнем стражу, и победа наша. А там посмотрим… Все поняли? – Воевода вытянул саблю. – Тогда за мной!
* * *Когда резко обернулся верховный шаман – повернулись и все собравшиеся сир-тя, и Митаюки-нэ тоже. Они увидели десятки странных людей в грязных одеждах, взявшихся невесть откуда и бегущих к святилищу с длинными сверкающими палками. В первый миг, от неожиданности, всем стало страшно – многие даже попятились, а мужчины схватились за ножи. Но почти сразу все успокоились. Мало ли дикарей обитало в окраинных землях? Что они могли сделать древним и могучим родам сир-тя? К тому же чумазых безумцев было совсем немного.
– Твои старания напрасны, злобная Нине-пухуця, – презрительно произнес Хасуюимдей. – Тебе не испугать нас, как не одолеть нас твоим жалким демонам…
Великий шаман вскинул руку ладонью к дикарям – и те вдруг замерли, словно вмерзли в прозрачный лед, не в силах шелохнуться.
Внезапно воздух разорвал оглушительный раскат грома, и из груди Хасуюимдея вырвался красный клок. Шаман взмахнул руками, откидываясь на спину, его личина сорвалась с головы и отлетела в сторону – а дикари метнулись дальше, громко вопя:
– Ур-ра-а!!!
– Остановите их! – закричали шаманки, окружавшие отчаянно дымящий, но так и не полыхнувший костер.
Против вызванных черной ведьмой духов выступили еще несколько колдунов – но грохочущая смерть и стремительные стрелы быстро выбили их одного за другим.
– Не смотрите, сражайтесь! – Вождь Дома Воинов схватил копье, метнул в сторону дикарей, отобрал у молодого паренька другое, кинулся навстречу врагам, ударил первого в грудь…
Митаюки-нэ сообразила, что часть дикарей бежит прямо на нее, ощутила их ярость, вспомнила, как любят подобные существа пить мозг пленниц, завизжала и бросилась наутек, так же, как все остальные подруги. Однако бежать было толком некуда – дорога к Дому Девичества тянулась мимо дикарей. Девушки метнулись к берегу, немного замялись – но страх смерти оказался сильнее страха перед холодом воды и змеями, и они кинулись в воду, забрели в нее как можно глубже, почти по шею, и только там обернулись.
А в селении кричали все и везде. Умирали шаманы и шаманки, что старались обрушить на врага свою мудрость, возле святилища сильные и красивые стражники бились с дикарями – и почему-то один за другим падали на землю. Демон в длинной малице из неведомой кожи вошел в дым и огонь и перерезал путы Нине-пухуця, странно взмахнул рукой, словно перекрещивая ее, выскочил на свежий воздух. Ведьма сняла повязку, огляделась и… исчезла. Дружный крик послышался справа, от Дома Воинов.
– Сейчас всех демонов побьют! – злорадно объявила Тертятко-нэ. – Мужчины взялись за оружие!
Маюни оказался как раз впереди, когда из большого двускатного чума, крытого единой шкурой одного огромного зверя и увенчанного клыкастым черепом на коньке, высыпала огромная армия сир-тя, вооруженных грозными палицами со вбитыми в оголовье острыми камнями, ринулась на казаков. Мальчик невольно сглотнул, поднял саблю, выданную атаманом после зачисления в ватагу.
Размалеванные сажей и охрой враги набежали и…
И он невольно зажмурил глаза.
Стук, чмоканье, звон, протяжные стоны… Маюни открыл глаза и увидел, как Матвей Серьга шарахнулся вбок, уворачиваясь от падающей дубинки, рубанул сир-тя по затылку, тут же уколол в грудь второго, еще только заносящего оружие над головой, отпрыгнул от третьего, врезавшись в мальчика, вместе с ним грохнулся на землю, заорал:
– Чего застыл, остяк?! Отбивайся!
Справа и слева, насколько хватало глаз, казаки отчаянно бились с сир-тя, не отступая ни на шаг, хотя врагов явно было больше, причем намного. Чуть в стороне стоял Ганс Штраубе с винтовальной пищалью и тремя лучниками, холодно глядя на кровавую сечу. Он не вмешивался в схватку, но немедленно указывал лучникам на появляющихся в виду врагов с золотыми дисками на груди – и те тут же падали под стрелами. Сам немец стрелял редко – только по самым далеким врагам.
– Ахха-а!!! – Сир-тя с выпученными глазами попытался ударить в бок Ухтымку, не обратив внимания на упавших врагов. Серьга, лежа, пнул его под колено, сбивая с ног, резко поднялся, тут же припал на колено, пропуская над головой очередную дубинку, подрубил руку, вскочил, добил раненого врага. Встретил другого.
Дубинка с отрубленной рукой шлепнулась рядом с Маюни, и мальчик в ужасе впился взглядом в медленно разжимающиеся пальцы. Услыхал сбоку грозный рык, ощутил движение и, повинуясь скорее инстинкту охотника, нежели навыкам воина, подхватил дубинку, метнул в сторону опасности. Оружие столкнулось с оружием, сир-тя замялся, промахнувшись по мальчику – и Маюни, спасая свою жизнь, в отчаянии со всей силой ударил его саблей. Острый клинок вошел в тело с неожиданной легкостью, враг охнул… И жуткий могучий сир-тя превратился в жалкий кусок мяса.
– Да-а!!! – Мальчик повернулся, держа в левой руке дубинку, в правой саблю, и теперь уже бесстрашно посмотрел на извечных врагов обитающих на Оби племен.
– Ч-черт! – Ухтымка, пятясь, споткнулся о труп, упал на спину. Сир-тя, подскочив, занес над головой дубину.
– Нет! – Маюни метнулся на помощь, вытянул вперед саблю, коля врага не в тело, а в руку. Но этого хватило, чтобы сир-тя опоздал с ударом, – казак, извернувшись, уколол его в живот, вскочил:
– Спасибо, остяк!
Ухтымка тут же ринулся в новую схватку, а Маюни чуть помедлил и прыгнул к Серьге, к которому сир-тя подбирались сзади, подставил свою дубинку под удар, закричал, размахивая саблей. Казак обернулся, присел, подрубая врага поперек груди, вскочил, отмахнулся от дубинки второго врага, ударил его ногой в пах, тут же рубанул промеж лопаток согнувшегося от боли дикаря. Справа от Маюни Ухтымка весь выгнулся, пропуская дубинку за спиной, но неудачно: она прошла прямо по телу, разодрав кафтан и глубоко вспоров кожу. Паренек закричал от боли и крутанулся. Сверкнула сабля, голова сир-тя скатилась на землю, а молодой казак запрыгал, мотая головой:
– Ух ты, как больно-то! Посмотрите кто-нибудь, что там? Я жив? Меня убили?
Казаки опустили оружие, недоверчиво поглядывая по сторонам. Битва кончилась, больше на них никто не нападал. Уцелевшие сир-тя попрятались, над селением повисла тишина.
– Да помогите же! – взмолился Ухтымка.
– Хватит скакать, оглашенный! – подошел ближе Силантий Андреев, положил ему руку на плечо. – Хм, ребра просвечивают. Однако же целые. А кости целы – мясо нарастет. Коли антонова огня не случится, конечно же… Эй, племяш! Сумку мою найди, Кудеяр. Там мох болотный заготовлен. На спину ему наложи, пока кровью не истек, да тряпицей замотай плотно.
– Сделаю, дядя Силантий!
– Ганс! Раненых и павших сочтите! – громко скомандовал Иван Егоров. – Кондрат, Силантий, Серьга, Михайло, за мной!
Казаки, держа наготове оружие, вслед за атаманом вошли под крышу капища, по набросанной в несколько слоев сыромятной коже миновали развешанные черепа, раскрашенные сажей и кровью циновки, небольшой очаг, в котором тлели голубоватыми огоньками крупные древесные угли, откинули закрывающий путь в самую глубину полог – и ахнули! Там на застеленном замшей возвышении тускло отливал желтизной истукан в половину человеческого роста высотой и с достоинством длиною в полсажени.
– Свят, свят, свят, – размашисто перекрестился Михейко Ослоп. – Да в нем, верно, пудов десять веса выйдет!
– Может, и более, – согласился воевода, убирая саблю. – Главное, чтобы струг выдержал, дно не проломилось. Мыслю, слеги кинуть надобно и шкурами для мягкости застелить. Сделаешь, Андреев?
– Не беспокойся, атаман. Погрузим.
– Тогда ты за старшего. Михейко, выволакивай истукана!
Снаружи опять послышались крики, визг, и воевода поспешил туда.
В это самое время из озера спешили выбраться на берег девушки. Они увидели плывущие по глади озера струги – и попытались спастись от новой опасности. Митаюки-нэ, надеясь незамеченной сбежать в перелесок, сразу пошла наискось, в сторону от святилища, ближе к дороге. Однако остальные воспитанницы устремились за ней, да еще с испуганными криками, и несчастных заметили, сразу несколько дикарей побежали наперерез. Юная шаманка попыталась парализовать их волю, но силы и опыта не хватило, враги даже не замедлили шага, что-то насмешливо крича.
– Их всего десять, а нас много! – крикнула Тертятко-нэ. – Бежим, всех не поймают!
Поначалу Митаюки-нэ подумала так же, спеша домчаться до перелеска, но странные дикари тоже оказались шустры, на дорогу выскочили первыми, преграждая путь. Девушки повернули левее, ближе к воде. Чужаки, расходясь, обнажили свои сверкающие палки, грозно закричали. Девушка ощутила накатившуюся от них волну гнева с остро-кислым привкусом смерти и замедлила шаг, вскинула руки:
