Сергей Шведов - Око Соломона
– А ты почему от них отстал? – прямо спросил у проходимца Бланшар.
– Так ведь лотарингцы нам чужие, – не растерялся Фульшер. – В Ксериоде они нас добычей обнесли. Так с какой стати я в Никее буду ноги бить за их интерес.
Венцелин Фульшеру не поверил. Виконт Гийом и рыцарь Симон слишком опытные люди, чтобы атаковать столицу Румийского султаната со столь малым количеством людей. Никея, это не захудалый Ксериод, который пал по глупости бека, вздумавшего явить доблесть на улицах предместья вместо того, чтобы защищать цитадель. К сожалению, сомнения Венцелина не были приняты в расчет ни Петром Отшельником, ни его рыцарями, ни тем более простолюдинами, ринувшимися на никейскую дорогу сразу же, как только прослышали об удаче лотарингцев. Огромные толпы брели без всякого порядка, не озаботившись дозорами, то и дело рассыпаясь по равнине, в поисках добычи. По прикидкам Венцелина, крестоносцев насчитывалось никак не менее пятидесяти тысяч человек, и при умелом руководстве они вполне могли успешно противостоять сельджукам Кылыч-Арслана, а уж тем более одному из его атабеков. К сожалению, эти объятые религиозным экстазом и жаждой наживы люди не знали и не хотели знать, что такое дисциплина. Рыцари даже и не пытались навести среди ополченцев подобие порядка. Венцелин был едва ли не единственным человеком среди них, которому удалось собрать небольшой отряд, да и то во многом благодаря кузнецу Бланшару, пользовавшемуся немалым авторитетом среди простолюдинов. Самым скверным в создавшейся ситуации было то, что крестоносцы, сбиваясь в немалые стаи, легко отрывались от основной массы, и уходили в никуда. Вернулись они обратно или сгинули без следа – установить не представлялось возможным. Только на второй день пути предводители крестоносцев сообразили, что их атакуют, причем со всех сторон. Поползли слухи о тысячах людей уже убитых сельджуками. Поначалу этим слухам не верили, потом встревожились. Вальтер Неимущий попросил Венцелина выяснить судьбу большого отряда во главе с рыцарем Матвеем, двинувшегося к Никее своей дорогой.
– И кто им указал этот путь? – спросил Венцелин.
– Кажется, Фульшер Орлеанский, – пожал плечами Вальтер.
Венцелин взял с собой Коротышку и Проныру – оба хорошо держались в седле, и в случае опасности на них вполне можно было положиться. Отправились они в разведку поутру и уже к полудню наткнулись на жуткое зрелище. Все поле было устлано трупами крестоносцев. Судя по всему, их атаковали на марше с двух сторон, не дав построиться в боевые порядки. Люди, похоже, пытались спастись бегством, но ровная местность, лишь кое-где поросшая кустарником, не дала им ни единого шанса на спасение. Сельджуки без труда настигали бегущих и расправлялись с ними без всякой жалости. По прикидкам Венцелина, на пожухшем от августовского солнца и крови поле полегло никак не менее десяти тысяч человек, пятая часть всего крестоносного воинства. Коротышка и Проныра, болтавшие всю дорогу без умолку, словно языки проглотили. При всем своем простодушии и легкомыслии они не могли не понимать, чем может аукнуться христову воинству потеря такого количества людей.
– Надо возвращаться, – сказал Венцелин своим приунывшим спутникам. Но, к сожалению, это оказалось проще сказать, чем сделать. Семеро сельджуков на резвых конях вылетели из-за соседнего холма и бросились на крестоносцев, как коршуны на добычу. Венцелин благоразумно уклонился от встречи. Проныра с Коротышкой последовали за ним, полагаясь на резвость своих коней. Однако сельджуки предугадали и этот их маневр: наперерез отступающим крестоносцам вылетели пятеро лихих наездников. Судя по всему, турки решили взять Венцелина и его спутников живыми, а потому и не стали стрелять из луков.
– Не останавливаться! – рявкнул Венцелин на перепуганных подручных и направил своего жеребца навстречу ближайшему сельджуку. Судя по кольчуге, облегавшей стройное тело, и украшенной серебром уздечке, турок был не простым воином, возможно даже беком. При сближении Венцелин неожиданно завалился вправо, избежав тем самым удара сельджукского меча, а потом резко выпрямился в седле, что стало полной неожиданностью для самоуверенного бека. Поединок длился считанные мгновения, но и этого Венцелину хватило, чтобы раскроить противнику голову. Сельджуки, потерявшие своего начальника, дрогнули. Один даже попытался в последний момент развернуть коня, но не успел. Тяжелый меч Венцелина опустился на его плечо, и жизнь для лихого наездника закончилась раньше, чем он успел встретиться с землей. Третьего турка убил Проныра, с необычайным проворством бросивший в своего зазевавшегося противника дротик. Сельджуки, похоже, никак не ожидали, что добыча, которую они не без оснований считали своею, окажется столь неуступчивой. Они, правда, метнули в крестоносцев несколько стрел, но этим и ограничились, не рискнув продолжить столь неудачно начавшуюся охоту. Ловкий Коротышка успел подхватить под уздцы вороного жеребца убитого бека и увлечь за собою. Убедившись в том, что погони не будет, Венцелин приказал придержать коней. Бек бездушной куклой лежал на шее своего вороного, и Коротышке с Пронырой пришлось изрядно потрудиться, чтобы стащить сельджука на землю. Впрочем, раздели они его с похвальной быстротой. По всем писаным и неписаным правилам кольчуга и конь принадлежали Венцелину, однако тот взял только вороного, кольчугу уступил Проныре, а богатый кафтан и расшитый золотой нитью пояс – Коротышке. Последнему достался и лук убитого. Хорошо сработанная кольчуга пришлась Проныре как раз впору. А вот для Коротышки кафтан был явно великоват, что, однако, не помешало юнцу в него облачиться. Серебряные монеты, обнаруженные в седельной сумке убитого, решили потратить на продовольствие, дорожавшее с каждым днем.
– А перстни, – спохватился в самый последний момент Проныра.
Перстней было три, но поскольку ни Проныра, ни Коротышка понятия не имели об их истинной ценности, то они без сожалений отдали побрякушки Венцелину. Венцелин небрежно бросил перстни в седельную сумку, где уже позвякивало серебро покойного бека. В лагерь крестоносцев возвращались триумфаторами, но с чудовищной вестью. Вальтер Неимущий, выслушав рыцаря, только обреченно махнул рукой и выругался. После чего спохватился, возвел глаза к небу и прошептал почти беззвучно молитву.
– Виконт вернулся, – сказал он, поворачиваясь к Венцелину.
– Когда?
– Только что, – вздохнул Вальтер.
Виконт Гийом, в рваной одежонке с чужого плеча, сидел прямо на траве и жадно пил вино из кубка. Рядом прохаживался Петр Отшельник, чем-то сильно встревоженный. Знаменитый осел стоял в десяти шагах от хозяина и уныло пережевывал пучок травы, подарок какого-то доброхота. Картина была почти идиллической и никак не соответствовала переживаемому трагическому моменту. Вальтер коротко сообщил Петру и виконту сведения, привезенные Венцелином. Проповедник крякнул почти по-утиному и всплеснул руками. А виконт фыркнул в мокрые от вина усы. Как вскоре выяснилось, Шерпентье бежал из плена, куда угодил во время битвы, разразившейся у стен Ксериода. Гийом винил во всем Симона, который хватил лишку и решил потягаться с сельджуками в чистом поле. И поначалу им показалось, что они одержали победу, волна сельджуков, катившаяся на ощетинившихся копьями крестоносцев, вдруг рассыпалась в разные стороны и обратилась в бегство. Гийом и Симон лично возглавили преследование и уткнулись в новую сельджукскую лаву, втрое превосходившую по численности первую. Рыцари и сержанты, коих насчитывалось чуть более двух сотен, буквально утонули в турецком море. Виконта выбросили из седла, и в себя он пришел уже в плену, когда от десятитысячного отряда лотарингцев осталось кровавое месиво. Шерпентье имел счастье собственными глазами лицезреть бека Ильхана, толстого холеного турка с побитым оспой лицом. Тот заломил за несчастного де Мелена такой выкуп, что у виконта едва глаза на лоб не полезли. К счастью, Гийому удалось выскользнуть из лагеря, обменявшись одеждой с одним из рабов. Почти двое суток он блуждал по незнакомой местности, пока, наконец, не наткнулся на крестоносцев.
– Значит, силы у бека немалые? – спросил Венцелин.
– Двадцать пять тысяч, и все конные, – охотно подтвердил Гийом. – Правда далеко не все они в кольчугах, но мечи и копья есть у всех. И еще – кони их гораздо резвее наших и спастись от них бегством не удастся никому. Теперь я понял, Венцелин, почему ты согласился уступить цитадель несчастному Симону. Ксериод действительно стоит двадцати лошадей.
– За твою понятливость, виконт Гийом, я уступлю тебя коня, взятого из-под убитого сельджука, – усмехнулся Венцелин. – А о кольчуге и мече ты уж сам позаботься.
Шерпентье принял подарок с достоинством, но все-таки не удержался от слов благодарности в адрес щедрого саксонца.
