Александр Прозоров - Последняя победа
Однако продолжать искушать судьбу Митаюки не рискнула – прошла дальше через рощицу по широкой и выстеленной подорожником тропе и оказалась собственно в поселке.
Как обычно, его сердцем была большая, утоптанная до каменного звона площадь в сотню шагов окружностью. По краям чернели три кострища – свою пищу сир-тя обычно готовили на общих кострах, у воды тянулась к небу огромная священная береза с большим родовым амулетом, а слева от нее возвышалось святилище. Тоже чум, но покрытый шкурой двунога с огромной клыкастой головой и черными камнями в глазницах.
Площадь была пуста, и это удивило чародейку – обычно в центре играло множество малых детей под присмотром мам. Может, местные жители затеяли какой-то праздник за границей селения? Вон, в святилище тоже никого не видно. Или вдруг все дружно отправились на огороды? Если, конечно, они вообще имеются в этом теплом месте…
Митаюки-нэ подошла к священной березе, присмотрелась к амулету. Он был сухим, чистым, не пел и не трепетал, не плакал. Явно не предчувствовал для здешнего рода никакой опасности. Этот факт ведьму порадовал. Если она не представляла опасности местным сир-тя, то и они, верно, сильно на нее не ополчатся.
Разве только язычники окажутся невероятно сильны и уничтожат ее вместе с передовым отрядом без заметных потерь…
Но в такую возможность многоопытная лазутчица не верила.
Девушка внимательно рассмотрела противоположный берег Варанхая, потом развернулась к березе спиной и окинула взглядом чумы за площадью.
Три десятка строений, возле некоторых копошатся хозяйки, огромная куча общих дров… Детские крики вдалеке, и тишина справа – там, где через селение от Дома Девичества должен находиться Дом Воинов. Тихий плеск воды за священным деревом.
Что-то здесь было не так, непривычно, но Митаюки никак не понимала, что именно.
Дрова, чумы, кострище, пустая площадь…
«Менквы! – внезапно сообразила чародейка. – Нигде не видно зверолюдей!»
Тупые, но сильные, покрытые рыжей шерстью существа всегда выполняли в селениях сир-тя самую тяжелую, грязную и нудную работу: валили сухостой и таскали дрова, убирали мусор, выделывали шкуры, копали землю, чистили разросшиеся заросли. Их же колдуны использовали как главную силу в случающихся войнах. И против казаков, на завоевание острога, тоже отправляли в первую очередь именно их – могучих, безмозглых, бесстрашных. Многие сотни менквов, возможно даже – тысячи, тонули в холодных морских волнах, срывались с крутых стен, гибли под пулями, калечились, умирали от голода. И, похоже, на берегах Варанхая их больше просто не осталось. Теперь великим сир-тя приходилось работать в лесу и на огородах самим.
– Может быть, именно поэтому в поселке так пусто? Жители заняты делами? – рискнула пробормотать вслух Митаюки-нэ. – Вот уж не ожидала, что за поражение колдунов Великого Седэя столь явственно расплатятся простые мирные сир-тя из глухих лесных селений…
Она осмотрелась еще раз и отправилась в обратный путь.
* * *Одну маленькую слабость Митаюки-нэ себе позволила: остановилась в том месте, где уходящая от Дома Девичества тропа растворилась в джунглях, на мангровые корни не полезла. Свернула в лес и, полазив среди зарослей, вскоре нашла папайю, увешанную спелыми фруктами. Срезав несколько штук, залезла на ближнюю гаварею, привычно сплела гамак и устроилась на отдых, не спеша, с удовольствием перекусывая.
Расчет оказался точен. На следующий день, вскоре после полудня, со стороны реки до чародейки донеслись мерные перестукивания. Девушка спустилась на землю, двинулась на звук и вскоре увидела запыхавшихся, потных сир-тя, прорубающих путь через прибрежный кустарник.
– Привал! – скомандовала она. – Четыре часа отдыха! Подготовить оружие, сегодня вечером оно может понадобиться.
– Да, госпожа! Слушаемся, госпожа, – с облегчением выдохнули воины, вытягиваясь на тропе и попарно падая в траву. Лечь бок о бок троим места уже не хватало.
– Рад видеть тебя, красавица! – Ганс Штраубе двигался в середине колонны, с винтовальной пищалью за спиной и бердышом в руках. – Как сходила?
– Падай, капитан! – указала на свободное место Митаюки-нэ, а сама присела рядом, скрестив ноги. – Ложись, ложись и лапки раскинь. Не хочу, чтобы у тебя в сумерках рука дрогнула.
– Какая ты заботливая ныне, – до хруста в суставах развел плечи наемник. – Прямо любящая жена, а не воевода!
– Переправишься на тот берег, пойдешь вниз по течению, – сухо ответила чародейка. – Там через реку зарослей почти нет, вытоптали. Но в двух сотнях шагов от березы я видела густой кустарник. Спрячешься в нем. Обзор хороший, площадь как на ладони. Если кто-то из язычников покажется мне опасным, укажу на него пальцем. Сразу стреляй.
– Не боись, красавица. Первый раз, что ли? Ты токмо не забывай, что ныне ствол у меня един, а не пять. Посему, пока перезарядить не успею, повторно пальнуть не смогу.
– Сосчитать до ста? – уточнила юная ведьма.
– Успею, – согласно кивнул немец. – Считай, и можешь снова указывать. Подстрелю.
– Нахнат-хайд, – повернулась к бывшему шаману Митаюки. – В конце этой тропы стоит Дом Девичества. Его нужно незаметно обогнуть и расставить воинов в лесочке за ним. Сможешь?
– Да, белая госпожа! – поклонился воин.
– Без моего приказа не нападать! Мне не нужна кровь. Мне нужно повиновение.
– Да, белая госпожа, – кивнул Нахнат-хайд.
– Тарсай-няр, тебе поручаю отрезать от площади Дом Воинов, – положила руку на плечо тархадца чародейка. – Как ты понимаешь, он стоит дальше, за селением. И туда тоже нужно добраться незаметно.
– Обогнем по тому берегу, – тут же нашел выход вождь. – Издалека не заметят.
– Я доверяю тебе, потомок мудрых и храбрых нуеров.
– А ты, как всегда, отправишься одна? – сделал вывод Штраубе. – В самое логово?
– Чего мне бояться, Ганс? – пожала плечами ведьма. – Со мною вера и слово Господа нашего, Иисуса Христа!
– Вот, добавь к этому англицкую пистоль, – вытянул немец из-за пояса маленькую пищальку с короткой изогнутой рукоятью. – Дальше двадцати шагов из нее стрелять бесполезно, но с десяти слона свалит. В ней пуля в половину моего пальца размером. Сейчас пороху на полку подсыплю для уверенности… – Наемник достал из сумки костяной рог, еще раз проверил механизм, придирчиво осмотрев кресало, и отдал оружие девушке. – Перед выстрелом взвести надобно, помнишь?
– Помню, – кивнула Митаюки и сунула тяжеленную штуку за пазуху. – Все должны быть готовы к первым сумеркам, когда язычники закончат молитву и приступят к ужину.
* * *С привала чародейка ушла последней – привычно слившись с природой вокруг, став неразличимой и неощутимой. Однако со временем немного ошиблась и вышла на площадь, когда вечернее восхваление Нум-Торума уже закончилось и местные жители сгрудились у костров, распространяющих в стороны горьковатый запах жаренного на углях волчатника. Небо начало темнеть, и стоило поторопиться, иначе сидящий в засаде наемник мог ее в сумерках и не различить.
Митаюки нырнула в святилище, надеясь застать его пустым, ведь шаманам тоже нужно кушать. Однако перед золотым идолом, выставившим богатое мужское достоинство, сидел на небольшом чурбаке старик в замшевой тунике и задумчиво перебирал сухо щелкающие костяные четки. В свете двух маленьких масляных лампад разглядеть его подробнее было невозможно. Даже цвет волос терялся в полумраке.
– Ты все же пришла, исчадие тьмы, служительница зла, поклонница смерти, – не поднимая головы, произнес колдун.
– Ты знаешь обо мне? – удивилась чародейка.
– Не такой уж я плохой шаман, ведьма, – усмехнулся сир-тя, поднимая к ней свое черно-красное переменчивое лицо. Сумерки и два пляшущих огонька скрадывали и постоянно искривляли черты старика.
– Тогда скажи, зачем я здесь?
– Ты явилась смутить умы, черная ведьма, поманив мое племя неясными сокровищами, неверной славой, проклясть старых богов и посеять новые надежды, – вздохнул колдун.
– И как ты поступишь?
– Никак, черная ведьма, – покачал головой хозяин святилища. – Мне все равно никто не верит. В нашем селении больше нет веселья и сытости, покоя и богатства. С каждым годом жить становится все труднее и труднее, и моих сил не хватает изменить все обратно. Древние обряды больше не радуют сир-тя, дары их становятся все беднее, а служение духам не привлекает учеников. Я устал, черная ведьма, и я хочу покоя. Может статься, твой бог и вправду окажется счастливее моего, и твои надежды не обернутся белой пылью. Вручаю тебе судьбу моего рода, служительница белых иноземцев. Делай то, зачем пришла.
– Я заберу у твоего племени старых богов, шаман, но заменю их великой славой и богатством, – пообещала Митаюки-нэ. – Они забудут былую тоску.
Чародейка взяла из-под опоры чума кувшин с горючим маслом, плеснула на стены, на полог. Из другого, широко взмахнув, полила пол. Часть жидкости попала на лампады, и огонек тут же радостно побежал во все стороны.
