Завещание великого шамана - Колупаев Александр Алексеевич
– Нет, оставьте жильё. Смету на больницу пришлите тоже.
– Но это более трехсот миллионов рублей! – изумилась Зинаида Петровна. – Это нужно будет проводить через министерство.
– Я оплачу со своего личного счета! – успокоил я ее, доставая чековую книжку.
Никогда ещё я не видел такого изумления на лице чиновника, когда я протягивал ей подписанный чек.
– Да не смотрите вы так! Я – богатый человек, очень богатый! Только лично мне многого не надо. У меня квартира меньше вашей, и машина не иномарка. А деньги должны служить людям. Не буду же я жить в замке среди нищеты и духовной пустоты…
– Вот вы где! – в дверях появился сияющий улыбкой глава города.
– Александр Петрович, как говориться: долг платежом красен! Мы ужинали у вас, извольте отобедать у нас!
– Отобедаем, Иван Тимофеевич. Приглашайте! – я встал из-за стола и направился к выходу. Ощущение было такое, словно кто-то приказал мне чего-то ждать.
Точно! В последнее время все ощущения меня не обманывали. Только я пригубил чай, как у Ивана Тимофеевича зазвонил телефон:
– Да, откликнулся он. – Это вас! – передал мне трубку.
– Слушаю, Холмин!
– Александр Петрович, вам срочно нужно прибыть в больницу, состояние вашей матери резко ухудшилось! – по характерному акценту я узнал Ашота Автандиловича.
– Прошу прощения, мне нужно срочно в больницу!
– Что-то с мамой? – глава администрации города тоже встал из-за стола.
– Да, ей стало хуже…
– Инна, сопроводите нашего гостя в больницу. Я к вам присоединюсь позднее.
Главврач встретил меня на крыльце:
– Не стану скрывать от вас: первый раз мы её вытащили… Боюсь что, сердце второй раз не заведётся, оно у неё потрёпанное, как карман ситцевого халата.
Мать встретила меня слабой улыбкой. Лицо у неё заострилось, покрылось желтизной.
– Как хорошо, что я тебя увидела! Представляешь, только что разговаривала со своей мамой! Она благодарила за внука и просила меня не спешить, а попрощаться с тобой.
– Да ты что, мама? Сейчас врачи сделают тебе укол, примешь лекарство, – завёлся я.
– Погоди, Сашенька! Послушай меня. Сделай так, как я говорю: позаботься о Генке, он хороший, только характером слабый, вот и лезет в бутылку…
– Не волнуйся, мама, о Геннадии я позабочусь.
– Слушай, сынок, дальше – как умру, – я сильнее сжал её руку, – ты сильно не убивайся, жила алкашкой, а умирать пришлось, вот по – человечески… Сынок, ты меня не хорони, я страсть как боюсь раскрытой могилки! Ты меня сожги, а пепел развей по ветру, хочу быть везде, везде! И на лугу, и в поле, пусть меня речка несет в океан… Обещаешь?
– Да, я все сделаю, как скажешь, и на луг и в поле… Мама! – её рука безжизненно повисла в моей.
Я посидел возле неё минут пять, затем протянул руку и медленно закрыл ей глаза.
Кто-то тронул меня за плечо. Дежурная медсестра протягивала мне картину.
Я взял подрамник с натянутым на него холстом. Это была законченная картина.
Яркая, зелёная опушка, усыпанная цветами, казалась, кричала о торжестве жизни. Почти половину картины занимал тёмный лес. Даже зелень тяжелых хвойных лап казалась чёрной. Этот, почти непроглядный мрак, прорезал узкий тоннель. В светло-золотистом свете, в конце тоннеля, слабо угадывалась фигура человека. И было не понять, вышел он из леса или, наоборот, заходит в него. Безысходностью веяло от этой фигуры. Безысходностью и отчаянием.
Глава сорок пятая
В доме губернатора было шумно. Большинство гостей собралось заранее. Солнце клонилось к горизонту. Вечерело. Слуги готовили свечи в позолоченых канделябрах и расставляли их на столе среди множества холодных блюд и закусок, осторожно сдвигая бутылки с вином. Гостей было много. Но большинство напросилось на праздничный вечер под разными предлогами. Ещё бы – ожидалось прибытие одного из учителей. Упорно ходили слухи, что это будет сам мудрый Алекс, правая рука великого Ксанда. Слухи эти, стараниями епископа Ифата, обросли такими подробностями и нелепыми домыслами, что затмили сам праздник в честь миротворящего Фера.
Среди гостей своими яркими нарядами выделялись три купца торговой республики Либраны. Они явились на приём к губернатору, потрясая многочисленными кошельками, прикрепленными к широким красным поясам. Их охрана – девять человек, нанятых из воинов армии Тибота, свирепо топорщили рыжие от хны усы и держали руки на рукоятях кривых сабель. Стайка женщин в пышных платьях, отороченных кружевами, жалась от них в дальнем углу большого и роскошно обставленного зала. Особняком держались два капитана торгового флота Либраны, да шумно и развязано резались в карты офицеры мушкетерского корпуса. Двери на противоположной от входа стороне распахнулись, и в зал, звеня серебряными шпорами, вошёл губернатор заморских владений короля Унерланда, наместник ордена святителей на земле Афеция, главный судья и торговый рефрен, почетный член дворянского собрания и просто сеньор Арми. Справа и слева от него степенно вышагивали легаты и посланники ордена Жедал и Ифат, позади, как и положено подданным, чтящим своего властелина, шли генерал Чуал, капитаны военных фрегатов Азигет и Жуш. Была в свите губернатора ещё парочка капитанов пиратских кораблей, но кто помнил их имена? Сегодня они капитаны, а завтра – висельники на реях. Губернатор обвел взглядом притихший зал и, не увидев обещавшего прийти одного из учителей, вопросительно взглянул на Жедала. Тот, наклонившись, что-то прошептал ему на ухо. Губернатор, кивнув в ответ, широким жестом руки пригласил всех за праздничный стол. Гости, нестройно толпясь, заняли свои места. Только один стул, с высокой оббитой красным бархатом спинкой, сиротливо стоял пустой рядом с губернаторским креслом, больше похожим на трон.
Когда все расселись, хозяин застолья встал, не торопясь, налил себе в высокий фужер тонкого стекла немного красного вина, взглянул на подданных, взял хлеб и поглядел на огромные настенные часы. Словно испугавшись взгляда губернатора, часы стали отбивать пять часов.
Не успело стихнуть эхо от последнего удара медного молоточка в серебряный колокольчик, как в дверях появился разряженный в желто – зелёный фрак мажордом. Он ударил тяжелым посохом в мраморный пол и громогласно произнёс:
– Их величество, мудрейший в своих познаниях, учитель – Алекс! – трижды ударив в пол посохом, отошёл в сторону. В двери стремительно вошел… монах в смиренных одеждах.
Гости, в изумлении, пристав со своих мест, рассматривали тёмно – коричневую накидку, чёрный капюшон, перехваченный простой бечёвкой. Ропот разочарования прошелестел по залу и стих под высоким потолком. В наступившей тишине, тот кого назвали учителем Алексом, не спеша, развязал толстую верёвку на поясе, сдернул капюшон и, тряхнув плечами, сбросил просторную монашескую сутану на пол. Возглас изумления, казалось, повис в зале. Перед глазами присутствующих предстал стройный молодой человек в необычных одеждах. Но не это привлекло внимание гостей: на его голове сверкала и переливалась искрами драгоценных камней корона из солнечного металла. Грудь его ярко – синего камзола украшала толстая, ну просто до неприличия, длинная желтая цепь, вся в бляшках и кругляшах, да ещё и дополненная тремя цепями из лунного металла до того крупной вязки, что они подошли бы больше на кандалы каторжникам королевских галер. На десяток ниток жемчуга, каждая из которых стоила, наверное, губернаторского дворца, никто уже и не обращал внимания.
Пряжка пояса, шириной в ладонь, почти скрывалась под дюжиной кошельков, формой больше похожих на объевшихся бегемотиков, была явно изготовлена из блестящего металла. Бока ослепительно красных штанов, сплошь покрывали золотые сентамы королевства. Застёжки чёрных башмаков тяжелы, словно слитки драгоценного металла. Пока гости пялили глаза на столь неслыханные богатства, в зал, один за другим, вошли десять человек. Судя по одежде и по наличию пары кошельков на поясах каждого, это были слуги учителя. Они внесли с собой пять довольно объемных сундуков. Дождавшись, когда в зал вошли десять охранников, в облегающих тело одеждах, слуги, словно по команде, разом откинули крышки сундуков. В немом изумлении все встали с мест. И было от чего! По краям сундуков вдруг вспыхнул свет. Он был ослепительно белый, пламя волшебных свечей шло ниоткуда, не колебалось и не давало копоти и дыма. Это режущее глаза пламя своим колдовским светом осветило содержимое сундуков. Там были монеты из солнечного металла. Их было так много, что казалось: все сокровища мира ничтожно малы и жалки пред этой сверкающей грудой. Возглас изумления вихрем пронесся по залу. Кое-кто из дам упал в притворный обморок, и кавалеры суетились возле них, обмахивая веерами. Губернатор, забыв про свое высокое положение, засеменил, переваливаясь, словно утка, спеша к вошедшему учителю.
