Помазанник из будущего. «Железом и кровью» - Ланцов Михаил Алексеевич
Часть 11
«Сова, открывай, медведь пришел!»
Петька приходит к Василию Ивановичу и говорит:
— Василий Иванович, у Анки зуб заболел.
— Ну и что?
— Так я ее пристрелил, чтобы не мучилась.
Глава 77
Кабинет Шувалова Петра Андреевича, канцлера Российской империи. Вечер 3 октября 1867 года. Стук в дверь.
— Кто там? Входите! — Уставший Шувалов с командиром британского экспедиционного корпуса Генри Пэджетом обсуждали вопросы о подготовке города к обороне. Уже который час кряду ими рассматривались весьма разрозненные донесения, а потому они сильно утомились и нуждались в отдыхе. Хотя бы и просто в форме отвлечения от дел.
В кабинет вошел адъютант и, взяв под козырек, сообщил, что пришла важная дипломатическая почта, положил ее на стол и вышел за дверь. Он догадывался о том, что в этом конверте не было ничего позитивного, поэтому не желал присутствовать при его вскрытии. Петр Андреевич повертел в руках этот пакет, который ничем не отличался от прочих, и вскрыл. Внутри имелась небольшая записка на английском языке, написанная рукой Джона Рассела. Он хоть и ушел с поста министра иностранных дел Великобритании, но продолжал курировать этот государственный переворот, играя роль менеджера проекта.
Вот примерный перевод этой записки:
Дорогой Петр Андреевич, с прискорбием сообщаю вам, что все свои дела в России я сворачиваю, так как обстоятельства складываются совершенно неудачно для их продолжения. Также хочу вас проинформировать о том, что двадцать четвертого сентября сего года британский экспедиционный корпус по ходатайству премьер-министра был объявлен вне закона. Всех его солдат и офицеров ждет военный трибунал и, вероятно, казнь после возвращения на Родину. Туманный Альбион больше не желает с ними иметь ничего общего. Теперь вы все — сами по себе. Да поможет вам Бог.
Петр Андреевич прочел это письмо еще раз. Улыбнулся. Бросил на стол. Откинулся на спинку кресла и разразился приступом истеричного смеха. Ничего не понимающий Генри взял бумажку, пробежался по строчкам и медленно осел обратно на диван с совершенно бледным лицом.
Посмеявшись с минуту, Шувалов встал, подошел к бару, достал оттуда бутылку с первоклассным коньяком и прямо из горла выпил примерно половину. Закашлялся и, успокоившись, сел обратно. Впрочем, не выпуская бутылки из рук.
— Это конец, сэр, — Петр Андреевич сделал акцент именно на этом иноземном обращении. — Англия от нас отвернулась. К Москве стягиваются войска со всех центральных губерний, а в конце весны подойдут казаки. Впрочем, до конца весны мы не доживем… Андрей! Андрей! — В кабинет вбежал адъютант. — Андрей, никаких сведений из Варшавы не приходило?
— Приходило, Ваше Высокопревосходительство. Мы их сейчас формируем в общий пакет и обобщаем.
— Неси так. Поспеши. И… Андрей, принеси еще коньяка и закуски. — С этими словами Шувалов залил в себя на глазах изумленного англичанина и адъютанта остаток емкости, трубно отрыгнул и бросил опорожненную склянку в угол комнаты. У него на лбу выступил пот, а на лице появилась блуждающая улыбка. — Ну что, англичанин, — сказал Шувалов, после того как адъютант, подняв пустую бутылку, вышел, — мы теперь с тобой трупы. Как говорится, мертвее не бывает.
— Вы пьяны…
— Да, я пьян. Но иначе я бы застрелился. Такой провал! И все из-за вас! Не влезь вы со своими вероломными интригами, и я бы был все так же — на коне. — Он зло сплюнул на пол и откинулся на кресло, положив ноги в сапогах на лакированную столешницу. — Как же вы меня все утомили!.. Вот не хотел я в это ввязываться. Не хотел. Да… Да что теперь сожалеть. Что делать будем, Генри? Сейчас принесут донесения по Варшаве, и мы узнаем, как скоро состоятся наши похороны.
— Англия нас не бросит…
— Уже бросила! Мы с тобой, Генри, козлы отпущения. Нас бросили на жертвенный алтарь примирения с Александром. Видимо, он там что-то в Дании учудил, вот они и решили передумать. Или, может быть, вы для них важнее репутации? Ха! Ха! Ха! — нарочито нагло вел себя Шувалов. — У тебя, как и у меня, руки по локоть в крови. И доказать, что ты не был причастен к убийству императора и его семьи, никто не сможет. Мы с вами теперь, так сказать, братья по могиле. Вы бандит, и я бандит! — Шувалов злобно улыбнулся. — Хорошо, если нас просто повесят. А ведь эта августейшая морда может выдумать что-нибудь поинтереснее… — В дверь постучали. На пороге появился адъютант с помощниками, они несли поднос с коньяком и закуской, а также бумаги по Варшаве, которые запросил Шувалов. Проводив их пустым взглядом, Петр Андреевич налил «бодрящего напитка» в коньячные бокалы до краев, совершенно пренебрегая тем, что принято наполнять понемногу. — Пейте! Не мучайте себя. — После чего отпил глоток из своего бокала, посмаковав, поставил его рядом и углубился в чтение принесенных материалов.
В общем ворохе документов были вырезки из варшавских газет, какие-то письма наблюдателей и прочее. Он читал и небрежно бросал листки в сторону, на пол. Спустя пятнадцать минут он поднял взгляд на сэра Генри:
— Ну что, брат-мертвец? — Генри перекосило от очередной злой шутки Шувалова, и он, не выдержав, опрокинул в себя бокал коньяку. — Александр совершенно разгромил царство Польское. На поле подле Варшавы жители умоляли его принять царскую корону. Я не понял, как он это сделал. Из газет и писем какой-то бред получается. Но он это сделал. Теперь его путь лежит сюда. От Варшавы до Санкт-Петербурга по железной дороге ехать примерно около суток. Если не спеша — то до двух-трех суток.
— Так он должен быть уже на подступах! — вскочил с дивана Генри.
— Не суетитесь, Генри, — скривился Шувалов. — Даже если и так, у нас нет сил, способных его остановить. Этих лапландцев он даже не заметит. Вы же сами говорили, что финны совершенно неподготовлены к боям. Особенно артиллеристы. Двадцать тысяч совершенно неготового ополчения, пусть и прекрасно вооруженного, против двадцати с лишним тысяч отличных солдат, которые наголову разгромили датчан? Кто еще? Гвардия? Ее больше нет. Части деморализованы и сильно пьют. Если вы найдете хотя бы тысячу гвардейцев, которые в состоянии твердо стоять на ногах, то я сильно удивлюсь. Англичане? Много их у вас? Да, да. Горстка. Что думаете делать? В Англии вас повесят. Как и меня. Останемся тут — тоже умрем. Отступать нам некуда. Сражаться нечем.
— Отступать всегда есть куда. — Генри немного взбодрился от коньяка, налил себе еще, выпил и с хитрой улыбкой посмотрел на Шувалова: — Конечно, былого положения в обществе нам не вернуть, но спокойную, сладкую жизнь до самой старости я знаю, как нам обеспечить.
— Я весь внимание! — Шувалов цепким взглядом уставился на сэра Генри.
— Сколько вы сможете собрать денег золотом или серебром до утра?
— Думаю, тысяч сто серебром.
— Немного. Монетный двор или казначейство взять реально?
— Да, но это очень шумно. Да и рискованно. Могут возникнуть недоразумения, а то и проблемы.
— Есть что-то более ценное, что вам доступно?
— Бриллиантовая комната.
— А что там хранится?
— Императорские регалии и самые ценные подарки августейшей семье.
— Отлично. Собирайте своих людей. Самых преданных из числа тех, кто запятнал себя в преступлениях. Но не более полусотни. Забирайте указанные вами деньги и все ценное, что можно взять в бриллиантовой комнате. Одной императорской короны, если ее продать по частям, нам хватит на много лет. Я же подготовлю паровую шхуну, что использовалась мной для связи. Вырежу там команду. Приведу своих людей, преданных мне до гроба. И…
— Сбежим? Думаете, нас выпустят?
— Мы попробуем. Под шведским флагом, ночью… есть хороший шанс, что мы проскочим.
— А потом куда?
— В мире много мест. Купим себе новые фамилии. Устроимся и прекрасно заживем, заведя какие-нибудь плантации на южных островах среди туземцев. Что кривитесь? Вам больше по вкусу веревка? Петр Андреевич, решайтесь, я в любом случае ждать прихода Александра тут не намерен. Это вопиющая глупость. Да, я труп, но я хочу жить. И мне плевать на то, что там кто-то решил в Лондоне иначе. Вы со мной?
