Михаил Ахманов - Страж фараона
За стенами форта стоял отряд Стражей Песков, особой воинской части, рассредоточенной вдоль западной границы Та-Кем и охранявшей державу от набегов ливийских разбойников. Среди ливийцев – или темеху, как называли их в Обеих Землях, – насчитывалось множество племен, больших и малых, богатых и нищих, но неизменно воинственных. Правда, те, что побогаче, были и поспокойнее – как, например, племя мешвеш, весьма небедные скотоводы, обитавшие на побережье Уадж-ур к западу от Дельты. Но мешвеш повезло, так как в прибрежных низинах были вода и пышная растительность, с моря дул влажный бриз, а с юга, отгораживая пустыню, возвышались горы. Конечно, и в их земле случались неприятности – землетрясения и моретрясения, изменяющие береговую линию, сильные ветры с гор – рагис, вроде новороссийской боры, и морские ураганы, что нагоняли воды на берег – по-местному шар-кийя, а по-египетски – кардим.
Но все же мешвеш могли считать себя счастливыми, ибо другим темеху, обитающим в песках, приходилось много хуже. Пословица Та-Кем гласила: когда начнет дуть ветер пустыни, познаешь вкус смерти на своих губах, – и ливийцы чувствовали этот вкус всю жизнь, день изо дня, из года в год. Селились они в оазисах, и чем оазис был крупней, тем больше и богаче племя. В мелких оазисах жили самые отъявленные разбойники, коим глотку человеку перерезать – что козу подоить. Одни уходили на восток, служить фараону, другие предпочитали грабить, по природной склонности и потому, что всего у них не хватало – земли и воды, проса и фиников, украшений и одеяний, а больше всего – скота и женщин, до коих были они весьма охочи. Вот этих-то мародеров и укрощали Стражи Песков.
Отряд в Хененсу был невелик, всего полсотни лучников под командой младшего офицера-знаменосца по имени Нехси. С царским казначеем, своим могущественным тезкой, он в родстве не состоял, а являлся младшим сыном мелкого чиновника из сепа Аменти, и за душой у него были три медных кольца, лук, секира да гиксосская наложница. Годами и опытом он тоже похвастать не мог, так как видел двадцать два разлива Хапи, а в битвах и вовсе не участвовал ни разу. Тем не менее Семен, познакомившись с ним, решил, что юношу подает надежды, – у женщин гиксосов характер был скверный, а Нехси все-таки уживался со своей наложницей и колотил ее древком лука всего лишь дважды в день, утром и вечером.
Итак, свита Семена плюс четыре осла с поклажей двигались по дороге, наслаждаясь теплым, но не жарким днем и свежим ветром, налетавшим с Озера. Шли они часа четыре, время близилось к полудню, и до Хененсу оставалась пятая часть сехена, то есть километра два. Местность была ровной, пустынной, лишь кое-где торчали деревья да бродила по лугам скотина – антилопы трех пород, козы с овцами, ослы и небольшие упитанные коровы. Мирный день, мирный пейзаж...
Вдали уже показалась стена с надвратной башней, когда с нее затрубил сигнальщик и резкие пронзительные звуки понеслись над берегом. Семен приставил ладонь ко лбу, всмотрелся и различил, как из ворот выбегают крохотные фигурки, забрасывают за спину луки с колчанами и строятся в походную колонну. Сперва у него мелькнула мысль, что Нехси решил оказать ему честь – встретить с помпой, под гром барабанов, с салютом и почетным караулом. Однако звук рожка становился все тревожнее, и люди в Семеновой свите заволновались, зашумели, а кое-кто, нарушив чинный порядок шествия, остановился и заорал, тыкая пальцем назад.
Семен обернулся. Западный горизонт был затянут дымом; клубы его, сначала легкие, белесые, похожие на облака, становились с каждым мгновением все гуще, все темнее, а под ними поблескивало алым, будто там, на границе лугов и пустыни, поднималось второе солнце. Но для великого Ра место было неподходящее, как и время, и потому Семен не сомневался, что видит дым пожарища.
– Ливийцы! – завопил кто-то из слуг. – Ливийцы, да проклянет их Амон! Грабители!
– Погибель наша! – отозвался погонщик, падая в дорожную пыль на колени. – Спаси нас, мать Изида!
– Они далеко! – крикнул Семен, метнувшись к ослу, тащившему в поклаже его секиру. – Без паники! Слушать господина! – Он поднял оружие и потряс им в воздухе.
– Слушать господина! – разом проревели Техенна и Ако. – Всем молчать! Слушать!
Крики стихли, и Семен, поглядывая на приближавшихся воинов Нехси, приказал:
– Ослов разгрузить, корзины и мешки взять на плечи и двигаться в Пи-Мут, не останавливаясь в Хененсу. Там ожидать меня. Ты, Пиопи, – он повернулся к старшему из писцов, – проследишь, чтобы никто не потерялся и не отстал, а еще ты примешь плитку у мастеров и рассчитаешься с ними.
– Да, господин. Слушаю твой зов, господин.
– Ты, То-Мери, позаботишься о поклаже, папирусах с записями, моих одеяниях и мешке с серебряными кольцами. Дашь почтенному Пиопи столько, сколько он скажет.
– Но, господин, я хочу...
– Забыла, как надо сказать? – рявкнул Семен. – Поучись у Пиопи!
Девушка потупила взгляд.
– Да, господин. Слушаю твой зов, мой господин.
– Вот так-то лучше. Идите!
Процессия торопливо двинулась к Хененсу, а он остался на дороге со своей секирой, с Ако, Техенной и четырьмя ослами. Лучники приблизились, и Семен отметил, что юный Нехси, кажется, бледноват, как и большая часть его воинства. Из пятидесяти человек только два теп-меджет и дюжина солдат были в возрасте за тридцать, а значит, успели понюхать ливийских клинков; все остальные – молодежь, хуну неферу. Под стрелами не стояли, щит под секиру не подставляли, а главное, сами глоток не резали...
Он поднял руку и велел подбежавшему Нехси:
– Одного теп-меджет и двадцать лучников, самых неопытных, отправь обратно – нельзя крепость оставлять без защиты. Прикажи гонцов разослать – в Пи-Мут и по деревням, чтоб люди вместе собрались и скотину в луга не гнали. Прочие солдаты пусть грузят оружие на ослов. Быстрее пойдем! Даже побежим!
Нехси сразу приободрился, порозовел, вскинул жезл с флажком и принялся распоряжаться. Трех минут не прошло, как ослы были навьючены, отряд разделен и люди, готовые к походу, построены колонной. Они тоже повеселели, услышав командирский голос и почувствовав твердую руку знатного семера. “Чтоб вас Амон квартирой и пенсией одарил”, – подумалось Семену, вспомнившему своих начальников из ВДВ.
– За мной, бегом! Теп-меджет, ты – сзади... Будешь подгонять отстающих!
Они помчались по дороге, вздымая клубы пыли и нахлестывая ревущих ослов.
Пара сехенов – изрядное расстояние, и пешему человеку одолеть его быстрей, чем за три часа, никак не под силу. Поэтому когда Семен и солдаты добрались до угодий Тотнахта, все было кончено: горевшее – догорело, мертвое – лежало и не двигалось, живое – ругалось и шевелилось, а уворованное исчезло вместе с ворами. Пропало в пустыне, бескрайней, как океан...
К счастью, Шедау, Тотнахт и большинство пантер не пострадали, ибо налетчики, увидев их топоры и копья и получив в подарок тучу дротиков, откатились на исходные рубежи – то есть к самой западной части побережья. Здесь картина была жуткая: полсотни сожженных хижин, пустые загоны для скота и трупы хозяев – мужчин, женщин постарше и детей. Девочки и девушки исчезли вместе с антилопами и козами, и след их заметали ветры пустыни.
Пустыня...
Повернувшись к ней, Семен замер на границе страны Пиом, где, среди зелени трав, чернели останки сгоревших хижин, валялись мертвые тела, разбитые горшки, рассыпанное второпях зерно. Мрачный пейзаж, но вид перед ним был еще страшнее: желто-серое необозримое пространство, сначала ровное, а затем дыбившееся горами песка, что достигали пятисот локтей в высоту. Небо густой сапфировой синевы, прозрачный жаркий воздух, гряда тянувшихся к горизонту серых скал, будто разделявших край жизни и край смерти... За ним – прохлада Озера, журчание вод в бесчисленных канавках, трава, деревья; впереди – пылающие под солнцем дюны, будто часовые, стерегущие от живых загробное царство, сказочные поля Иалу... Однако он знал, что на самом деле пустыня не мертва, что есть оазисы жизни в этом знойном море, и там обитают убийцы и воры, дети песка. Добраться бы до них!..
За его спиной ругался Тотнахт:
– Песчаные вши, пропившие мумии отцов! Чтоб пиво у них кисло во всякий день! Чтоб красные лапы Сетха разодрали им задницы! Чтоб...
– Сколько их было? – спросил Семен, обернувшись.
Бывший копьеносец замолчал с открытым ртом, затем нахмурился и вымолвил:
– Сотни две... может, побольше... Ну, двоих я наладил к Сетху! Одного – секирой, другого – дротиком!
– Наших побили, – буркнул молчальник Шедау, – много... Молодых увели. Еще побьют и уведут. Если вернутся.
Нехси, знаменосец, понурил голову, чувствуя себя виноватым – не спас, не защитил... Его помрачневшие стрелки бродили вместе с пантерами, их женами и сыновьями по пепелищам, разыскивали мертвых, переносили, укладывали в ряд. Никого нельзя позабыть, оставить без погребения, лишить загробной жизни... Шеренга трупов все росла и росла; другая, куда стаскивали убитых ливийцев, была много, много короче. Может, десяток разбойников, может – полтора... Ако и Техенна склонялись над ними, рассматривали одежду, изучали лица и обломки оружия.
