Варяг. Обережник - Мазин Александр Владимирович

Данила, как и все, пережидал обстрел, ныкнувшись за частокол. Потом вместе со всеми метал копья, бросал камни, прикрывал тех, кто лил вниз кипяток. Попутно увидел, что таран, теперь походивший не на дракона, а на червя, вгрызается в намороженный лёд перед воротами. Сходство было очень даже велико: воины, прятавшиеся под навесом из дерева и шкур, откалывали ледяные куски, а те, кто стоял за ними, отгребали обломки дальше, выбрасывали сзади из тарана.

Долго предаваться художественным аллегориям Молодцову было некогда – он работал без устали, параллельно стараясь смотреть по сторонам, чтобы не схватить стрелу. И тут он увидел бородатого викинга, замахивавшегося копьём в его сторону. Тот стоял слева, поэтому копьё полетело снизу вверх наискосок. Данила прикрылся щитом, тут в очередной раз пригодились навыки, вбитые Воиславом: сам защищайся как хочешь, но товарища открывать не смей. Молодцов впечатал ноги в деревянный настил, вцепился в него пальцами, как делают на секциях карате, закрутил туловище.

Копьё со всей мощью ударило в щит, Данила правильно его довернул, жалобно треснула деревянная основа, но сулица срикошетила. В этот момент Клек повернулся, чтобы глянуть на своего товарища.

– Хорошо, – одобрил он, – рот только закрой, сорока залетит.

Молодцов опомнился, встал к частоколу, давая возможность бородатому пузатенькому приказчику безопасно сбросить камень.

А таран всё ближе подбирался к воротам, скоро толстая деревянная чушка, торчавшая из-под навеса, начнёт бить в ворота, и тогда дела станут совсем хреновые.

В ход пошла смола и кипяток. Два котла, полных булькающей смерти, полились под ноги атакующих – подъём наморозили под уклоном.

Кто-то истошно заорал под тараном – пришкварило, наверное, а потом захрипел – это, должно быть, свои добили из милосердия.

Вуефаст, весь в броне, на миг встал в полный рост, держа над головой широченный пенёк, обмотанный пенькой, в который полночи вбивали клинья из камня. Эту тяжесть варяг метнул с двух рук в таран, и крыша не выдержала. Раздался треск, шкуры разошлись, пенёк провалился внутрь, в навесе осталась широченная дыра.

С гребня над воротами протянулась длинная оглобля с приспособлением, похожим на ухват, в нём держалось ещё одно ведёрко со смолой. Ухват перевернулся, ведёрко упало рядом с дырой в крыше, но смолы в неё натекло достаточно. Опять из тарана донеслись вопли, более протяжные, наружу выскочили бородатые воины в броне – викинги. Жаль всё-таки, лучше б смолой пожгло варягов.

Поглядеть на них не удалось: лучники в несколько залпов расстреляли, наверное, последние свои запасы, и викинги убежали в лес, напоследок успев поджечь таран.

Эта атака Воиславу обошлась в семерых убитых и пятерых раненых. На заимке осталось в боевом строю тридцать восемь человек, считая воинов и простых торговцев. Хуже всего то, что теперь они не могли надёжно оборонять весь частокол – между защитниками оставались слишком большие промежутки. И сука нурман наверняка знал, как этим воспользоваться. И воспользовался.

Под вечер из леса высыпали десяток небольших групп строем по два-три, позади них маячили по пять-шесть лесовиков. Стрелять по ним из крепости не стали – стрел и копий было мало, но когда они подобрались к намороженному валу и начинали его долбить, тут уж приходилось действовать – со стен лился кипяток, смола, летели вниз копья да стрелы. Но чтобы проделать все эти операции, необходимо было высунуться из-за защиты частокола и подставиться под удар глоткорезов Гуннара.

За этот предвечерний штурм Воислав потерял ранеными и убитыми ещё шестерых, при таких же потерях среди атакующих – не самый лучший размен. Слабым утешением было то, что потери пришлись в основном на «ополченцев», а не воинов, к которым причислял себя Данила.

Он тоже лил кипяток, прикрывал щитом, бросал копья. Гуннаровы ребята успели продолбить колеи под несколько лестниц, как назло, вечером потеплело и пошёл дождь, вся ледяная защита потекла. Завтра точно всё решится.

Правда, предаться грустным мыслям и настроиться на «последний и решительный» не вышло. И не потому, что враг решил устроить беспокоящий огонь, хотя причина беспокойства исходила как раз от него: со стороны вражеского стана послышался шум битвы. Сперва у всех мелькнула надежда: подмога! Но звуки боя стихли очень быстро, так быстро, что Воислав даже не успел спустить отряд со стены на вылазку. Каждому стало понятно, что либо подмога была слишком слабой, либо недруги подрались между собой.

Воислав, подумав, решил рискнуть. С отрядом из десяти проверенных воинов он двинулся на разведку, всё равно в темноте и под моросящим дождём никто ничего разобрать не сможет.

Данила оказался среди тех, кто отправился на вылазку: в самом деле, не только же отборных воинов Воиславу бросать в огонь.

Построившись клином – правая рука на плечо впереди идущего, – воины неторопливо двинулись по ледяному месиву из снега и грязи. Шагали медленно, поэтому звуков почти не издавали, правда, Данила чуть не потерял свои недавно купленные сапоги.

До опушки было рукой подать, когда из леса донёсся крик, потом ещё один.

– Пленных пытают, нефыри, – сказал Клек, за которого и держался Данила, Ждан остался в крепости.

– Уходить надо, батька, – прошептал Ходинец, но так, что и Молодцов услышал.

– Клек, а в самом деле, чего Воислав назад не поворачивает? – спросил он. – Если что, по такой трясине мы до своих не доберёмся.

– Цыц, – одёрнул его варяг. – Не лезь поперёд батьки, он лучше тебя знает, что делать.

– На колени, – приказал Воислав.

Весь десяток плавно опустился на колено в ледяную грязь и так замер, не двигаясь. Данила тоже старался не шевелиться и даже дышать как можно тише, но через пять минут такой ледяной купели его начало трясти.

Вдруг между деревьями мелькнул силуэт, причём, как показалось Молодцову, он не нёс в себе опасности. Мелькнул и спрятался. Ходинец уже приготовил к броску копьё, но никто сигнала тревоги не поднял.

– Мы свои, из крепости, – тихо даже не проговорил, а пропел Воислав. – Хочешь жить – иди к нам.

Силуэт вынырнул из-за дерева и стал приближаться к замерзшим воинам, шлёпая по снегу.

– Тише, – прошипел Воислав.

Но позади беглеца уже вспыхнули факелы и раздались резкие рубленые выкрики.

Молодцов даже ощутил что-то вроде облегчения: пускай бой, пускай всё решится как можно быстрее, лишь бы не сидеть больше в этом ледяном месиве.

Ходинец, ориентируясь по факелам, швырнул копьё. Один из огней упал и потух – значит, воин не промахнулся.

Дальше беглеца выдернули из грязи, спрятали за своими спинами. Впереди факелы совершили кульбит и упали в снег, а потом раздалось приближающееся чавканье. На строй Данилы напали, он поднял щит, встал, как учили, махнул в темноту, раз, другой – пускай не видя ничего, но так ему вбили в голову наставники. А затем, совсем рядом, раздалось два глухих удара, сопровождавшихся противным хрустом, и тихий голос Воислава без грамма паники твёрдо произнёс:

– Уходим.

Воины побежали к своему оплоту, вслед понеслись крики, но они безнадёжно отставали. С частокола спустили верёвки, по ним поднялись десять человек в полном боевом и подняли с собой ещё одного раненого в окровавленных одеждах.

– Ты кто такой, малахольный? – спросил у того Шибрида.

– Щелчок я, племянник Каласа Родянина, в приказчиках у него был. И не оскорбляй меня, варяг, невелика удаль раненому грубить.

– Гляньте-ка, какой говорливый попался, вот отдадим тебя нурманам, будешь знать, как петушиться.

– Побывал я уже у нурманов.

– Зачем вы пришли? – устало спросил Воислав.

– Дядька мой сюда ехал, меха торговать, ему навстречу гонец, смерд на лыжах, так, мол, и так: нурманы и чудины честных людей обирают. Калас решил подъехать поближе, посмотреть, чего там. Ну вот, мы и посмотрели.

– Небось, решил ещё и поторговать добычу, которую нурманы на нас возьмут, – язвительно добавил Шибрида.