Крестовый поход - Посняков Андрей
Крестьяне улеглись спать рано – сказывались устоявшиеся привычки деревенских жителей – впрочем, и актеры не задержались за столом долго. Откушали яичницы с салом, закусили терпким молодым сыром красное – от простуды! – вино, да тоже улеглись спать – устали. Спасли все вместе в длинной большой горнице с лавками и мягкой соломой. Во дворе, под окошком, дремотно мычали волы, потом долго мяукала кошка, а где-то неподалеку залаял пес. Да, еще гундосил какой-то здоровенный бугай с поросячьей рожей, этакая кондовая деревенщина – напился пьяным пьяно, и делал из того доблесть, ругаясь и обещая набить морду всем своим обидчикам. Поругавшись, встал, осмотрелся… Увидал спящих у стены близнецов.
– Ого, какие девки!
– Это не девки. Спи уже, Викул, надоел! – грозно приподнялся какой-то мосластый мужчина.
– Не девки? А похожи… Я б с ними…
– Я кому сказал? Спи!
– Сплю, сплю, дядько Каим.
Пьяница, наконец, улегся и вскорости захрапел. Ну, и слава Богу.
А утром грянули бронзовым громом колокола, собирая паству к молитве. Туда все и отправились – и крестьяне, и господа артисты. Да, погода направилась, начинавшийся день – еще, правда, довольно прохладный – прямо-таки сиял желтым игривым солнышком и прозрачной лазурью неба. Пели жаворонки, степенно идущие в церковь по– праздничному приодетые сельчане с интересом косились на незнакомцев – знали уже, конечно, кто именно к ним приехал.
– Что делать-то нынче будете? – небольшого росточка паренек ухватил за руку одного их близняшек. – Песни петь? Или по канату ходить? А, может, бороться?!
– Не, – засмеявшись, отозвался Лука (или Леонтий). – Драму для вас будем ставить… точнее – комедию!
– Комедию? – смешно наморщив рожицу, переспросил мальчуган. – А что это?
– Вот приходи после полудня на луг, что за постоялым двором – увидишь.
Упомянутый «Электроником» луг как раз и принадлежал хозяину постоялого двора Миколу, с которым вчера обо всем и договорились.
– Ставьте свою пьесу, – подумав, разрешил Микол. – А начет оплаты – это, как сборы.
Как сборы… Логично рассудил, пройдоха!
А сборы обещали быть очень неплохими – в связи с базарным днем народу в селенье собралось много.
И господа артисты постарались не обмануть их ожидания!
Отстояв заутреню, приступили к оборудованию места – сколотили помост из хозяйских досок, разметили – кому где стоять и двигаться, прорепетировали несколько сцен – к восторгу сбежавшихся со всего селенья мальчишек. Потом, утомленные, отправились перекусить.
Хозяин постоялого двора Микол – жуликоватого вида мужичок с черной, с проседью, бородой и обширной лысиной, обычно прикрытой круглой бараньей шапкой – на Лешкин вопрос относительно попутного судна до Видина задумчиво почесал затылок.
– Турки, видишь ли, в последнее время не разрешают туда плавать. Говорят – не спокойно.
– Не разрешают, да, – словно о чем-то само собой разумеющемся отозвался Алексей. И тут же с хитрецой взглянул на собеседника:
– Но ведь это же не значит, что не плавают, а? Наверняка, кто-то нарушает запрет?
– Может, и нарушает, – Микол пожал плечами. – Мне откуда знать?
– Да уж, будто неоткуда? – усмехнувшись, Алексей понизил голос до шепота. – Мы бы неплохо заплатили… Ну – и тебе, за сведения.
– Подумать надо, – заявил Микол уже не так непреклонно. – Хотя, вряд ли сыщется такой владелец барки… Но, если вдруг сыщется, я подошлю мальчишку…
– Договорились! – обрадовано воскликнул Лешка. – Вот тебе пока задаток… Две аспры. Пока две…
– «Беленькие»! – хозяин постоялого двора умело подавил вырвавшуюся наружу алчность. Сделал этакое незаинтересованно-безразличное лицо – типа, мол, не особо-то и нужны мне твои деньги. Но видно было – доволен. Еще бы – за две-то аспры в Константинополе какому-нибудь землекопу или грузчику полдня вкалывать!
После полудня, закончив рыночные дела и отстояв обеденную службу, народ потянулся на луг. В чистом нефритовом небе праздничным прожектором сияло солнце, освещая празднично одетую публику и одухотворенные лица артистов. Собравшиеся бурно обсуждали все, обделанные сегодня дела – кто что купил, кто что продал – хвались друг перед другом покупками.
– Эй, Христо, правду говорят, ты прикупил новое седло за три серебряхи?
– И не за три, а всего за две! Хорошее турецкое седло. В хозяйстве сгодится.
– В хозяйстве все сгодится. А не боишься, ну, как турки на твою усадьбу заглянут? Спросят, откуда такое седло?
– Так скажу, что купил.
– Ага! Купил! У какого-нибудь гайдука или башибузука, да?
– Я бы на твоем месте отнес седло продавцу, Христо!
– Да ну вас всех! Вот, привязались к седлу… Смотрите, вон лучше на балаган! Кажется. Представление начинается.
И в самом деле, начиналось…
Старик Периклос, вальяжный донельзя, в небрежно перекинутом на манер римской тоги плаще небесно-голубого струящегося шелка, подошел к краю помоста и поклонился зрителям. Поклонился с большим достоинством – искусство непростое, и далеко не всем доступное, Лешка, к примеру, так долго так не умел, пока Ксанфия не научила.
– Однажды как-то раз цыган собрался в горы, быть может, половить чужих коней, – выпрямившись, красивым баритоном начал мэтр.
Тот час же на сцене появился цыган – Лешка, загримированный почти под негра, так что не узнала бы и родная мать – и конь, в роли которого на подмостках блистал Аргип. Узнать парня было еще труднее.
Вот Лешка увидал «коня», затаился, затем, под смех публики, улегся на брюхо, пополз. Почуяв неладное, «конь», забеспокоился, заржал – зрители засмеялись еще громче – нет, положительно, Аргип был сегодня звездой! Потом на сцене показался один из близнецов, изображавший красотку – надо сказать, весьма даже похоже – и вожак табора – «старый цыган» Федул.
– Во, дают! – громко хохотал во все горло давешний ночной горлопан с лицом, больше похожим на свинячье рыло – щекастое, красное, с какими-то отвислыми щеками и носом картошкой. Бывают такие люди – все-то им хочется выказать себя первым парнем на деревне, хоть, казалось бы, и посылов-то к этому нет никаких, а вот поди ж ты…
– Тю! – свинорылый увидал «электроников». – Эгей, девчонки!
Действие быстро закручивалось, завораживая своей интригой собравшихся, в числе которых можно было бы лицезреть и православного батюшку, и всех остальных церковных служителей, начиная с дьякона и заканчивая сторожем. А что, почему б и им не посмотреть на то, чем так интересуется паства? Чай, комедия-то вовсе не из языческой жизни!
Время от времени прерываемое громовыми раскатами хохота действие уже подходило к концу, когда выдавший очередную репризу Алексей вдруг увидал быстро приближавшихся к постоялому двору всадников. Целый отряд всадников в ярко-красных кафтанах с черными лебедиными крыльями на зеленых и алых щитах. Сипахи! Человек двадцать. И что им тут нужно?
Собравшийся на лугу народ тоже заметил турок, но особого беспокойства почему-то не проявил. То ли налоги у всех были уже заплачены (вернее, содраны ретивыми сборщиками), тот ли эти сипахи были своими – из какого-нибудь расположенного поблизости гарнизона. На причудливом шлеме скачущего впереди усача развевался султан из разноцветных перьев, позади совсем еще молодой юноша верхом не красивом гнедом коне держал в руках нечто вроде короткого копья, украшенного лошадиными хвостами и золоченым полумесяцем вместо острия. Туг – личное знамя командира. Десятник? Или, как там по-турецки – каракулчи? Или, нет – онбаши…
За ним – рядовые воины, а дальше…
Пользуясь тем, что не был задействован в предпоследней сцене, Лешка до боли в глазах вглядывался в сипахов. И то, что он, наконец, разглядел, его совсем не обрадовало – позади всех, в компании какого-то смуглолицего мальчишки, ехал Пурим Кызыл – смотритель рынка из Златицы! Мало того, когда всадники подъехали ближе, старший тавуллярий узнал и мальчишку. Никакой был не мальчишка… Фекла! Или как ее там по-турецки, Бог весть…
