Роберт Харрис - Фатерланд
«Вернее не скажешь», – подумал Марш. Подождал, пока уйдет товарищ, и стал нервно расхаживать взад и вперед между стеллажами. Страшно хотелось курить. Руки дрожали. Он сунул их в карманы.
Это место поистине было монументом германской бюрократии. Герр А, желая что-то предпринять, спрашивал разрешения у д-ра Б. Д-р Б для перестраховки направлял бумагу выше, министериаль-директору В. Министериаль-директор В спихивал её рейхсминистру Г, тот отвечал, что оставляет вопрос на усмотрение герра А, который, естественно, возвращался к д-ру Б… Эти металлические стеллажи были со всех сторон опутаны сговорами и соперничеством, ловушками и интригами, накопившимися за тридцать лет господства партии; прохладный воздух пронизан крепкой паутиной, сплетенной из бумажных нитей.
Не прошло и десяти минут, как вернулся Хальдер.
– Гестаповцы, само собой разумеется, побывали в Кракау две недели назад. – Он нервно потирал руки. – Память у них хорошая. Важный гость. Сам обергруппенфюрер Глобоцник.
– Куда ни повернусь – везде Глобоцник! – воскликнул Марш.
– Он прилетал из Берлина на гестаповском самолете с особыми полномочиями, подписанными лично Гейдрихом. Видно, им там крепко всем досталось. Орал, ругался. Точно знал, что искать, – одно дело изъято. К обеду уже уехал.
Глобус, Гейдрих, Небе. Марш приложил руку ко лбу. Кружилась голова.
– Итак, на этом конец?
– На этом конец. Если, на твой взгляд, в бумагах Штукарта нет чего-нибудь еще.
Марш посмотрел на коробки. Их содержимое представлялось ему прахом, костями покойников. Сама мысль о том, чтобы копаться в них, была ему отвратительна. Хотелось свежего воздуха.
– Забудь об этом, Руди. Спасибо тебе.
Хальдер нагнулся и взял в руку циркуляр Гейдриха.
– Интересно, что совещание перенесли с девятого декабря на двадцатое января.
– Какое это имеет значение?
Хальдер бросил на него полный сожаления взгляд.
– Неужели ты в самом деле до такой степени закупорился тогда в нашей долбаной консервной банке? Неужели туда совершенно ничего не проникало из внешнего мира? Так слушай же, дурья голова – седьмого декабря 1941 года вооруженные силы Его Величества императора Японии Хирохито напали в Перл-Харборе на тихоокеанский флот США. Одиннадцатого декабря Германия объявила войну Соединенным Штатам. Ну что, веская причина отложить совещание?
Лицо Хальдера расплылось в ухмылке, но скоро на нем появилось более серьезное выражение.
– Интересно…
– Что?
Он постучал пальцами по бумаге.
– Должно ещё быть первое приглашение, полученное до этого.
– Ну и что?
– Не скажи. Порой наши друзья из гестапо не так уж ловко пропалывают неприятные для них мелочи, как им хотелось бы, особенно если спешат…
Марш уже стоял перед стеллажами, глядя на коробки. От подавленного настроения не осталось и следа.
– Какую брать? С чего начнем?
– О совещании такого уровня Гейдрих должен был бы уведомить участников, по крайней мере, недели за две. – Хальдер заглянул в свои записи. – Это означает, что нам нужна папка с перепиской канцелярии Штукарта за ноябрь 1941 года. Дай подумать. По-моему, это двадцать шестая коробка.
Он подошел к стоявшему у стеллажей Маршу и стал считать коробки, пока не отыскал нужную. Сняв с полки, покачал её, словно младенца.
– Не хватай, её хватай, Зави. Всему свое время. История учит терпению.
Встав на колени, Руди поставил коробку перед собой, открыл её я вытащил охапку бумаг. Разглядывая поочередно каждую, он складывал их кучкой слева от себя.
– Приглашение на прием к итальянскому послу – скучища. Совещание в министерстве сельского хозяйства у Вальтера Дарре – ещё скучнее…
Так продолжалось, возможно, минуты две. Все это время Марш стоял, нервно похрустывая пальцами и наблюдая за процедурой. Вдруг Хальдер застыл на месте.
– О, черт! – Он перечитал найденную бумагу ещё раз и поднял глаза. – Приглашение от Гейдриха. Боюсь, что совсем не скучное. Совсем не скучное.
4
В небесах царил хаос. Все туманности разлетелись на куски. По небу носились кометы и метеоры, исчезали на мгновение, а затем взрывались на фоне зеленого океана облаков.
Над Тиргартеном фейерверк приближался к своей кульминации. Спускавшиеся на парашютах яркие ракеты освещали Берлин как во время воздушного налета.
Марш притормозил, ожидая левого поворота на Унтер-ден-Линден, когда перед машиной выросла компания еле державшихся на ногах штурмовиков. Двое, обхватив друг друга за плечи, в свете фар исполняли что-то вроде пьяного канкана. Остальные барабанили по кузову и заглядывали в стекла, выпучив глаза, высовывая языки, – нелепо кривляющиеся обезьяньи рожи. Марш включил первую скорость и, развернувшись, умчался прочь. Раздался глухой стук, и один из танцоров завертелся волчком.
Он возвращался на Вердершермаркт. Все полицейские оставались на службе. Во всех окнах горел свет. Кто-то окликнул штурмбаннфюрера в вестибюле, но Марш не обратил на него внимания. Стуча сапогами по ступеням, он поспешил в подвал.
Банковские хранилища, подвалы, подземные склады… Я превращаюсь в троглодита, подумал Марш, пещерного жителя, отшельника, грабителя бумажных могил.
Архивная Горгона все ещё сидела в своей норе. Спала ли она когда-нибудь? Он предъявил удостоверение. У главного пункта выдачи развалились на стульях двое детективов, лениво листавших приевшиеся папки. Марш уселся в дальнем углу комнаты. Включил настольную лампу, наклонив абажур к самому столу. Вынул из-под мундира три листа бумаги из имперского архива.
Это были плохие фотокопии. Аппарат был плохо настроен, оригиналы в спешке заталкивались косо. Он не винил в этом Руди. Руди вообще не хотел снимать копий. Он был страшно напуган. Когда он прочел приглашение Гейдриха, с него слетела вся его мальчишеская бравада. Марш был вынужден в буквальном смысле притащить его к фотокопировальному аппарату. Едва закончив, историк метнулся обратно в комнату, быстро сгреб документы обратно в коробки и поставил их на место. Он настоял на том, чтобы они вышли из архива через заднюю дверь.
– Зави, я думаю, что нам теперь нужно подольше не встречаться.
– Разумеется.
– Знаешь, как бывает…
Хальдер стоял жалкий и беспомощный, а над их головами проносились и разрывались ракеты праздничного фейерверка. Марш обнял его.
– Не расстраивайся: знаю, прежде всего боишься за своих. – И быстро зашагал прочь.
Документ первый. Первоначальное приглашение Гейдриха, датированное 19 ноября 1941 года:
«31.7.1941 г. рейхсмаршал Великого германского рейха поручил мне совместно со всеми другими имеющими к этому отношение центральными ведомствами провести все необходимые приготовления в отношении организационных, технических и материальных мер по полному решению еврейского вопроса в Европе и в ближайшее время представить ему всеобъемлющий проект предложений по данному вопросу. Фотокопия текста этого поручения прилагается.
Ввиду чрезвычайной важности, которую следует придавать этим вопросам, и в интересах достижения единого мнения среди имеющих отношение к делу центральных ведомств касательно дальнейших задач, связанных с остающейся работой по этому окончательному решению, я предлагаю сделать эти проблемы предметом общего обсуждения. Это особенно необходимо, поскольку начиная с 10 октября евреи непрерывно эвакуируются эшелонами на Восток с территории рейха, включая протекторат.
Посему я приглашаю вас принять участие вместе со мной и другими лицами, список которых прилагается, в обсуждении, за которым последует завтрак, 9 декабря 1941 года в 12:00 в помещении Международной комиссии криминальной полиции, Берлин, Ам Гроссен Ваннзее, N56/58».
Документ второй. Фотокопия с фотокопии, местами почти неразборчивая, слова стерты, словно, надписи на древнем надгробье. Адресованная Гейдриху директива Германа Геринга от 31 июля 1941 года:
«В дополнение к заданию, порученному вам 24 января 1939 года, которое было связано с наиболее приемлемым решением еврейского вопроса посредством эмиграции и эвакуации, сим возлагаю на вас ответственность за все необходимые организационные, технические и материальные приготовления к полному решению еврейского вопроса в германской сфере влияния в Европе.
Там, где к этому имеют отношение другие государственные органы, они обязаны сотрудничать с вами.
Прошу вас в ближайшее время представить мне всеобъемлющий план, включающий организационные, технические и материальные мероприятия, необходимые для окончательного решения еврейского вопроса, к чему мы стремимся».
Документ третий. Список из четырнадцати персон, приглашенных Гейдрихом на совещание. Штукарт был третьим в списке, Булер шестым, Лютер, седьмым. Марш увидел ещё пару знакомых имен.
Он вырвал листок из записной книжки, написал на нем одиннадцать фамилий и подошел с ним к столу выдачи дел. Двое детективов ушли. Хранительницы не было видно. Он постучал по столу и крикнул: «Эй, где вы там!» За рядами шкафов послышался предательский звон стакана о бутылку. Так вот в чем её секрет. Она, должно быть, забыла о его присутствии. В следующий миг она приковыляла на место.
