Совсем не прогрессор - Лернер Марик (Ма Н Лернер) "lrnr1"

В результате официально проституции нет, а по жизни — вон она, за трешник любому желающему. И неправы девочки. Местных, конечно, в Афгане трогать не рекомендуется, зато есть вспомогательный контингент женского пола. Ну, эти все больше для больших чинов, обычному капитану редко обломится. Поэтому кто-то в политотделе армии (а скорее, гораздо выше) разрешил набор жриц свободной любви для скучающего контингента военнослужащих. Понятно, соответствующие заведения только в больших городах имеются, зато стимул замечательный для социалистического соревнования воинских частей. Даже орденов не надо — пусти погулять.

Деньги там оставались серьезные, вояки их не слишком ценили — неизвестно, где завтра будешь, и не поедешь ли домой в гробу. Так что всем хорошо было. Девочки приезжали на год, максимум два и увозили вполне приличный капитал. Советские товарищи с удовольствием отрывались, а финчасть Особой армии с чувством глубокого удовлетворения откусывала свой немаленький процент.

Как уж это оформлялось, при полном отсутствии в стране проституции и даже соответствующей статьи в УК, ему не докладывали, или осталось в еще не вылезшей наружу памяти. Само наличие заведений не скрывалось. Иногда и солдатам в виде поощрения прилетали направления. Редко, но случалось.

Дорога по советским понятиям была приличной, во всяком случае, ямы попадались не на каждом метре. Справа железная дорога, слева частоколом развесили ветви деревья. В окно задувал приятный ветерок, внутри играло радио. Попытку в очередной раз поведать о заполнении тружениками села бездонных закромов (где они находятся, интересно знать) Сашка решительно пресек. Поискал, крутя ручку, и наткнулся на концерт по заявкам слушателей. Все лучше, хоть часть песен в ушах давно навязла. Да и просят, если просят, а не сами товарищи с радио отбирают понравившееся в детстве, все больше двадцатилетней или старшей давности. Все равно неплохо.

«Есть только миг между прошлым и будущим…» — выводил задушевный голос под шум проносящихся мимо машин.

Вот именно, мысленно согласился Сашка. Это по-нашему. Прошлое у меня страшно сомнительное, будущего не видно, а живу сегодняшним днем. Никогда Даль не нравился, а песня правильная.

По просьбе бла-бла и в связи с юбилеем бла-бла, сообщило радио, «Дальнобойная». [12] Ага, это где «тормоза не откажут на спуске»…

— Твою мать! — в сердцах ударив по рулю, в голос сказал Сашка. — Есть Бог на свете — напоминает. Позвонить надо. Хорош водила, сплошной тормоз. В конторе кто-то мешал трубку снять — сейчас ищи телефон.

Теперь он погнал «Русича» всерьез. В Светлое требовалось попасть до вечера. Двигатель работал нормально, работников полосатой палочки весь предыдущий час не наблюдалось. Они все больше у городов отираются. Да и договорится без проблем, если что. Путевка у него служебная, не без причины газ давит, а поймать Галю необходимо до пересменки.

На автобусной остановке торчал дед в ватнике и ушанке. В отличие от пресловутых девиц, он явно был не морозоустойчивым. Сашка подвалил, затормозив, и спросил, показывая на крыши домов:

— У вас в деревне телефон есть?

— У нас станица! — гордо ответствовал дед, шевеля мохнатыми бровями. — А телефон имеется. В конторе. А тебе зачем?

— Так позвонить. А для чего он еще нужен?

— Кто ж тебе позволит, милок, — откровенно скалясь, удивился дед. — Не частная лавочка, чай.

Сашка мысленно плюнул. Проще дальше пилить и в поселке искать. Наверняка разрешат, только сначала три часа этих пейзан убалтывать. Хотя раз станица, они, видимо, казаки. Непонятно, откуда им тут взяться, если еще в двадцатые всех выселили, да не его дело.

— Тебе куда?

— Денег не имею, — гордо отворачиваясь, заявил дед.

— Я что, про деньги говорил? — удивился Сашка. — В Светлое еду. Если по дороге — садись. Будешь дорогу показывать и развлекать.

— Точно без денег? — подозрительно спросил дед.

— Не хочешь — как хочешь. Мне по барабану.

— Еду, еду, — поспешно согласился тот, подхватывая большой мешок и поспешно направляясь к машине.

— На заднее сиденье, багажник занят. Не испачкает?

— Ни в жисть. Все аккуратно завернуто, хорошо сложено. Гостинчики дочке везу, — залезая на пассажирское место, сознался. — Сало, еды домашней. Кнура резали. Еще кой-чего по мелочи. Да рази ж на городских харчах проживешь? Категории, снабжение. Через ногу их тудыть. То ли дело у нас в станице. И продукты свои, и молочко парное с-под коровки.

— Из всех молочных продуктов я предпочитаю молочного поросенка, — с готовностью сообщил Сашка.

— А тут сподобилась дура — в училки выбилась, — не слушая, гнул свое дед. — Образованная. В навозе ковыряться не хочет! А кому, едрена вошь, от того хорошо? Поселковые к магазинам прикреплены. Деревенские свое хозяйство имеют. А кто по распределению в село, навроде моей дурищи, так не пришей кобыле хвост. И магазина нет, и огорода. За продуктами в город мотаться, представляешь? Нет, — посмотрев искоса, поправился, — с голода не помрут, картофель там или муки отвалят от обчества, учителям тоже жить треба, но это ж неправильно! Ты уж прикрепи туда или сюда, а не издевайся. И ведь не первый год. А потом удивляются, чего это учителя отработают положенное по распределению — и в города бегут, детишек обиходить некому. И правильно делают! Что за жизнь собачья!

— У вас лучше?

— У нас, — с гордостью подтвердил дед, — колхоз-миллионер. Председатель — мужик во! И нас, справных мужиков, не в обиду слушать считает. Ефимыч, говорит, — это я Ефимыч, — правильно гутаришь, чтоб дети казацкие за землю не просто довольны были, еще и заинтересованы, все у них должно быть не хуже городских. И вещи, и учеба, и даже возможность машину личную приобрести. Быстрее всяких разных… хм.

Он, похоже, понял, что в пылу зарапортовался и намек звучит не слишком удачно.

— Чего-то ты голову морочишь, — пропуская мимо ушей, поинтересовался Сашка. — Откуда взялись-то казаки? Семиреков аннулировали еще в девятнадцатом году, вроде еще восстание было. Выселили кулаков в двадцать первом, а потом и всех прочих в двадцать третьем. Кто в Китай удрать не успел. Ты наверняка из крестьян будешь, — он хохотнул, — воевавших в Гражданскую с казаками. Вот на их земле и раздобрели!

— Да что ты понимаешь! — взвился дед. — Давно неправильная политика энтих большевиков-интернационалистов, забывших о роли казачества в построении Российского государства, осуждена. Вишь, придумали за чужой счет раздувать мировую революцию! Еще Иосиф Виссарионович в тридцать шестом снял все запреты на получение высшего образования и армейскую службу. Пересажал всех энтих и исправил глупости. Махать шашкой только в фильме легко. Враз уши коню поотрубаешь, да и соседу тоже. А в тыща девятьсот сорок девятом вышел указ Верховного Совета СССР, осудивший политику произвола и беззакония в отношении казаков. Наши генералы прекрасно поняли, кто и чего стоит. Нет уж. Опираться в пограничных областях можно только на нас. Не на «черных». Казаки завсегда за власть стоят. Мы люди государственные и долг спонимаем. Вернули нам земли и помощь оказали в переселении назад, на законные земли.

— А киргизов куда дели? — полюбопытствовал Сашка. — Которые осесть на казачьих землях и двадцать с лишним лет прожить успели?

— Кого и выгнали к ихней матери, — сердито сказал дед. — А полезные остались.

— Типа урожай собирают, а вы с плетками ходите. Неудивительно, что богато живете.

— Да что ты понимаешь! Они ж без пригляду и работать не станут. Лодырня. Да и внедряется у нас НХБ.

— Это что?

— Научно-хозяйственный бригадный метод, — странно посмотрев, объяснил дед. — Не слышал?

— He-а. Опять бригадный подряд?

Дед нахохлился и замолчал. Даже не стал заверять в очередном ничегонепонимании. Они долго ехали молча, потом Ефимыч ожил и спросил:

— А тебе куда надо?

— Войсковая часть. По делам. Как проехать, знаешь?