Сын Сталина - Орлов Борис Львович

– …Поскольку мы мало сделали для прекращения насилия, мы все являемся соучастниками в греховных деяниях, которые были совершены, и поэтому мы должны внести нашу скромную лепту в знак нашего раскаяния. Я рекомендовал бы также, если это возможно, в течение суток поститься, что было бы некоторым искуплением за эти грехи. Пост надо соблюдать в домашнем порядке, и незачем…

– Давай, Бхал! – и с этими словами Сашка спустил курок.

Одновременно с этим Ранадиве нажал на кнопку небольшой коробочки, от которой тянулись тоненькие проводки. В маленьком домике, на краю площади, сработали одна за другой три петарды. Они заглушил звук выстрела из винтовки.

Над толпой пронесся общий вздох: экспансивная пуля, посланная из переделанного слоновьего штуцера «Нитро Экспресс 577» покойного майора Корбетта, разнесла Ганди голову. Впечатление было таким, словно она взорвалась. Повисла тишина…

– А-А-А-А!!! Святого человека убили! Убили учителя! А-А-А-А!!!

И с этими криками голосящая толпа метнулась к домику, откуда раздались выстрелы. Там обнаружились трупы – лейтенант Голайли и Шардид-неприкасаемый. Оба сжимали в руках длинноствольные маузеры, вокруг валялись раскиданные гильзы. Оба убийцы, свершив своё чёрное дело, покончили с собой, явно опасаясь мести. Но напряжение толпы было столь велико, что оно неминуемо должно было куда-то выплеснуться.

В Дели полыхнул мятеж. Полки аллахабадских стрелков и бомбейских гренадёров присоединились к мстителям. В европейском сеттельменте и кварталах неприкасаемых началась кровавая вакханалия. Но и там и там нашлось, чем встретить озверевшую толпу. Англичане палили в беснующихся «мстителей» из револьверов, охотничьих ружей и винтовок, а командующий столичного гарнизона вывел на улицы броневики. А у неприкасаемых откуда-то отыскался десяток ручных пулеметов и пара сотен винтовок. Уже через два часа улицы столицы были перекрыты баррикадами. Мятежники грабили лавки и магазины, штурмом взяли несколько банков, а выпущенные из тюрьмы полторы тысячи заключенных окончательно погрузили Дели в кровавый хаос.

На второй день этого всеобщего сумасшествия группа каких-то завывающих раскрашенных дьяволов ворвалась в резиденцию вице-короля. Фримен-Томаса спасло только то, что он буквально за полчаса до нападения отбыл под конвоем гуркхской роты в расположение гусарского полка, под защиту танков. Как раз в момент атаки вовсю шла упаковка секретной документации, которой руководил личный секретарь вице-короля Бенджамин Саундерс. Результатом этой атаки стал грандиозный пожар во дворце и исчезновение несчастного Саундерса, который просто пропал, словно и не было. Вероятно, при пожаре он сгорел совсем, без остатка…

– …Слушайте, юноша…

От этого обращения Бенджамин тоненько завыл и попытался отползти назад вместе со стулом, к которому он был крепко привязан. Разговаривавший с ним странный… индус?.. пуштун?.. англичанин?.. Короче, разговаривавший с ним человек, легко переходивший с пушту на хинди или пош, [113] был явно моложе его самого, но… Боже! Как он распоряжался своими подчиненными, как легко перебил тайронцев, [114] охранявших резиденцию вместе с гуркхами, как быстро спеленал его – сильного спортсмена и хорошего боксера!..

– Слушайте, юноша, я не намерен с вами цацкаться. Вы можете сэкономить мне немного времени, я могу сохранить вам жизнь. И даже здоровье. Повторяю вопрос: где опись документов с раскладкой по ящикам? Ну?

Пытаясь не показать, насколько ему страшно, и сохранить остатки достоинства, Саундерс отвернулся. И тут же перед его глазами блеснуло лезвие узкого, тонкого, похожего на хирургический скальпель ножа. Спокойный голос с аристократическим акцентом с легкой ленцой начал объяснять несчастному Бенджамину, что с ним сейчас произойдет, в какой последовательности и какие будут результаты. От этих слов Саундерса затошнило.

– Если надумаете блевать, молодой человек, то сперва ответьте на мой вопрос, а потом – валяйте. Иначе у вас есть все шансы захлебнуться, – снова прозвучал скучающий голос. Создавалось впечатление, что этот дьявольский мальчишка пытается заставить себя выполнить скучную, рутинную, тысячи раз ранее проделанную работу…

Бенджамин не мог ему сопротивляться. Он выложил всё, расшифровал свои пометки в записной книжке, рассказал о том, куда делся лорд Уиллингтон, в подробностях описал все известные ему тайники и сейфы в резиденции… Саундерс был готов рассказать всё что угодно, включая признание в своих мелких прегрешениях далекого детства, но странного юношу это уже не интересовало. Он жестом остановил говорливого секретаря и похлопал его по плечу:

– Ну, вот видишь: рассказал – и все хорошо… – он бросил несколько отрывистых команд своим товарищам, а затем снова повернулся к замершему от страха Бенджамину. – Что мне с тобой делать, паренёк? Отпустить прямо сейчас?

Саундерс закивал головой, но странный юноша покачал головой:

– Нет, это – плохая идея… – Бенджамин замер и облился холодным потом, а его собеседник продолжал: – Ты не пройдёшь и трёхсот ярдов, малыш. На улицах сейчас очень неспокойно, и белым лучше не появляться поодиночке. Даже с оружием, а у тебя и оружия-то нет… Знаешь, что мы сделаем? – он хлопнул себя по колену, а несчастный Бенджамин замер, словно кролик перед удавом. – Я попрошу своих друзей взять тебя с собой. Знаешь, им очень пригодится человек, разбирающийся в ведении документации.

Он встал, ножом разрезал веревки, резким движением поднял Саундерса со стула и легонько подтолкнул его в сторону размалеванных дикарей:

– Давай, малыш. Вы сработаетесь и полюбите друг друга, я уверен. Осядешь, обзаведёшся семьей, а в один прекрасный день станешь начальником канцелярии председателя Совнаркома Индийской Федеративной Социалистической Республики. Так что приступай к своим обязанностям…

Бенджамин невольно посмотрел в сторону толпы раскрашенных туземцев, а когда отвел взгляд, странного юноши уже не было. Он исчез, словно привидение – бесшумно и бесследно…

8

Низкорослая маньчжурская лошадка послушно переступила и затрусила вдоль кромки снега. Всадник с узким умным лицом и длинной белой бородой чуть покачивался в такт её шагов и размышлял о странных превратностях судьбы художника, композитора и литератора, приведших его на тернистый и неспокойный путь разведчика. Ему вспомнились его коллеги-кураторы Блюмкин [115] и Трилиссер, и размышления стали ещё тяжелее. Трилиссер расстрелян вместе с Ягодой за участие в заговоре против нового «красного махатмы» – Сталина, а Блюмкин… Странно, но при воспоминании об этом горячем, увлекающемся молодом еврейчике в душе возникло какое-то тёплое чувство. Как он рвался к новым знаниям, как активно помогал в написании путевых дневников, как по-детски радовался каждому новому полотну, этюду, наброску…

И вот теперь снова работа, серьезная работа, и к тому же старший сын – тоже причастен к общему делу. Сам нашёл выходы на тех же товарищей, сам предложил работать. Однажды он сказал, что если бы на Россию напали враги, он обязательно вернулся бы на родину, чтобы сражаться хотя бы простым красноармейцем… От переживаний даже в глазу какая-то чёрная точка возникла…

Всадник приостановил своего конька, пригляделся… Глаза определенно стали сдавать. Нет никакой чёрной точки… или есть?..