Сын Сталина - Орлов Борис Львович
Вера Степановна, вязавшая «шапочку для Светланочки, а то эти архаровцы опять девочку на катание потащат, а ей, бедняжке, и надеть нечего», вдруг отложила спицы и клубок и сказала:
– Может, и нам ёлку устроить? Я бы орехи покрасила и цветов из бумаги навертела… Пирог испечём, пряников…
Идея с пирогом понравилась всем, кроме равнодушного к сладостям Надмита, который, впрочем, тоже одобрил идею праздника. Как и всякий восточный человек, бывший монах очень любил красочные зрелища, а потому тут же предложил устроить фейерверк:
– Я, конечно, не смогу запустить настоящего «Великого Дракона», – сообщил Надмит задумчиво, – но сделать «Розу» или «Дождь в бамбуковой роще» смогу.
– Гирлянду электрическую сделать несложно, – заметил Белов. – Игрушки… Ну, сами сделаем… Дождь – из фольги…
– Снег – из ваты, – подсказал Василий, – серпантин… Нарежем серпантин.
– Конфетти можно легко набить! – вскинулся Артём. – Трубку стальную по краям заточить, лист в несколько раз сложить и молотком выбить…
– Только лист краской покрасить не забудь, – хмыкнул Сашка. – Хотя бы с одной стороны.
– А ещё можно тех куколок, что дядя Максим Горький подарил, на ниточку и на ёлку повесить, – вмешалась Светлана. – Я их сейчас принесу…
Она сорвалась с места и умчалась. А когда вернулась, то Александр удержался от смеха лишь ценой неимоверных усилий: оказывается, Горький подарил детям Сталина нэцке. [5] Удивительно подходящее украшение для новогодней ёлки…
– Ещё надо флажков из бумаги сделать, – сказал он. – Нанижем на нитку – будет гирлянда… Кого-нибудь надо Дедом Морозом нарядить и Снегурочкой…
– Точно! – воскликнул Василий. – Пойдет, и будет у нас ёлка – всем на зависть!
– Вот, полюбуйтесь, товарищи, – раздался глуховатый голос Сталина. – Мы тут строим новый мир, ломаем прежние порядки и создаем новые, а наши дети – наше будущее – что вытворяют? Возрождают религиозные праздники?
Рядом с Иосифом Виссарионовичем стояли Димитров, Буденный, Ворошилов и ещё какой-то незнакомый товарищ, за спиной которых маячили Власик и Галет.
Все замерли, но Белов, приглядевшись, заметил: глаза Вождя смеялись.
– И вовсе не религиозный праздник, – сказал Саша, – а нормальный Новый год. Земля сделала ещё один полный оборот вокруг Солнца, вот и решили отметить.
– А ёлка? – прищурился Сталин.
– На Новый год ещё Петр Первый повелел дома еловыми ветками украшать.
– А святочный дед?
– Кто? – остолбенел Сашка. – Я, дайде, про Деда Мороза говорил, так он – никакой не святочный…
– А какой? – резко перебил его Сталин. – Какой?
Белов напрягся, пытаясь вспомнить что-нибудь подходящее под описание Деда Мороза, но ничего, кроме песенки из веселого мультика «Дед Мороз и лето», на ум не приходило:
Голоса у Сашки ни в прошлой жизни, ни в этой никогда не было, но скороговорочный ритмизированный текст Иосифу Виссарионовичу понравился. Он пошевелил губами, проговаривая его про себя, и кивнул головой:
– Хороший такой дедушка получается. Трудящийся дедушка. Не религиозный. Не так ли? – повернулся он к незнакомому Сашке персонажу. – Что скажете, товарищ Постышев? [7]
Тот секунду рассматривал лицо своего Хозяина, потом радостно заулыбался и зачастил:
– Вот именно! Вот именно, товарищ Сталин! Вот была бы хорошая традиция, и народу понравится, а детям особенно принесла бы радость – рождественская ёлка. Мы это сейчас осуждаем. А не вернуть ли детям ёлку? [8]
Александр заметил, как Сталин слегка поморщился, но тут же снова принял весёлый вид и похлопал Постышева по плечу:
– Вот как раз товарищ Саша и займется ёлкой, раз уж он так её любит. А вы, товарищ Постышев, возьмите на себя помощь этой интересной и нужной инициативе. Поможете организовать выступление в печати с предложением вернуть детям ёлку, а мы уж всё поддержим.
Остальные дружно кивнули. А Буденный тут же подсел к детям и принялся объяснять, какие игрушки для ёлки делали на Дону в его детстве.
Вера Соломоновна Дризо – личный секретарь Надежды Константиновны Крупской – вопреки бытовавшему мнению, вовсе не была агентом НКВД или даже просто осведомителем. И дело тут вовсе не в том, что НКВД не присматривало за вдовой основателя Советского государства, а в том, что для этого присмотра вовсе не требовалось вербовать секретаря. Телефонные звонки, телеграммы, переписка и деловые бумаги шли через общий секретариат Наркомпроса, и любой сотрудник НКВД, имея на руках соответствующую бумагу, мог ознакомиться со всей входящей и исходящей почтой Наркомпроса, включая самого наркома – Андрея Сергеевича Бубнова.
В тот морозный день 16 декабря Вера быстро шла по коридорам Наркомата просвещения, прижимая к груди толстую папку с периодикой, письмами и документами, пришедшими на рассмотрение Крупской, и, успевая здороваться с идущими навстречу сотрудниками, всё крутила в голове телефонный звонок, поступивший к ней, как только она вошла в рабочий кабинет.
Голос товарища Постышева она, естественно, не узнала, но когда тот представился, сразу вспомнила моложавого мужчину с короткой щёточкой усов и высокой причёской светлых волос. Постышев имел репутацию простоватого и даже туповатого исполнителя, однако всегда тонко чувствовавшего все веяния политической обстановки, и к такому человеку следовало прислушаться. Конечно, кандидат в члены Политбюро мог позвонить непосредственно Крупской, но просьба его и вправду требовала более длинной цепочки согласований, а к таким тонкостям опытный аппаратчик относился очень ответственно.
Именно поэтому Вера Соломоновна летела из секретариата к себе в кабинет, едва кивая встречным сотрудникам, и всё обдумывала, как подать эту новость Крупской.
Надежда Константиновна, сильно располневшая в последние годы и одолеваемая многими тяжёлыми болезнями, подхваченными в ссылках и тюрьмах, уже снимала пальто, когда в кабинет ворвалась Вера Дризо.
– Верочка? – Крупская поправила на носу большие круглые очки и посмотрела на свою помощницу. – Какая-то вы сегодня… не такая. Что-то случилось?
– Почти… – секретарь сгрузила периодику на столик резного дерева английской фабрики Чиппендейла с криво прибитым инвентарным номером и отдельно положила папку с документами на рассмотрение. Последней на самый край рабочего стола легла укладка с письмами, которые Крупская просматривала перед обедом. – Мне звонил товарищ Постышев и просил вас принять сотрудника ЦК Александра Белова-Сталина.
– Кого?! – Надежда Константиновна грозно глянула на свою подчиненную и ещё раз прошипела разъярённой коброй: – Кого?!!
Ленинская вдова начала медленно покрываться красными пятнами, очки заблестели каким-то нездоровым, шизофреническим блеском:
– Да как он… Да как он смеет?!! Кого ещё выкопал этот горец?!! – Тут она задохнулась и совершенно нелогично закончила, срываясь на визг: – Кто это вообще такой?!
Вера Соломоновна быстро схватила графин с кипячёной водой, налила стакан, накапала туда валериановых капель и, предусмотрительно отставив графин подальше, зачастила:
– Я тут через Лидочку из секретариата… Это приёмный сын товарища Сталина. Учится вместе с Василием и Артёмом… Говорят – очень странный мальчик… – Тут она понизила голос до свистящего шепота и выдохнула: – Он с ним так носится, так носится… И говорят – глаза у них похожие…
