Лицо страха - Кунц Дин Рей

— Где встретились с ней?

— На работе.

— Где вы работаете?

— Вы знаете где. В клубе «Горный хрусталь».

— И что она там делала?

— Вы знаете это тоже.

Кивнув головой, Предуцки коснулся ее колена и в строгой отеческой манере произнес:

— Совершенно верно. Я знаю это. Но видите ли, мистер Харрис не знает. Я не позаботился о том, чтобы сообщить ему. Мое упущение. Извините, вы не могли бы сказать об этом и ему?

Она повернулась к Грэхему:

— Эдна занималась стриптизом, как и я.

— Мне знаком клуб «Горный хрусталь», — произнес Грэхем.

— Вы бывали там? — спросил Предуцки.

— Нет. Но я знаю, что это клуб высшего разряда, не то что большинство стриптиз-клубов.

В один момент светло-карие глаза Предуцки сузились. Он пристально посмотрел на Грэхема.

— Эдна Маури была танцовщицей из стриптиза. Вам что-нибудь это говорит?

Он совершенно точно знал, о чем детектив думает. Ведь в программе Прайна он уже сказал, что имя жертвы может быть Эдна-танцовщица. Он был не прав, но он также и не ошибся полностью. Ее звали Маури, она зарабатывала на жизнь тем, что была танцовщицей. Со слов Сары Пайпер, Эдна пришла на работу в пять часов накануне вечером. Она выступала в десятиминутных представлениях дважды в час в продолжение семи часов, снимая детали одежды, пока не оказывалась совершенно голой. Между выступлениями, одетая в черное вечернее платье с разрезами, она подходила к посетителям, преимущественно мужчинам, сидящим по одному или группами, разносила напитки в сдержанной и элегантной манере, которая соответствовала их статусу девушек из стриптиз-шоу. Она закончила свое последнее выступление без двадцати двенадцать и покинула «Горный хрусталь» не позднее, чем через пять минут.

— Вы думаете, она пошла прямо домой? — спросил Предуцки.

— Она всегда так делала, — ответила Сара. — Ей никогда не хотелось прогуляться или повеселиться. Выступление в клубе «Горный хрусталь» — это вся ночная жизнь, которую она была в состоянии вынести. Кто может обвинить ее? — Ее голос дрогнул, как будто она снова была готова расплакаться. Предуцки взял ее руку и легонько пожал. Она позволила ему задержать свою руку, и казалось, что это доставляло ему невинное удовольствие.

— Вы танцевали в последнем вечере?

— Да. До полуночи.

— Когда вы сюда пришли?

— Без пятнадцати три.

— Почему вы оказались здесь в столь поздний час?

— Эдна любила читать всю ночь напролет. Она не ложилась спать до восьми-девяти утра. Я сказала ей, что забегу позавтракать и поболтать. Я часто так делала.

— Вы, возможно, говорили мне, — на лице Предуцки было написано затруднение, извинения, неуверенность, — я извиняюсь, решето в голове, говорили ли вы мне о том, почему вы не пришли в полночь, как только закончили работу?

— Я была на свидании, — ответила она.

Грэхем мог сказать по выражению ее лица и тону голоса, что свидание у нее было с богатым клиентом, его это немного задело. Она ему уже нравилась. Он не мог ей помочь, но она ему нравилась. Он ощущал слабые волны ее психической вибрации. Это были положительные мягкие и томные импульсы. Она была хорошим человеком. Он чувствовал это. И желал только самого хорошего для нее.

— У Эдны было свидание этой ночью? — спросил Предуцки.

— Нет. Я говорила вам. Она пошла прямо домой.

— Может быть, ее ждал дружок?

— У нее не было дружка.

— Возможно, один из старых приятелей остановился поговорить с ней?

— Нет. Когда Эдну останавливал парень, он оставался с носом.

Предуцки вздохнул, сжал пальцами переносицу и уныло покачал головой.

— Я испытываю неловкость, спрашивая об этом... Но вы были ее лучшей подругой. Вот о чем собираюсь спросить — пожалуйста, поймите, у меня и в мыслях нет, чтобы как-нибудь унизить ее. Жизнь жестока. Мы все когда-нибудь делаем то, чего не хотели бы делать. И я, кстати, не могу гордиться каждым прожитым днем. Бог знает, не судите строго. Это моя обязанность. Только одному преступлению я не могу найти объяснение. Убийству. Я действительно испытываю неловкость, спрашивая об этом... Ладно, была ли она... Как вы думаете, она когда-нибудь...

— Была ли она проституткой? — спросила его Сара.

— О, я не хотел бы таким образом! Это так беспардонно... Я действительно подразумевал...

— Не беспокойтесь, — сказала она, с мягкой улыбкой на губах, — я не обиделась.

Грэхема позабавило видеть, как она пожимает руку детектива. Теперь она успокаивала Предуцки.

— Я иногда сбиваюсь с пути, — сказала Сара. — Нечасто, может, раз в неделю. Я занималась любовью с парнем, у которого были лишние двести долларов. Для меня это все равно что стриптиз, правда. Но Эдна так не могла. Она была удивительно правильной.

— Мне не следовало бы спрашивать. Это не мое дело, — сказал Предуцки. — Но мне пришло в голову, что в ее работе могло быть много искушений для девушки, которой нужны деньги.

— Она получала восемь сотен в неделю, занимаясь стриптизом и разнося напитки, — сказала Сара. — Она тратила деньги только на книги и квартиру. Она откладывала их в банке. Больше ей не было нужно.

Предуцки был угрюм:

— Но вы понимаете, почему я спросил? Если она открыла дверь убийце, он должен быть тем, кого она знала, и знала хорошо. Это то, что ставит меня в тупик больше всего в этом случае. Как Мясник заставляет их открывать дверь?

Грэхем никогда не задумывался над этим. Убитые женщины все были молоды. Они занимали различное положение. Одна была домохозяйкой. Другая — адвокатом. Две были школьными учительницами. Три — секретаршами. Одна была манекенщицей. А предпоследняя — продавщицей. Как Мясник заставил таких разных женщин открыть ему дверь поздно ночью?

На кухонном столе были разбросаны остатки наскоро приготовленной и быстро съеденной пищи. Кусочки хлеба, засохшая шкурка от ломтика колбасы, остатки горчицы и майонеза. Два яблочных огрызка. Банка из-под консервированных персиков, в которой осталось немного сиропа. Ножка жареной курицы, обглоданная до кости, половина пирожка, три смятых банки из-под пива. Мясник был прожорлив и неряшлив.

— Десять убийств, — произнес Предуцки. — И он всегда идет на кухню, чтобы перекусить после всего.

Подавленный психологической атмосферой кухни, невероятно сильным ощущением присутствия убийцы, которое было здесь почти таким же тяжелым, как и в комнате убитой женщины, Грэхем смог только кивнуть. Месиво на столе, так контрастирующее с обычно опрятной кухней, произвело на него сильное впечатление. Банки из-под персиков и из-под пива были покрыты красно-бурыми пятнами: убийца ел, не снимая своих окровавленных перчаток.

Предуцки с безнадежным видом прошел к окну. Он смотрел на соседний многоквартирный дом:

— Я разговаривал с несколькими психиатрами об этих пирах, которые он устраивает после совершения грязного дела. Как я понял, существует два основных типа поведения психопатов после убийства. Для первого, как в случае с Миком, убийство — единственное желание в жизни. Совершив его, он ничего не трогает. Он идет домой и смотрит телевизор. Немного спит. Он впадает в глубокую скуку, пока снова не нарастает напряжение и он опять не убивает. Для второго типа характерен душевный подъем от убийства. Его настоящее возбуждение наступает не во время убийства, а после него. Прямо с места убийства он идет в бар и напивается. У него поднимается адреналин, сильно бьется сердце, он ест как лесоруб после работы и иногда забавляется с дешевыми проститутками. По-видимому, этот человек принадлежит ко второму типу, если бы не...

— Если бы не что? — спросил Грэхем.

Отвернувшись от окна, Предуцки сказал:

— Семь раз он съедал много пищи в домах убитых им женщин. Но в трех случаях он доставал еду из холодильника и создавал видимость большого обеда.

— Создавал видимость? Что вы под этим подразумеваете?

— Пятое убийство женщины Линдстром, — ответил Предуцки. Он закрыл глаза и поморщился, словно все еще видел ее тело и кровь. — Мы знали о его стиле. Мы проверили кухню. На столе была пустая банка из-под груш, пустая упаковка из-под сыра, остатки яблока и некоторые другие предметы, но это не было месивом. Первые четыре раза он был очень прожорлив, как и прошлой ночью. Но на кухне у Линдстром он не оставил ни крошки. Ни следа от горчицы, майонеза или кетчупа. Ни кровавых пятен на банке из-под груш.