Стивен Кинг - Песнь Сюзанны
– Хенчек, не получается. Думаю, я…
– Да, пока не получается, но только не думай, парень, что ты все должен сделать сам. Нащупай что-то между собой и дверью… что-то похожее на крюк… или шип… – Произнеся эти слова, Хенчек обратился к стоящим у входа в пещеру Мэнни: – Хедрон, иди сюда. Тонни, ухватись за плечи Хедрона. Льюис, ухватись за Тонни. И так далее! Сделайте это! Все!
Колонна Мэнни придвинулась. Ыш тявкнул, похоже, тоже сомневаясь в результате.
– Ищи, мальчик! Ищи крюк! Он между тобой и дверью! Нащупай его!
Джейк напрягся, тогда как его воображение внезапно нарисовало образы невероятной и ужасающей четкости и яркости, недостижимых ни в каком сне. Он увидел Пятую авеню между Сорок восьмой и Шестидесятой улицами («Двенадцать кварталов, где каждый январь исчезают мои рождественские премии», – частенько бурчал его отец). Он видел, как все двери на обеих сторонах улицы распахнулись одновременно: «Фэнди»! «Тиффани»! «Бергдорф Гудман»! «Картье», «Даблдей букс»! Отель «Шерри Нитенленд». Он увидел бесконечный холл, застланный коричневым линолеумом, и знал, что холл этот – в кинотеатре «Пентагон». Он видел двери, никак не меньше тысячи дверей, разом распахнувшихся и создавших мощнейший сквозняк.
Однако дверь перед ним, единственная, нужная им, оставалась закрытой.
Да, закрытой, но…
Ее трясло, она стучала о дверной косяк. Он это слышал.
– Давай, малыш! – процедил Эдди сквозь сжатые зубы. – Если не сможешь открыть ее, вышиби пинком.
– Помогайте мне! – прокричал Джейк. – Помогайте, черт побери! Все вместе!
Сила в пещере, казалось, удвоилась. От гудения завибрировали кости головы Джейка. Зубы давно уже выбивали барабанную дробь. Пот застилал глаза, туманя взгляд. Он видел двух Хенчеков, кивавших стоявшему за их спинами Хедрону. А за Хедроном был Тонни. А за Тонни – остальные, змеей вытягиваясь из пещеры на тропу.
– Приготовься, парень, – выдохнул Хенчек.
Рука Хедрона скользнула под рубашку Джейка и ухватилась за пояс джинсов. Джейк почувствовал, как его толкает к двери, а не оттаскивает назад. Что-то в его голове устремилось вперед, он увидел, как все двери тысячи, тысячи миров широко распахнулись, вызвав ветер такой силы, что он мог практически задуть солнце.
А потом все замерло. Зато что-то появилось… появилось перед дверью…
Крюк. Это крюк!
Он накинул на крюк, словно петлю, свой разум и жизненную силу. И одновременно почувствовал, как Хедрон и другие тянут его назад. Тут же возникла боль, невыносимая, рвущая в клочья. А потом чувство, будто из тебя вытягивают все нутро. Отвратительное чувство, казалось, кто-то наматывал на крюк кишку за кишкой. И при этом мерзкое жужжание в ушах и глубоко в мозгу.
Джейк попытался крикнуть: «Нет, хватит, отпустите меня», – и не смог. Он попытался вскрикнуть и услышал свой крик, да только в голове. Боже, его подцепили. Подцепили на крюк и теперь рвут надвое.
Только одно существо услышало его крик. С яростным лаем Ыш рванулся к Джейку. И в тот же самый момент Ненайденная дверь открылась, распахнулась, с шипящим свистом повернулась на петлях перед носом Джейка.
– Возрадуемся! – крикнул Хенчек, в его голосе слышались ужас и восторг. – Возрадуемся, дверь открылась! Оувер кам каммен! Кан-тах, кан-кавар каммен! Оувер-кан-тах!
Остальные Мэнни подхватили крик Хенчека, но к тому времени Джейк Чеймберз уже вырвал руку из руки Роланда, который стоял справа от него. К тому времени он уже летел, и не один.
На пару с отцом Каллагэном.
8
Эдди едва успел услышать Нью-Йорк, учуять Нью-Йорк и осознать, что же случилось. А самое ужасное заключалось в том, что его рассудок четко все фиксировал, он ясно понимал: все идет с точностью до наоборот от ожидаемого, однако ничего не мог поделать.
Он увидел, как Джейка выдернуло из круга, и почувствовал, как рука Каллагэна вырвалась из его руки; увидел, как они летят по воздуху к двери, в тандеме крутят сальто, словно пара гребаных акробатов. Что-то пушистое и гавкающее прямо-таки как пуля пронеслось мимо его головы. Кувыркающийся Ыш, с прижатыми к голове ушами, выпученными от ужаса глазами, которые, казалось, отделились от мордочки зверька и летели сами по себе.
Более того, Эдди вдруг понял, что он более не держит Кантаба за руку и устремился к двери… его двери, его городу и к затерявшейся там покинувшей Калью его беременной жене. И внезапно ощутил (еще как ощутил) невидимую руку, толкнувшую его назад, и голос, говоривший, не произнося ни единого слова. Услышанное Эдди было ужаснее любых слов. Слова еще можно оспорить. Тут же он услышал бессловесное «нет», и насколько мог судить, приказ этот поступал из самой Темной Башни.
Джейк и Каллагэн проскочили в дверной проем, словно пули, выпущенные из двустволки: умчались в темноту, наполненную звуками автомобильных сигналов и шуршанием шин движущегося транспорта. Издалека, но ясно, как голоса, что слышишь во сне, до Эдди донесся резкий, хрипатый, экзальтированный голос, вещающий тем прохожим, которые хотели его слышать: «Упомяни имя Божье, брат мой, это правильно, упомяни имя Божье на Второй авеню, упомяни имя Божье на авеню Би, упомни имя Божье в Бронксе. Я говорю Бог, я говорю Бог-Бомба, Я говорю Бог!» То звучал голос настоящего нью-йоркского безумца, если Эдди когда-нибудь доводилось его слышать, и он рвался к нему всем сердцем. Он увидел, как Ыш пролетел сквозь дверь, словно обрывок газеты, подброшенный с мостовой воздушным вихрем от промчавшегося автомобиля, а потом дверь захлопнулась так быстро и сильно, что ему пришлось прищуриться от ударившего в лицо ветра, и ветер этот тащил облако пыли, поднятой с пола пещеры.
Прежде чем Эдди успел закричать от ярости, дверь распахнулась вновь. На этот раз в яркий солнечный свет, наполненный пением птиц. Он почувствовал запах сосен, услышал, как вдали что-то громыхнуло. А потом его засосало в эту яркость, и он не смог даже крикнуть, что все пошло не так, что…
Эдди обо что-то стукнулся виском. Одно короткое мгновение остро чувствовал, что летит между мирами. Потом раздалась стрельба. Пришла смерть.
КУПЛЕТ: Кам-каммала, народ!
Летишь – куда носит ветер!
Полетишь – как ветер нас понесет,
Ну а как еще жить на свете?
ОТВЕТСТВИЕ: Кам-каммала, народ!
Как же жить на свете?
Полетишь, куда ветер нас понесет,
По-другому не будет на свете!
Строфа 3
Труди и Миа
1
До первого июня 1999 года Труди Дамаскус считала себя практичной женщиной, которая могла объяснить любому, что НЛО в большинстве своем – атмосферные зонды (а остальные сработаны людьми, желающими покрасоваться на экране телевизора), Туринская плащаница – подделка какого-то мошенника четырнадцатого века, а призраки, включая и Джейкоба Марли[12], – свидетельства психического нездоровья или вызваны расстройством пищеварения. Будучи практичной женщиной, она уважала себя за эту практичность, так что чему-либо суеверному и сверхъестественному не было места в ее мыслях, когда она шла по Второй авеню на работу (бухгалтерская фирма «Гаттенберг, Ферт и Патель») с холщовым пакетом для покупок и сумочкой на плече. Одним из клиентов «ГФиП» была сеть магазинов детских игрушек «КидзПлей», и сеть эта задолжала «ГФиП» приличную сумму. То обстоятельство, что они сами балансировали на грани банкротства, для Труди ровным счетом ничего не значило. Она хотела получить причитающиеся фирме 69211 долларов и 19 центов и провела большую часть отведенного на ленч часа (в одной из дальних кабинок кафе «Блины и оладьи Денниса», которое до 1994 года было рестораном «Чав-Чав»), размышляя над тем, как их заполучить. За последние несколько лет она уже предприняла определенные шаги для того, чтобы фирма «Гаттенберг, Ферт и Патель» сменила название на «Гаттенберг, Ферт, Патель и Дамаскус»; получение долга с «КидзПлей» стало бы еще одним шагом, причем довольно весомым, в этом направлении.
Так что пересекая Сорок шестую улицу и направляясь к большущему небоскребу из темного стекла, который теперь стоял на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы, обращенному к Верхнему Манхэттену[13] (раньше там находился некий магазин деликатесов, а потом некий пустырь), Труди думала отнюдь не о богах, призраках или визитерах из астрального мира. Она думала о Ричарде Голдмане, говнюке, который возглавлял некую компанию, торговавшую детскими игрушками, и о том…
Но именно в этот миг жизнь Труди переменилась. Произошло это, если быть точным, в час девятнадцать минут пополудни, по ЛВВ[14]. Она как раз добралась до бордюрного камня. Собственно, даже поставила на него ногу, когда прямо перед ней на тротуаре возникла женщина. Афроамериканка с большими глазами. Нью-Йорк не страдал недостатком черных женщин, и, видит Бог, большие глаза у них не редкость, но Труди никогда не видела, чтобы женщина материализовалась прямо из воздуха, что, собственно, эта афроамериканка и проделала. Десятью секундами раньше Труди Дамаскус рассмеялась бы и сказала, что нет ничего более невероятного, чем вот такое появление женщины, аккурат перед ней, на тротуаре в Среднем Манхэттене; однако именно так все и случилось. Определенно случилось.
