Академия вампиров.кровные узы.Книга 4. Пламенное сердце. - Мид Райчел

У меня застучали зубы. Я подтянула колени к телу и скривилась – оцарапалась об шершавый пол. Тогда я свернулась в клубок. С трудом верилось, что совсем недавно я жарилась в пустыне. Какое сегодня число? Где я нахожусь? Я уже ничего не понимала. Наркотик отсек восприятие времени. После моего похищения могли пройти и минуты, и дни.

– Привет, Сидни.

Женский голос зазвучал без предупреждения. Он как будто прогремел с потолка и эхом отдался от стен. Странно, но было в нем нечто искусственное, словно он миновал множество фильтров. Я ничего не сказала, но подняла голову и решительно посмотрела вверх. Если помещение оборудовано непростой акустической системой, то в ней вполне могут стоять и камеры ночного видения, через которые за мной наблюдают. Алхимики пытаются устроить мне сенсорную депривацию, но для себя они наверняка сохраняют все преимущества.

– Ты знаешь, где находишься? – спросил голос.

Я несколько раз сглотнула, прежде чем мой язык смог пошевелиться.

– В плену у шайки больных вуайеристов, которых возбуждает держать под замком голую девушку?

– Ты больна, Сидни. – Голос был лишен даже намека на эмоции. – Тьма, окружающая тебя, – ничто по сравнению с той чернотой, которой ты замарала собственную душу. Мы поможем тебе изгнать ее.

– Полагаю, одежда и одеяло в список не входят?

– Ты появилась в этом мире, хладная и нагая, и тебе дан новый шанс спастись.

Я уронила голову на колени и стиснула губы. Алхимики – мастера сложных метафор. Пусть болтают, сколько им угодно, но я прекрасно осознавала, что подобная депривация – обычный психологический прием, направленный на то, чтобы сломить меня. Следующие реплики подтвердили мою догадку.

– Чем больше ты будешь сотрудничать с нами в деле твоего спасения, тем более комфортабельными будут условия твоего содержания.

Мой желудок, будто уловив намек, заурчал. Я задумалась над тем, сколько же времени прошло.

– Оставьте свой комфорт себе, он мне вообще не требуется.

– Все, в чем ты попала сюда, уничтожено – за одним исключением. Это знак нашей доброй воли. Мы не собираемся быть жестокими. Мы хотим помочь тебе.

Я хранила молчание.

– Этот предмет в твой камере, если он тебе нужен, – добавил голос.

Ясно, начались манипуляции. Но было неизвестно чего ожидать от переобучения. Несомненно, все держали в строгой тайне именно для того, чтобы вызывать страх. Впрочем, мысль о моральных и физических пытках напрашивалась. Хочешь переплавить вещь – сперва сломай ее.

Голос ничего не добавил, а я поклялась себе, что не поведусь на уловку. Однако, чем дольше я сидела, тем сильнее меня одолевало любопытство. Чем же они пытаются меня искушать? Если, конечно, этот предмет и вправду существует. Разумеется, мне нельзя было поддаваться. Я понимала, что лучше всего открытое неповиновение. Но любопытство продолжало снедать меня. В конце концов, я сдалась. Разведка ведь не помешает, верно?

Я встала, с удивлением обнаружив, что у меня подкашиваются колени. У меня кружилась голова, но в темноте хотя бы не было ощущения, что комната вращается вокруг меня. Я вытянула руки и осторожно двинулась вперед. Вскоре я натолкнулась на стену. Поверхность была такой же холодной, как и все остальное, но ровнее, чем пол. А еще на стене прощупывались линии, как между кирпичами или облицовочной плиткой. Отделения для акустических колонок и камер?

Изыскания мои длились недолго. Размером клетка была примерно двенадцать футов на восемь. В углу находился унитаз и раковина, ничем не отделенные – несомненно, чтобы добавить унизительности. Повозившись, я открыла кран. Вода оказалась ледяная, но запах и вкус были нормальные, и я набрала немного в ладони, напиться. И вдруг застыла. Рядом с раковиной висел вделанный в стену дозатор с жидким мылом. От него пахло антисептиком. Я усмехнулась. Даже в тюремных условиях алхимики соблюдали гигиенические стандарты.

Не найдя больше ничего интересного, я вернулась на свое первоначальное место.

– Недурно сыграно, – пробормотала я. – А я купилась.

Спустя пару секунд меня посетила очередная идея – обшарить пол. Я уже сообразила, что за мной наблюдают, и поэтому сначала решила избавиться от неловкости и стыда. Затем я опять поползла вперед, ощупывая каждый дюйм. Единственное, что я получила в результате, – ободранные колени.

– Пусто, – сказала я. – Надеюсь, вам хотя бы понравилось представление. Я старалась.

Внезапно передо мной вспыхнул слепящий свет. Я вскрикнула и прикрыла глаза ладонью.

– Больно, да? – спросил женский голос. – После жизни во тьме трудно возвращаться к свету.

Я моргала и щурилась, но даже когда я смогла убрать руки, глаза все равно слезились. Выяснилось, что луч исходил из квадрата в стене. Как я и подозревала, туда было вделано несколько отсеков. У этого поверхность была из стекла, и я заглянула внутрь. Отсек оказался крошечным – однако туда вместились слепящие лампы…

И крестик Адриана.

Открытое неповиновение, которого я пыталась придерживаться, рассыпалось, но я быстро взяла себя в руки. Мне не следовало выказывать свои чувства. Но я не удержалась – жадно взирая на крестик, провела пальцами по стеклянной поверхности. Они ничего с ним не сделали. Маленький деревянный крестик остался прежним: нежные пурпурные вьюнки, тонкая цепочка.

– Ты не имеешь права носить святой символ, – произнес голос. – Но мы сочли это обнадеживающим знаком – то, что ты вообще его носила. Мы решили, что как бы низко ты ни пала, как бы ни извратилась твоя сущность, в глубине души ты желаешь вернуться на чистый, праведный путь.

– Я уже на данном пути, – отозвалась я, глядя на крестик. – Я давно иду по нему.

– Нет. Ты потерялась и опозорила себя. Ты попала в сети извращенного, нечестивого мира, идущего наперерез всем законам природы и спасения. Когда ты сможешь признать свою вину и покаяться в своих грехах, тогда ты получишь его обратно.

Мои пальцы тотчас сжались – так мне хотелось прикоснуться к крестику, схватить и не отпускать частицу Адриана. Мысли о нем затопили мои разум и сердце, на миг вытеснив терзающий меня холод. Адриан, с его непринужденной улыбкой и ошеломляюще зелеными глазами. Адриан, обнимающий меня и прижимающий к груди. Адриан, сражающийся со своими демонами, чтобы поступать правильно. Адриан, неколебимо верящий в меня.

Если бы я заполучила крест – эту ниточку… тогда никакие преграды и препятствия между нами не имели бы значения. Я смогла бы справиться с любыми пытками, ожидающими меня.

«Вот одно из них, – подумала я. – Морковка у меня перед носом». Они хотят, чтобы я проиграла. Если я поддамся и признаю справедливость их обвинений, я не стану ближе к Адриану. Как бы сильно я ни желала крестик, если я соглашусь с ними, значит, я пойду против Адриана – повернусь спиной ко всему, над чем так тяжко трудилась. Медленно, мучительно я оторвала пальцы от стекла и стиснула их в кулак. Мне не нужно никаких предметов, чтобы помнить о его любви. Она живет в моей душе, и этого хватит, чтобы преодолеть испытание.

– Мне не в чем сознаваться, – процедила я.

– Тебе надо сознаться во всем, – возразил голос. – Но начни с малого. Сделай один шаг по пути искупления. Скажи: «Я согрешила против моего народа и допустила, чтобы мою душу извратили. Я готова вычистить тьму». Произнеси эти слова, и тебе станет гораздо легче. Ты получишь свой крестик. Ты получишь одеяло. Получишь пищу. Так или иначе, но мы вычистим тьму, но если ты не захочешь с нами сотрудничать, то обнаружишь, что методы, к которым мы обратимся… неприятны.

Я ощутила прилив страха, но отбросила его. Я в последний раз жадно взглянула на крест и попыталась сосредоточиться не на предмете, а на любви, что светилась в глазах Адриана, когда он вручил мне его. Я отвернулась и отошла от стены.

– Мне не в чем сознаваться, – повторила я.

– Тогда ты не оставила нам выбора, – заявил голос. – Ты весьма разочаровываешь. Как печально!

Свет погас, унося крестик – и меня вместе с ним – во мрак. У меня закружилась голова, и я поняла, что они куда-то подбавили наркотик, увлекающий меня в забытье. В воде он был, что ли?