Стивен Эриксон - Память льда. Том 1
– Послушай, Ток! Мы сотрём это жалкую армию и бледного коротышку в порошок! Нет никакой нужды…
– Не уничтожай их! Прошу, Зависть. Прорежьте себе путь, да, но они нужны мне.
– Но…
– Нет времени! Я всё решил! Если удача Опоннов будет сопутствовать мне – мы ещё встретимся. Иди, ищи свои ответы, Зависть, а я найду друзей!
– Подожди…
С последней волной Ток развернулся и побежал по улице.
Оглушающая вспышка волшебства толкнула его в спину, но он не обернулся. Зависть вымещала злость.
Худ её знает, она только что могла потерять самообладание. Боги, любимая, оставь кого-то из них в живых.
Он повернул направо и опомнился лишь посреди толпы орущих крестьян, рвущихся, как и он, к основной артерии города, куда хлынули Верные. Он ворвался в безумный поток и начал кричать – бессловесно, как кричат немые, – с бездумной фанатичностью продираясь через поток.
Как листок посреди широкой и глубокой реки…
Глава десятая
Мать Тьма породила трёх чад,
Первые, тисте анди, дети возлюбленные,
на земле обитали до Света.
Затем в муках родились Вторые,
тисте лианс, в пламенной славе Света.
И в ярости Первые чада
отреклись от Матери. Были
изгнаны обречённые дети Тьмы.
Тогда она, милосердная,
жизнь даровала Третьим,
порожденьям войны между Светом
и Тьмой, тисте эдур. И тень
навеки скрыла их души.
Он получил крепкую оплеуху, боль утихла быстро – прежде, чем он успел осознать, что всё это значит, – осталось лишь щекочущее онемение, с которым он был готов легко скатиться обратно в бесчувственность. Но тут же получил вторую пощёчину.
Остряк приоткрыл глаза.
– Проваливай, – промямлил он и снова зажмурился.
– Ты пьян! – прорычала Скалла Менакис. – И воняешь. О, боги, одеяло всё заблевал. Так, с меня хватит, пусть хоть сгниёт здесь! Сам возись, Бук. Я пойду обратно в цитадель.
Остряк услышал удаляющийся стук сапог по неровным доскам пола в его убогой комнатушке, услышал, как дверь со скрипом раскрылась, а затем с грохотом захлопнулась. Вздохнул и перекатился набок, чтобы провалиться обратно в сон.
На лицо вдруг упала холодная, мокрая тряпка.
– Утрись, – произнёс Бук. – Ты, друг, мне нужен трезвым.
– Никому я не нужен трезвым, – пробурчал Остряк, отбрасывая тряпку. – Оставь меня в покое, Бук. Хоть ты-то можешь понять…
– Вот именно, я могу. А ну сядь, чтоб тебя!
Крепкие руки схватили Остряка за плечи, вздёрнули. Он сумел схватить Бука за запястья, но в пальцах не осталось силы, так, слабенько подёргаться. В голове загудела боль, налилась под закрытыми веками. Остряк перегнулся вперёд, его стошнило, желчь полилась изо рта и через ноздри на пол между потёртыми сапогами.
Позывы к рвоте утихли. В голове внезапно прояснилось. Сплюнув, Остряк скривился:
– Это была не просьба, ублюдок ты этакий. Ты не имеешь права…
– Заткнись.
С ворчанием Остряк уронил голову на руки.
– Сколько дней?
– Шесть. Ты свой шанс упустил, Остряк.
– Шанс? Ты о чём вообще?
– Слишком поздно. Септарх с паннионской армией перешёл реку. Вторжение официально началось. Говорят, по фортам за стенами города ударят ещё до заката. И возьмут их. Армия там немаленькая. Опытные солдаты, которые уже провели не одну осаду – и все успешно…
– Хватит. Ты слишком много болтаешь. Я не могу думать.
– Ты имеешь в виду: «не хочешь». Драсти мёртв, Остряк. Пора протрезветь и оплакивать его.
– Кто бы говорил, Бук.
– Я уже всё оплакал, друг. Давным-давно.
– Худа с два.
– Ты меня не понял. Как всегда. Я горевал, но горечь ушла. Теперь… не осталось ничего. Огромная, тёмная пещера. Пепел. Но ты не такой, как я, – может, ты и думаешь, будто такой же, но на деле – нет.
Остряк потянулся, попытался нащупать мокрую тряпку, которую сбросил на пол. Бук подобрал её и вложил ему в руку. Прижав ткань к раскалывавшейся голове, Остряк застонал.
– Бессмысленная, глупая смерть.
– Всякая смерть бессмысленна и глупа, друг. До тех пор, пока живущие не придадут ей смысл. Какой смысл ты придашь смерти Драсти? Прими мой совет, пустая пещера утешения не даёт.
– Да не хочу я никакого утешения!
– Лучше бы хотел. Нет цели более важной, уж поверь мне. Драсти был и мне другом. «Серые мечи», которые нас нашли, сказали, что ты был ранен, а он сделал то, что и должен был сделать друг – защитил тебя. Встал над тобой и принял на себя удар. И погиб. Но он добился того, чего хотел, – спас твою шкуру. И это – его награда, Остряк? Хочешь взглянуть в глаза его призраку и сказать, что дело того не стоило?
– Не должен он был этого делать!
– Но причина ведь не в этом?
В комнате воцарилась тишина. Остряк поскрёб щетину и наконец поднял взгляд на Бука.
По щекам пожилого мужчины бежали слёзы. Поймав на себе взгляд Остряка, он вздрогнул, отвернулся.
– Скалла готова тебя своими руками задушить, – пробормотал Бук, подходя к одинокому оконцу. Распахнул ставни. В комнату хлынул солнечный свет. – Она потеряла друга, а теперь, быть может, и второго.
– Она там потеряла двоих, Бук. Этот баргаст…
– Да, верно. Мы почти не видели Хетан и Кафала с самого приезда. Они завязались с «Серыми мечами» – что-то там назревает, думается мне. Об этом может больше знать Скалла – она ведь тоже живёт в цитадели.
– А ты?
– По-прежнему на службе у Бошелена и Корбала Броша.
– Ох, ну и дурак же ты, Худом мазанный.
Утерев лицо, Бук отвернулся от окна и натянуто улыбнулся.
– Добро пожаловать обратно.
– Да провались ты в Бездну, ублюдок!
Вдвоём они спустились по продавленным ступеням на улицу. Остряк тяжело опирался на своего худого спутника – кровь ревела у него в ушах, и волны тошноты сжимали пустой желудок.
У него остались лишь раздробленные воспоминания о городе, да и те затмили сначала потрясение, а затем эль, пинта за пинтой. Остряк в замешательстве огляделся по сторонам.
– Это мы где? – спросил он.
– В глухой дыре за Пленником, в Храмовом квартале, – ответил Бук. – Пойдёшь на север, до следующей улицы, а там уже роскошь да храмы с садами. Ты умудрился найти единственный грязный переулок в этом квартале, а в нём – единственный вонючий дом, Остряк.
– Наверное, уже бывал тут, – пробормотал тот, подозрительно разглядывая окружающие строения. – Придумал тогда какое-то другое оправдание, не помню, какое именно.
– Оправдание придумать легко. Это я хорошо помню.
– Ага, легко. И точно помнишь. – Остряк отметил плачевное состояние своей одежды. – Мне нужно помыться… и – где моё оружие?
– Скалла забрала. И бо́льшую часть денег тоже. Расплатилась за тебя – долгов нет, – так что можешь повернуться ко всему этому спиной.
– И уйти.
– И уйти. Я тебя провожу, до цитадели, по крайней мере…
– Чтоб я не сбежал, – криво усмехнулся Остряк.
Бук кивнул.
– Ладно, ещё пару колоколов до трясучки есть.
– Ага. Дестриант тебе с похмельем поможет, если вежливо попросишь.
Друзья повернули на юг, миновали скопление видавших виды жилых домов и подошли к широким проспектам между ограждёнными высокими стенами Лагерями. На улицах почти не было жителей, а немногие прохожие двигались украдкой, будто скользили по тонкому слою патины над паникой. Окружённый город ждал первой крови.
Остряк сплюнул в канаву.
– Что поделывают твои хозяева, Бук?
– Приобрели недавно покинутую усадьбу. Поселились там.
От внезапного напряжения в голосе Бука у Остряка встали волоски на загривке.
– Продолжай.
– Поэтому я и… пришёл к тебе. Одна из причин. Стражники-джидраты нашли вчера ночью первое тело, всего в сотне шагов от нашей усадьбы. Выпотрошенное. Все органы… пропали.
– Расскажи всё князю, Бук. Тут нечего раздумывать – рак в самом сердце осаждённого города…
– Не могу. – Он остановился и схватил Остряка за руку. – Нельзя. Ты не видел, на что они способны, если загнать их в угол…
– Их нужно выкурить отсюда, Бук. Пусть обнимаются с паннионцами – милости просим. Только тебя от них освободить сперва. И может, старого слугу тоже – Риза.
– Мы не можем.
– Ещё как можете…
Бук до боли сжал его руку.
– Нет, – прошептал он, – не можем!
Остряк хмуро окинул взглядом проспект, попытался сосредоточиться.
– Они начнут крушить стены, Остряк. Внешние стены. Уничтожат сотни солдат: выпустят демонов, поднимут трупы и нашлют их на нас. Сровняют Капастан с землёй для паннионцев. Но и это ещё не всё. Подумай о другом. Если именно паннионцы встанут им поперёк дороги…
– Им и достанется, – вздохнул Остряк и кивнул. – Да. А тем временем будут накапливаться трупы жертв. Оглянись по сторонам, Бук, люди и так уже близки к панике. Как думаешь, много им надо, чтобы перейти черту? Сколько ещё жертв? Лагеря – это общины родичей, все со всеми связаны узами крови и брака. Тут всё висит на волоске…
