Терри Пратчетт - Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус
Греческую трагедию отличало крайнее проявление повествовательного императива: надвигающаяся беда могла быть очевидной для публики и для актеров, но в то же время не должно было возникать сомнений в ее неизбежности. Вы были Обречены – это считалось принятым, – но все равно наблюдали за тем, насколько интересно будете Обречены. А если вам кажется, что смотреть спектакль, зная наперед, чем он закончится, глупо, то подумайте вот над чем: когда вы садитесь за просмотр очередного фильма о Джеймсе Бонде, насколько вероятным вы оцениваете шанс на то, что он не сможет обезвредить бомбу? Фактически вы следите за столь же неуклонным повествованием, что и древнегреческая драма, но все равно смотрите, чтобы узнать, как ему это удастся на сей раз.
В нашей истории роль хора исполняет Гекс. По форме наш рассказ относится к комедии, по содержанию – скорее к трагедии. Эльфы Плоского мира воплощают людское зло и порочность – ведь согласно традиции они лишены души. Пусть они во многом кажутся нам очаровательными, как и вампиры вместе с чудовищами и оборотнями. Будет печально, если из джунглей исчезнет последней тигр или если из леса исчезнет последней оборотень (да, разумеется, технически они не существуют, но мы надеемся, вы понимаете нашу мысль: для человечества наступит плохой день, если мы прекратим рассказывать истории).
Мы свалили на эльфов, йети и остальных собственные сверхъестественные проявления – нам больше нравится говорить, что чудовища прячутся где-то в глухом и темном лесу, а не скрыты внутри нас. И все они необъяснимым образом нужны нам. Матушка Ветровоск попыталась выразить эту мысль в романе «Carpe Jugulum. Хватай за горло!», сказав: «Людям нужны вампиры. Они помогают не забывать, зачем нам были даны колья и чеснок»[89]. Г. К. Честертону это удалось несколько лучше в статье, в которой он выступил в защиту сказок, оспорив предположение о том, что истории рассказывают детям о существовании чудовищ. Дети и без них знают о существовании чудовищ. Сказки рассказывают им о том, что чудовищ можно убить.
Истории нужны нам, чтобы понимать вселенную, но иногда мы забываем, что это просто истории. Недаром у нас есть пословица о пальце и луне: когда мудрец указывает на луну, дурак смотрит на палец. Мы называем себя Homo sapiens, очевидно, в надежде, что это название справедливо, но шимпанзе рассказывающий склонен путать луны с пальцами.
Когда ваш бог представляет собой неизъяснимую сущность за пределами пространства и времени, обладающую невообразимыми знаниями и неописуемыми силами, покровителя бескрайнего неба и великих высот, вера в него легко просачивается в разум.
Но обезьяне этого недостаточно. Вещи, которые можно увидеть, наводят на нее скуку. Обезьяне хочется картинок. И она получает их, а чуть погодя бог безграничного космоса превращается в старика с бородой, сидящего в облаках. Ему посвящаются великие творения искусства, и каждый богоугодный мазок кисти мягко убивает то, что пишет. Мудрец говорит: «Но это же просто метафора!», но обезьяна парирует: «Да, вот только такие крошечные крылышки не могут поднять такого упитанного херувимчика!» И тогда менее мудрые люди наполняют небесный пантеон в соответствии с иерархией ангелов, усаживают людские беды на лошадей и выписывают размеры рая, в котором будет заключен бог бесконечного пространства[90]. От историй система начинает задыхаться.
Видеть – значит не верить.
Понимая это, Ринсвинд побуждает Шекспира воплотить эльфов в реальном мире. Ведь если назвать кого-то Горчичным зерном, дальше к нему будут относиться только хуже.
Эльфы не могут понять хитрость Ринсвинда вплоть до момента, когда королева проникает в его разум, после чего спасение мира возлагается на триста фунтов обрушившегося вниз орангутана. И тем не менее план сработал на ура. Вот монолог Оберона, произнесенный ближе к концу пьесы:
Озарите сонный дом
Тихим, тлеющим огнем;
Пусть скользят, как птицы рея,
С феей эльф и с эльфом фея.
Эту песню вслед за мной
Пойте в пляске круговой.
Им больше не на что надеяться. Следующий шаг – изображение на обоях в детской. А о ведьмах говорится следующее:
Зев акулы, волчий клык,
Ночью сорванный мутник,
Плоть сушеная колдуньи,
Тис, наломанный в безлунье,
Желчь козленка, селезенка
Богомерзкого жиденка,
С чешуей драконья лапа,
Губы турка, нос арапа,
Пальчик детки удушенной,
Под плетнем на свет рожденной,
Тигра потрох размельченный —
Вот в котел заправа наша,
Чтобы гуще вышла каша[91].
Это успех. Что такое потрох? Внутренности. Определенно успех. Ведьмы появляются на сцене «Макбет» всего три раза, но затмевают всех. Наверняка они даже получали письма от поклонников. Феи играют заметную роль в «Сне в летнюю ночь», но ярче всех блистает там Моток, а огоньком древнего зла мерцает только Пэк. Их упаковали, проштамповали и отправили в дивный лес.
Несомненно, шекспировский Оберон – тоже отнюдь не олицетворение светлого добродушия. Он использует сок цветка, прозванного «праздною любовью», чтобы приворожить Титанию, царицу фей, и забрать себе ее мальчика-пажа. Он устраивает так, чтобы она влюбилась в Мотка, который к тому времени уже превратился в осла. В итоге он добивается своего, и она тоже остается довольна поворотом событий, когда отдает ему ребенка. Но это всего лишь мелкая, облагороженная злобность, раздразненная перебранка – а не война.
Тяга к неведомому сходит на нет перед мишурной реальностью конкретных образов, едва вы увидите, как с тайны опадают блестки. Бог экстеллекта Авраама оказался гораздо более убедительным, чем золотые (или, скорее, лишь позолоченные) идолы. Но, начав изображать бога в виде бородатого старика в облаках, художники Эпохи Возрождения открыли путь к сомнению. Созданный ими образ производил недостаточно сильное впечатление. Картины, навеваемые радиопередачами, всегда превосходят те, что мы видим по телевизору.
Последние пару столетий человечество стремительно истребляет свои мифы. Вера и подозрения медленно и с большим сопротивлением уступают место критической оценке, основанной на реальных свидетельствах. С другой стороны, они могут радоваться небольшому оживлению, в то время как многие рационалисты жалуются на распространение культов и странных ответвлений религии «нового века»… Но все это весьма ослабленные версии старых мифов и поверий, у которых давно повыпадали зубы.
Сама по себе наука – это не Ответ. У нее тоже есть свои мифы. Мы рассказали вам о некоторых из них или, по крайней мере, о тех, которые сами считаем мифами. Наглядным примером такого мифа служит неправильное применение антропного принципа в отношении углеродного резонанса, который рассчитывался без учета поправочного коэффициента для красного гиганта.
Научный метод нечасто применяется в своем совершенном виде. Его обычное положение сводится к обязательному чрезмерному упрощению, но суть его заключается в самом взгляде на мир. Относитесь к тому, что вам говорят, критически. Не принимайте мнения авторитетов, не взвешивая их. Наука – это не система убеждений. Ни одна система убеждений не учит подвергать сомнениям саму систему. А наука этому учит. (Хотя есть немало ученых, рассматривающих науку именно как систему убеждений. Остерегайтесь их.)
Из всех мифов и идеологий наибольшую опасность сегодня представляют те, которые эволюционирующая обезьяна еще не успела искоренить. Они по-прежнему уверенно держатся на мировой арене, причиняя страдания и сея разрушения, и, что трагично, все это делается абсолютно бесцельно. В основном они несущественны. Проблема аборта, например, в какой-то степени важна, но даже его сторонники предпочли бы, чтобы им не пришлось стоять перед таким выбором. Проблемы, касающиеся коротких юбок или длинных бород, не важны, поэтому поднимать шум вокруг них на планете, трещащей по швам от переизбытка населения, глупо и опасно. Это означало бы поставить мемплекс выше блага человечества. Такой поступок характерен для варварского склада ума, значительно удаленного от реальности и посему лишенного прямого влияния последствий свойственного ему мемплекса. Но этого нельзя сказать о поступках наивных молодых смертников, взрывающих бомбы или направляющих самолеты на небоскребы; корень проблемы здесь скрывается в поступках злостных стариков, понуждающих их делать это лишь ради нескольких мемов.
Мы полагаем, что ключевые мемы не имеют отношения к религии, несмотря на то что ее часто обвиняют в этой связи. Религия – это лишь прикрытие. Поступки тех стариков диктуются политическими мемами, а религиозный мемплекс просто является одним из используемых ими оружий. Но они часто становятся заложниками собственных историй, и в этом заключается высокая трагедия. Матушка Ветровоск никогда не совершила бы такой ошибки.
