Кассандра Клэр - Город небесного огня. Часть II
– Может быть, озеро?
– Может быть, – сказал Саймон. – Хотя нет. Похоже на…
– На что?
– На большой город, – неохотно продолжил он. – На город демонов.
– Ой… – Изабель побледнела, но потом взяла себя в руки, выпрямилась и сказала: – Давай вернемся и всем расскажем.
С потолка на серебряных цепях свисали вырезанные из гранита звезды. Джослин лежала на каменных нарах, служивших постелью, и смотрела на них.
Она уже сорвала голос от крика, а колотя в дверь (дубовую со стальными петлями), разбила в кровь руки. Стилус у нее кто-то отобрал, и, обнаружив это, она саданула кулаком по стене с такой силой, что теперь не могла разжать пальцы от боли.
Конечно, она едва ли ожидала, что ее выпустят. Если Себастьян хоть чем-то и походил на своего отца (а Джослин считала, что он во многом походит на него), то в первую очередь тем, что был, возможно, даже бо́льшим ничтожеством.
И он, конечно, был более изобретательным. Она убедилась в этом, когда все-таки обнаружила в куче мусора в углу сломанный стилус, ни на что уже не пригодный. Нет, ну разве можно так издеваться над матерью! (Это была спонтанная мысль – на самом деле она знала, что Себастьян способен и не на такое.) На ней была все та же одежда, что и на том злополучном званом ужине, который давал Мелиорн, но туфли исчезли. Волосы были неровно обрезаны до плеч, как будто кто-то (опять «кто-то»!) поработал тупой бритвой.
Мелкие, но достаточно красноречивые штришки, говорившие об ужасном характере ее сына. Как и Валентин, Себастьян умел мстить.
В замке повернулся ключ, и дверь отворилась. Джослин увидела Себастьяна. Он улыбнулся:
– Проснулась наконец, мама?
– Я не спала, – ответила она и приняла боевую стойку.
Он хмыкнул:
– Не волнуйся, я не собираюсь на тебя нападать.
Свет, струившийся сквозь узкие окна, падал ему на лицо. Точная копия Валентина, подумала Джослин. Его лицо, его черные глаза, даже грация его – грация зверя или грация убийцы. Только фигуру, высокую и стройную, он взял от нее.
– Твой оборотень цел и невредим, – сообщил Себастьян. – Пока.
Джослин решительно подавила внезапный скачок своего сердца. Никогда не показывай своих эмоций, эмоции означают слабость – так когда-то поучал Валентин.
– И Клэри, – продолжил он, – Клэри тоже цела, если, конечно, тебе это интересно. – Заложив руки за спину, он описал вокруг нее круг. – Хочешь, расскажу тебе историю о том, как одна бессердечная мать бросила своего ребенка…
– Ты не мой ребенок, – выпалила она и тут же замолчала. Не поддавайся ему, не проявляй слабости. Не говори то, что он хочет услышать.
– И все же ты хранила шкатулку, – сказал он. – Ты знаешь, о какой шкатулке я говорю. И да, я специально оставил ее в доме Аматис – так, маленький подарок на память обо мне. Надеюсь, ты была рада, когда увидела? – Он улыбнулся, и сходство с Валентином пропало. Валентин был чудовищем, но все же в нем присутствовали и человеческие черты, коих Себастьян был лишен начисто. – Я знаю, ты каждый год лила слезы над этим раритетом. – Почему?
Натолкнувшись на глухое молчание Джослин, Себастьян потянулся за пояс и потрогал рукоять кинжала.
– Полагаю, ты мне ответишь, – произнес он. – Тебя не очень удивит, если я начну отрезать тебе пальцы по одному? Ведь ты считаешь меня чудовищем.
Джослин знала, что он не шутит.
– Я плакала над шкатулкой, потому что у меня украли ребенка.
– Ребенка, который всегда был тебе безразличен.
– Неправда, – возразила она. – До твоего рождения я любила тебя. Я чувствовала биение твоего сердца и умирала от нежности. А потом ты родился и стал…
– Чудовищем?
– Твоя душа была мертва. – Голос Джослин дрогнул. – Я поняла это, едва взглянув на тебя. Твои глаза… были пустые. – Почувствовав, что ее начинает трясти, она сменила тему. – Хорошо, давай о другом. Мелиорн опоил нас?
– Какая ты догадливая, – засмеялся Себастьян.
– Насколько я поняла, Дивный народец – твой союзник. Они поверили, что ты победишь в войне с Сумеречными охотниками, а им хочется быть на стороне победителя. Кроме того, феи уже давно обижены на нефилимов, причем обижены сильнее, чем остальные обитатели Нижнего мира. Не удивлюсь, если они помогали тебе при нападении на Институты. Но знаешь что, мой дорогой, – это прозвучало язвительно, и Себастьян снова потянулся к кинжалу, – в конце концов, когда ты войдешь в силу, ты уничтожишь их, потому что в глубине души ты презираешь нежить. – Джослин бросила на сына испытующий взгляд: – Я права?
Он промолчал, но дыхание его участилось.
– Права, – кивнула Джослин. – Ты многое взял от своего отца…
Себастьян буравил ее бездонными черными глазами:
– Ты думала, что я умер… А если бы ты знала, что я жив, ты бы искала меня?
– Я попыталась бы, – ответила Джослин. – И если бы я тебя нашла, я попыталась бы научить тебя добру, попыталась бы изменить тебя. Я виню себя за то, что ты такой. Я бы вырастила тебя…
– Ты бы вырастила меня? Вырастила, но при этом ненавидела?
Она кивнула.
– Неужели ты думаешь, что в этом случае я стал бы другим? Похожим на нее?
– Ты хочешь сказать – на Клэри? – Произнести имя дочери было нелегко. Джослин боялась за нее. Похоже, Себастьян любит сестру, если он вообще способен испытывать какие-то чувства, кроме ненависти. Но в этом-то и был весь ужас. Она на собственной шкуре испытала, что такое любовь Валентина, но Себастьян превзошел своего отца. Бедная девочка, как ее защитить? – Я не знаю, что было бы, – тихо сказала она. – Зачем гадать?
– Зато я знаю. Ты бы любила меня. – Теперь в голосе Себастьяна звучала обида. – Я – твой сын. Ты должна любить меня, и неважно, похож я на нее или нет…
– А ты любишь меня? – оборвала его Джослин. – Просто потому, что я – твоя мать?
– Ты мне не мать, – он скривил губы, – и хватит об этом. Я пришел тебе кое-что показать, чтобы у тебя не было иллюзий.
Он достал из кармана стилус, подошел к стене и стал быстро рисовать руны. Постепенно камень стал светлеть и вскоре превратился в прозрачный экран.
Джослин увидела кабинет Консула в Гарде. Джия сидела за огромным столом, заваленным грудами папок. Она казалась измученной, в черных волосах были заметны седые прядки. Джия перебирала какие-то фотографии.
– Миссис Пенхоллоу, – громко произнес Себастьян Джия тряхнула головой и вскочила. Фотографии упали на пол в груду бумаг.
– Кто это? Кто там?
– Разве ты не узнаешь меня?
Джия в отчаянии посмотрела перед собой.
– Себастьян… – наконец выдохнула она. – Но еще и двух дней не прошло.
– Джия, – крикнула Джослин, – Джия, не слушай его! Он, как всегда, обманывает всех…
Но Джия ее не видела и не слышала:
– Я пока не могу дать тебе ответа, Себастьян.
– О, думаю, можешь, – сказал он. – Разве нет?
– Ну, если ты настаиваешь… – Джия распрямила плечи. – Совет обсудил твое требование. Мы не выдадим тебе ни Джейса Лайтвуда, ни Клариссу Фэйрчайлд…
– Клариссу Моргенштерн, – поправил Себастьян. – Она моя сестра.
– Я называю ее так, как нравится ей самой, – объяснила Джия. – Мы не будем торговаться с тобой. И знаешь почему? Потому что мы не можем потворствовать твоей тактике устрашения.
– Ах, как я огорчен, – фыркнул Себастьян. – Ты понимаешь, что это значит? Для начала я могу послать вам на шесте голову Люка Гэрроуэя.
Джослин показалось, что ее ударили под дых.
– Ты – можешь, – согласилась Джия. – Но если ты причинишь зло кому-либо из пленников, война вспыхнет с новой силой. Полагаю, что тебе надо так же опасаться войны с нами, как и нам войны с тобой.
– Мне нечего опасаться, – усмехнулся Себастьян. – А я, признаться, не ожидал, что ты будешь хитрить. Почему бы тебе не сказать, что Джейса и Клэри уже нет в Аликанте?
Себастьян провел стилусом по экрану, и изображение стало меркнуть.
– Ну, – сказал он, обращаясь к Джослин. – Как тебе мой трюк?
У Джослин пересохло в горле. Если Джейса и Клэри нет в Аликанте, то где они?
– Себастьян, что это значит? – спросила она.
Он секунду пристально смотрел на нее, а потом рассмеялся; смех был холодный и больше напоминал клекот. Даже когда за ним захлопнулась дверь, Джослин все еще слышала эти странные звуки.
3. Тень прошлого
На Аликанте опустилась ночь. Под россыпью звезд все казалось волшебным – башни, дома и каналы, наполовину покрытые льдом. Эмма сидела на подоконнике в комнате близнецов и задумчиво смотрела на город.
Впервые она побывала в Аликанте с родителями, и мама постепенно знакомила ее с городом; она показала ей школу, где училась, а папа отвел к памятнику семейству Карстейрзов, о которых всегда говорил с гордостью. Девочка была в восторге от города и, конечно, даже представить не могла, что когда-нибудь при взгляде на башни ее сердце будет сжиматься от горя.
