Рик Янси - Кровавый остров
– Выходит, чудовища нет, – сказал я. – И не было никогда.
– В самом деле, Уилл Генри? А чего тебе надо от чудовища? – спросил он. – Размера? Магнификум был размером с Сокотру и мог бы вырасти огромным, как весь мир. Ненасытного аппетита к человеческой плоти? Ты из первых рук узнал, до чего это зверский голод. Причудливая наружность? Назови-ка мне что-нибудь – что угодно! – более причудливое, чем то, что мы видели на этом острове. Нет уж, магнификум достоин своего имени – дракон по своей сути, пусть внешне он и не похож на то, как мы его себе представляли. И, – он похлопал по чемоданчику, в который он аккуратно уложил остававшиеся пробы крови младенца, – в моих силах его убить.
Он встал и сделал несколько шагов к кромке воды, и человек в зеркальной поверхности устремил взгляд наверх – в глаза монстролога.
– Оно почти меня прикончило, – задумчиво сказал он. Меня это поразило, ибо показалось в высшей степени странной репликой с учетом того, что обращена она была к выздоравливавшему от его ужасного укуса. Я не понял, что он имеет в виду совершенно другого монстра.
– Мое тщеславие несло меня ввысь, как Икара – крылья, – проговорил он. – И когда истина о магнификуме спалила их, я упал. Я пал очень глубоко. И падал не один.
Он обернулся ко мне.
– Когда на тебя напали и я потерял тебя в рукопашной, это… это что-то во мне сломало. Словно меня грубо пробудили от глубокого сна. Короче говоря… – он шумно прочистил горло и отвел взгляд. – Это заставило меня вспомнить, почему я вообще стал монстрологом.
– А почему? – спросил я.
– А как ты думаешь? – запальчиво огрызнулся он. – Чтобы спасти мир, конечно. А потом в какой-то момент, как у всякого самозваного спасителя, это превратилось в спасение меня самого. И ни одна, ни другая цель не достижима. Я не могу спасти мир, и я уже не слишком забочусь о спасении себя самого… но очень и очень забочусь о…
Он вернулся и сел рядом со мной. Я увидел что-то в его руке. То была фотография Лили.
– А теперь я обязан спросить тебя насчет этого, – сказал доктор. Голос его был мрачен.
– Да так, ничего, – ответил я, потянувшись за фотографией. Он держал ее так, чтобы я совсем чуточку не мог дотянуться.
– Nullité? – уточнил он. – Ничего?
– Да. Это… Она мне ее дала…
– Кто тебе ее дал? Когда?
– Лили Бейтс. Внучатая племянница доктора фон Хельрунга. Перед моим отъездом в Лондон.
– И зачем она тебе ее дала?
– Не знаю.
– Не знаешь?
– Она сказала, это мне принесет удачу.
– Ах вот как. Удачу. В таком случае ты знаешь, зачем она тебе ее дала.
– Она мне не очень-то нравится.
– О нет. Конечно же, нет.
– Могу я теперь забрать ее обратно?
– Ты имеешь в виду «Можно ли мне теперь забрать ее обратно».
– Можно?
– Ты что, влюбился, Уилл Генри?
– Это глупо.
– Что именно? Любовь или мой вопрос?
– Не знаю.
– Не знаешь? Ты уже один раз испробовал этот прием. С чего это ты взял, что теперь он сработает лучше?
– Я в нее не влюбился. Она меня бесит.
– Ты только что подтвердил то самое, что отрицал.
Уортроп с любопытством уставился на лицо Лили на фотографии: натуралист, наткнувшийся на странный новый вид живых существ.
– Ну, наверное, она хорошенькая, – сказал он. – И ты взрослеешь, а от некоторых заболеваний лекарства нет и быть не может.
Доктор вернул мне фотографию.
– Как-то я сказал тебе: никогда не влюбляйся. Ду-маешь, то был мудрый совет – или эгоистичная манипуляция?
– Я не знаю.
Он кивнул.
– И я тоже.
Кернс возвратился в сумерках со свежим уловом верблюжьих пауков и явно нарывался на ссору. По своим меркам он был просто-таки угрюм.
– Уложил сегодня только троих, – сообщил он. – Это не охота; это тир какой-то.
– Только они не мишени, и мы на них не охотимся, – отозвался доктор. – Мы кладем конец их мучениям и предотвращаем распространение смертельного недуга.
– Ох, вечно вы из кожи вон лезете, чтоб проявить свое хреново благородство. – Кернс перевел взгляд на меня. – Ты выздоровел?
– По-видимому, – ответил за меня Уортроп. Он не давал Кернсу особо со мной общаться, словно боялся, что тот заразит меня чем-нибудь похуже звездной гнили.
– Тогда почему бы нам не воспользоваться тем, что у вас есть, и вылечить их, а не резать как коров?
– Люди – не коровы, – отрезал доктор, повторяя фон Хельрунга. – У меня только два флакона сыворотки. И их необходимо сохранить, чтобы воспроизвести противоядие.
– Вы же осознаете свои двойные стандарты, Пеллинор. Когда дело дошло до вашего ассистента, вы не переживали о сохранности противоядия.
– А вы зря пытаетесь изображать голос совести, Кернс. Звучит неискренне, словно кто-то пытается говорить на языке, которого не понимает.
Злорадно ухмыляясь, Кернс запихал целого паука себе в рот. Монстролог в отвращении отвернулся.
Доктор разработал жестокий в своей эффективности порядок завершения зловещей миссии по искоренению на острове магнификума. Мы встали лагерем в месте, дававшем надежное укрытие и некоторую защиту от стихий: в нескольких сотнях футов ниже уровня облаков, окутывавших гнездовья. Мы жили по распорядку нашей добычи, спали днем и заманивали их на бойню ночью.
Наживкой нам служил костер. Он притягивал зараженных, а Уортроп и Кернс прятались за выходом пласта или валуном и отстреливали тех по мере того, как они вползали в круг света. Трупы с прошлой ночи служили топливом для костра на следующую.
То был грозный, зловещий труд. Ни азарта погони, ни риска… Смерть и ничего, кроме смерти.
Такова была мрачная ипостась монстрологии, героизм самого отважного толка, труд в тьме, дабы другие могли жить при свете. Он начал брать свое с моего наставника: Уортроп перестал есть, спал не больше нескольких минут подряд, а затем вскакивал, чтобы впериться вдаль отчаянным, одержимым взором человека, раздираемого невозможным выбором.
Кернс чувствовал себя немногим лучше. Он вечно жаловался, что до сих пор не нашел своего Минотавра и что все это мало походило на эпический поход, который он себе навоображал.
– Ну полно вам, Пеллинор. Мы ведь наверняка могли бы придумать что-то повеселее, – сказал он как-то поздней ночью. Ни одной жертвы не забрело в наш капкан. – Можно было бы разделиться – устроить из этого игру. Кто настреляет больше, тому приз.
– Если вам не терпится, Кернс, можете вообще уйти, – устало отозвался Уортроп. – По правде, мне бы этого как раз хотелось.
– А вот сейчас вы очень несправедливы, Пеллинор. Это не моя вина, знаете ли. Не я выдумал миф о магнификуме.
– Нет, вы всего лишь воспользовались им к своей выгоде.
– А вы воспользовались бы им к выгоде своей репутации и чтобы поквитаться с соперниками. «Славься, великий ученый, рыцарь ханжества, что вернул христианам Грааль, Пеллинор Непорочный, Пеллинор Гордый, Пеллинор Великолепный!» – он весело рассмеялся. – Если уж говорить о мотивах, самые непорочные пока что мои.
– Отстаньте от него! – окрысился я на Кернса. Мне хотелось схватить нож Аваале и срезать эту невыносимую самодовольную ухмылку. – Это вы во всем виноваты! Он из-за вас чуть не умер!
– Ты о чем это, мальчик? О русских? Я не приказывал русским убивать Пеллинора. Это была их собственная идея.
– Вы послали ему гнездовище.
– На хранение, и тебе следовало бы сказать мне за это спасибо.
– Мне следовало бы вас убить, вот что!
Он удивленно вскинул брови:
– Ну, ну! Вот же маленький кровожадный дикарь. Пеллинор, чему вы учили этого ребенка?
Монстролог сокрушенно покачал головой.
– Уроки непреднамеренного свойства.
Неделю мы трудились жнецами на поле смерти. Минуло две ночи без единой жертвы, и Кернс начал поговаривать о возвращении в Гишуб, где мы дожидались бы прибытия «Дагмары».
– Полагаю, пора мне махнуть рукой на моего Ми-нотавра, – он надул губы. – Но все – даже лучшее – должно рано или поздно подойти к концу.
Встревоженное выражение промелькнуло на лице доктора. Он оттащил меня туда, где Кернс не мог нас услышать, и прошептал:
– Я совершил ужасную ошибку, Уилл Генри.
– Нет, нет, – прошептал я в ответ. – Все верили, что магнификум существует на самом деле…
– Тс-с! Я не про магнификум, – он глянул на уступ, на котором, распластавшись, спрятался Кернс. – Не знаю, чего он ждет. Может быть, он еще сохранил рудименты человечности, хотя мне крайне сложно найти тому убедительные доказательства. Скорее всего, просто еще не представился удобный момент.
Он мрачно улыбнулся, увидев, что я озадачен.
– Ему придется меня убить. Ну, и тебя тоже, конечно, – нас обоих. Какой у него выбор? Он здесь в ловушке до конца муссонов, и даже тогда ему будет непросто отсюда выбраться. К кому ему податься за помощью? Единственный порт на острове контролируют британцы, а у них он в розыске – за убийство и государственную измену. Русские? Они призовут его к ответу за полный провал экспедиции и вознамерятся поквитаться. Остаться и стать добычей – или бежать и попасть под арест.
