Мешок с костями - Кинг Стивен
Теперь я понимаю, что основа любого ритуала — всего лишь малая его толика, можно сказать, единственное магическое слово в тарабарщине заклинания. Последняя фраза.
Однажды, за пять лет до ее смерти, в тот день, когда я закончил книгу, Джоанна находилась в Ирландии. Уехала с подругой. Я выпил шампанское в одиночестве, сам отпечатал последнюю фразу (тогда я уже работал на «макинтоше», который умел делать бог весть что, хотя я использовал его исключительно как пишущую машинку), и меня это нисколько не смутило. Во всяком случае, в ту ночь я спал как младенец. Но я позвонил в гостиницу, в которой остановились она и Брин, ее подруга. Сообщил ей, что закончил книгу, и услышал слова, ради которых, собственно, и звонил. Слова, которые скользнули в ирландский телефонный провод, добрались до микроволнового передатчика, вознеслись, как молитва, к спутнику связи, а потом спустились вниз, в мое ухо: «Что ж, значит, есть повод выпить, верно?»
Обычай этот пошел, как я и говорил, со второй моей книги. Когда мы выпили шампанского, сначала по одному бокалу, затем — по второму, я повел ее в кабинет, где стояла пишущая машинка с вставленным в нее листом бумаги. На озере последняя гагара криком призвала темноту.
— Я думала, ты закончил книгу.
— Осталось последнее предложение, — ответил я. — Книга, как ты понимаешь, посвящена тебе, и я хочу, чтобы последнюю точку в ней поставила ты.
Она не запротестовала, не засмеялась, просто посмотрела на меня, чтобы понять, не шутка ли это. Я кивнул, показывая, что настроен серьезно, и она села на мой стул. Она недавно выкупалась, и ее волосы, схваченные сзади белой эластичной лентой, были темнее обычного. Я коснулся их рукой. Они напоминали влажный шелк.
— С красной строки? — спросила она, глядя на меня словно молоденькая секретарша на босса.
— Нет, — покачал я головой. — Продолжай. — И я продиктовал предложение, которое сложилось у меня в голове еще до того, как я поднялся из-за стола и пошел за шампанским. — «Через голову он снял с ее шеи цепь, и бок о бок они спустились по лестнице к дожидающемуся внизу автомобилю».
Джоанна все напечатала, вновь посмотрела на меня.
— Все. Теперь, полагаю, надо напечатать «Конец».
Джо дважды нажала на кнопку «Возврат каретки», затем выставила ее по центру, и ай-би-эмовским шрифтом «курьер» (моим любимым), отпечатала последнее слово.
— А что за цепь он снял с ее шеи? — спросила она.
— Чтобы это узнать, надо прочесть книгу.
Она сидела у стола, я стоял позади нее, так что она без труда добралась до нужного ей места. И когда заговорила, губы ее елозили по самой чувствительной части моего тела. А разделяли губы и эту самую часть лишь трусы из хлопчатобумажной ткани.
— У наш ешть шпошобы жаштафить тефя гофорить.
— Похоже на то.
Я по крайней мере попытался возродить ритуал в тот день, когда закончил «Вниз с самого верха». От него осталась только форма, магическое содержание исчезло, но я в общем-то этого и ожидал. И пошел на это не из суеверия, а от уважения и любви. Если хотите, совершил ритуал в память о Джоанне. Или, если угодно, ритуал этот стал настоящей поминальной службой, которую я смог провести через месяц после того, как тело Джоанны легло в землю.
В третьей декаде сентября по-прежнему стояла жара, в последние годы не случалось такого жаркого лета. Заканчивая книгу, я постоянно думал о том, как мне недостает Джоанны, но мысли эти не мешали мне работать. Упомяну вот еще о чем: я оставался в Дерри, из-за жары ходил по дому в одних трусах, но ни разу не подумал о том, чтобы перебраться в наш коттедж у озера. Словно из моей памяти исчезла вся информация, связанная с нашей загородной усадьбой «Сара-Хохотушка». Может, потому, что, дойдя до последней фразы романа, я окончательно осознал: на этот раз Джоанна уехала не в Ирландию.
На озере у меня маленький кабинет, но с окном. В Дерри — длинный, с протянувшимися вдоль стен книжными стеллажами и без единого окна. В тот вечер три вентилятора под потолком лениво перегоняли сгустившийся воздух. Я вошел в кабинет в шортах, футболке и резиновых шлепанцах, с маленьким жестяным подносом, на котором стояли бутылка шампанского и два запотевших бокала. В дальнем конце этого железнодорожного вагона, под таким крутым карнизом, что мне приходилось чуть ли не садиться на корточки, чтобы добраться до стула (год за годом Джо убеждала меня, что я выбрал для компьютера самое неудачное место в комнате, но не могла переубедить), светился экран «макинтоша».
Я уж подумал, что сам нарываюсь на новый приступ слез, но ведь наша эмоциональная реакция всегда удивляет нас, я прав? В тот вечер я не выл и не рыдал. Наверное, горе ушло. А его место заняло щемящее чувство утраты: я видел пустое кресло, в котором она любила сидеть и читать, пустой стол, на который она ставила свой бокал, всегда у самого края.
Я наполнил бокал шампанским, подождал, пока осядет пена, поднял его.
— Дело сделано, — сообщил я вращающимся под потолком лопастям вентилятора. — Что ж, значит, есть повод выпить, верно?
Ответной реакции не последовало. В свете того, что произошло позже, думаю, эту фразу есть смысл повторить: ответной реакции не последовало. Я не почувствовал, как случалось потом, что я не один во вроде бы пустой комнате. Я выпил шампанское, поставил бокал на жестяной поднос, наполнил второй. С ним пошел к «маку» и сел перед ним, как села бы Джоанна, если бы не вмешательство горячо любимого всеми Бога. Тело мое не сотрясали рыдания, но в уголках глаз стояли слезы. На экране я прочитал:
«Не таким уж и плохим выдался денек, подумала она. Пересекла лужайку, направляясь к своему автомобилю, рассмеялась, увидев белый квадратик бумаги, прижатый дворником к ветровому стеклу. Кэм Диленси, который никогда не сдавался, для которого не существовало слова „нет“, приглашал ее во вторник на еженедельную дегустацию вин. Она вытащила квадратик, уже собралась разорвать его, но в последний момент передумала и сунула в карман джинсов».
— Не с красной строки. Продолжаем абзац, — указал я сам себе и отпечатал предложение, которое сложилось в голове еще до того, как я потел за шампанским:
«Перед ней лежал целый мир; так почему не начать его освоение с дегустации вин, на которую пригласил ее Кэм Диленси?»
Я замер, глядя на крошечный мерцающий курсор. Уголки глаз все щипали слезы, но, повторяю, никакой холодный ветерок не обдувал мои колени, ничьи ледяные пальцы не хватали за шею. Я дважды нажал на клавишу «Enter». Потом на клавишу «Center». Напечатал завершающее слово «Конец» и отсалютовал экрану бокалом, который предназначался Джо.
— За тебя, крошка! Как бы я хотел, чтобы ты была рядом. Мне чертовски тебя недостает, — мой голос дрогнул на последнем слове, но дыхания у меня не перехватило.
Я выпил «тэттинжер», сохранил в памяти компьютера последнее предложение, перегнал файл на дискету, вытащил ее из дисковода, положил к остальным дискетам, на которых хранился текст моей очередной нетленки. И за последующие четыре года не написал ни строчки, если не считать писем, перечней необходимых покупок и заполнения соответствующих граф на чеках и различных документах.
Глава 3
Мое издательство ничего не знало. Как и мой редактор Дебра Уайнсток, и мой агент Гарольд Обловски. В полном неведении пребывал и Фрэнк Арлен, хотя меня не раз так и подмывало обо всем ему рассказать. Позволь мне быть твоим братом, если не ради тебя, то ради Джо. Эти слова я услышал от него, когда он возвращался к своей типографии и уединенной жизни в маленький городок Сэнфорд в южной части штата Мэн. Я не собирался плакаться ему в жилетку, и не плакался — но каждые две недели звонил. Поболтать ни о чем, вы понимаете. «Как дела? — Нормально, только на улице жуткая холодина. — Да, здесь тоже. — Ты поедешь в Бостон, если я возьму билеты на „Медведей“? — Может, в следующем сезоне, сейчас я очень занят. — Да, я понимаю. — До встречи, Майки. — Счастливо, Фрэнк. — Держи хвост пистолетом». Мужской разговор.