Пустота - Хорн Джек Дуглас

Эллен задумалась, размышляя, нужно ли продолжать.

– И что? – спросил Адам, навострив уши при упоминании о неразгаданной тайне.

– Понятия не имею, – нехотя проговорила Эллен. – Мне вообще неудобно было оказаться на Бонавентура и следить за ним. Зря я вам все выложила.

– Давай уж дальше, сестренка, – настояла Айрис.

Эллен пересадила Колина на колени и принялась качать.

– Эммет сидит у могилы и с кем-то разговаривает.

– Просто безумие, – резюмировал Питер.

– Нет! Готова поклясться, я слышала, как ему кто-то отвечает.

Все умолкли, пожимая плечами, а потом уставились на Эллен.

– Я ничегошеньки не знаю, – тихо сказала она.

Неожиданно Колин начал радостно вопить. Его мордашка просияла, и он показал на «дерево для лазания».

– На что ты смотришь, малыш? – спросила Эллен, взяв Колина за руку, которой он тыкал в сторону дуба, и несколько раз ее поцеловав. Колин засмеялся и сразу же переключил свое внимание на звонок велосипеда.

Глава 35

Статуя Коринны Лоутон представляла собой девушку, сидящую на краю скамейки. Таким образом ее родственники выразили пожелание, чтобы судьба Коринны в загробном мире зависела от ее встречи с Господом. Коринна родилась в одной из самых уважаемых в Саванне семей и многие годы покровительствовала изящным искусствам. В том возрасте, к которому другие женщины уже давно были замужем, она сбежала в Италию, где, наконец, нашла свою настоящую любовь, встретив там местного художника. Узнав о приготовлениях к свадьбе, ее родные приехали в Италию и заставили ее вернуться в Саванну. Нашли Коринне «подходящего» мужа и наметили дату торжества.

Утром, за несколько часов до церемонии, тело Коринны, облаченное в белое платье, обнаружили в реке.

Памятник получился весьма живописным, однако он не выражал скорбь и сожаление родственников, напротив, он ярко демонстрировал, что смерть Коринны произошла по ее вине. Близкие сделали все возможное, чтобы вернуть ее к респектабельной жизни. Вуаль, которую невесте полагалось надеть, лежала у ее ног, а сама Коринна сидела вполоборота спиной к кресту и арке, символизирующей райские врата. Какими жестокими могут быть люди, считая, что они имеют право судить о душе другого!

Я сомневалась, что Эммет понимает смысл, скрытый в скульптуре. Ведь, что ни говори, но если бы он немного поразмыслил, то сбежал бы отсюда со всех ног. Хотя, зная Эммета, можно было предположить, что ему доставляет удовольствие быть местоблюстителем Господа.

– Ответь мне, – начал Эммет, присев возле Коринны. – Какие небылицы ты рассказывала про эту чудесную леди?

Вообще-то, Коринна являлась одной из немногих исторических личностей Саванны, которую я ни разу не осквернила байками за годы моих «Завиральных туров». Я чувствовала в падшей невесте родную душу – почти сестру, что не давало мне сделать из нее объект для своих небылиц.

Эммет прикоснулся ладонью к холодному мрамору и погладил щеку Коринны, а потом сложил руки на колени и принялся ждать моего ответа.

– История Коринны слишком печальна. Здесь сказки не понадобятся.

– Но это верно по отношению практически ко всем людям, – произнес Эммет. Его лицо ничего не выражало, став каменным и непроницаемым. – Между прочим, у твоей семьи сегодня ежегодный пикник. Тот, который тебе так нравился, как ты мне говорила.

Верно. Я любила солнечное тепло, запах травы, тень дубов, охлажденное шампанское, которое Оливер тайком давал мне отпить, когда Айрис делала вид, что не замечает.

Наслаждаться этим я уже не могла. Воспоминания Мерси Тейлор порхали во мне, но я уже не была Мерси Тейлор. Я грань. Конечно, я была в курсе, что Тейлоры соберутся в парке Форсайт. Семья не отметила День независимости лишь единожды, в тот год, когда погибла Джинни.

Мое желание увидеть родных было настолько сильно, что затуманило рассудок. Пытаясь рационализировать свою проблему, я сказала себе, что в принципе заслужила на них посмотреть. Почему бы и нет? Мне надо на них взглянуть и убедиться, что они счастливы. То, что Колин меня видит и, похоже, узнает, дало мне понять, что это действительно последний раз, когда я осмелюсь искушать судьбу.

– Меня тоже пригласили, – добавил Эммет, покосившись на Коринну. – Ты не возражаешь побыть моей спутницей? Нет?

Губы Эммета попытались изогнуться в улыбке, но у него ничего не получилось, и он повернулся ко мне.

– Они не заметили маленьких корректив, которые ты внесла во временной поток, но сообразили, что ты расширила границы грани.

Я кивнула. Он прав. Я сместила границу линии защиты так, чтобы внутри ее оказался мир фейри. Правда, я не могла повернуть все вспять и отрегулировать тот кошмар, который с ними случился, уничтожив даже память о вреде, причиненном фейри ведьмами. Зато я постаралась на славу, и фейри были защищены не хуже рода человеческого. Конечно, нельзя утверждать, что мои поступки отличались бескорыстием. Я сделала это ради Мерси. Зато теперь Колин не потеряет отца, даже если Питер снова узнает о своем происхождении. Не будет никаких договоров между людьми и фейри, не будет разбитых сердец по обе стороны границы. Да и сама граница исчезла, растаяла в воздухе. Пусть эти две реальности и не слились воедино, но они стали намного ближе друг к другу.

Я собиралась ответить Эммету, объяснить, почему я так поступила, когда он закрыл лицо руками.

– Как ты могла? Почему ты бросила меня, но оставила у меня память о тебе?

Эммет принялся раскачиваться вперед-назад.

– Ты и Эмили дала покой в истинной смерти.

В его глазах смерть Эмили была благом, в моих – единственным вариантом. Она использовала магию, чтобы воплотить грань в человеческую плоть. Это тело Эмили взрастила в своей утробе, а потом отсчитывала дни, когда сможет меня умертвить. Отправить ее в могилу было актом самообороны. А может, Эмили стала жертвой войны? Или я совершила убийство из мести? Думаю, понемногу того, другого и третьего. Господь мне Судья.

Эммет потряс кулаком.

– Ты даровала ей покой, но отшвырнула меня. Меня раздирает чудовищная боль и чувство потери, которое никогда во мне не угаснет!

– Знаешь, я не бросала тебя. Твоя боль утихнет. Любая боль утихает со временем.

Эммет посмотрел меня.

– Ты лжешь, – возразил он, вставая и приближаясь ко мне.

Эммет потянулся ко мне, и его пальцы прошли сквозь меня.

– Почему ты не украла у меня память о тебе? Ты была милосердна с остальными. Почему я оказался единственным, кто осознает твое отсутствие? У меня нет ничего, кроме печали, а я не могу поделиться своей тоской с теми, кто когда-то любил тебя.

Он опустил голову.

– Они и не помнят, что любили тебя. Для них ты никогда не существовала.

То, что Эммет до сих пор видел меня в образе Мерси, не давало ему принять неизбежное. Надо бы мне изменить свой облик, чтобы Эммет перестал страдать. Однако метаморфоза будет трудной для нас обоих. Тысячелетиями я была просто гранью, но двадцать один год, который я прожила как Мерси Тейлор, стал для меня более реальным, чем прошлое. Я потеряла друга. И себя.

Из его глаз закапали слезы, смешиваясь с землей у подножия скульптуры.

– Для них-то ты сочинила красивые небылицы.

Я впервые услышала в его голосе злость. Жизни, которые я создала для друзей и своих родных, не являлись наивными россказнями. Нет, это была альтернативная правда. Любой сторонний наблюдатель заметил бы свежие, но уже заживающие раны и «привитые» части их биографий. Но рано или поздно шрамы зарубцуются, и история, которую я сотворила для них, станет единственной, которую они когда-либо знали.

– А я мучаюсь с пустотой внутри себя!

Эммет стукнул себя кулаком в грудь.

– Мерси никогда не существовала.

– Мерси существовала! – в отчаянии закричал Эммет. – Ты существовала.

Он задрожал.

– Потому что я любил тебя.

Я хотела дотронуться до него, но поняла, что здесь я бессильна. У меня не было плоти, и подобная неощутимая ласка причинит ему невероятную боль. Его глаза вспыхнули гневом и вдруг померкли, лишившись всякой надежды. Он вытер слезы.