Джозеф Дилейни - Седьмой сын
Пройдя восемь ступенек, я повернул за угол и смог заглянуть в подвал. Он был небольшой, в углах лежали черные тени, а с потолка грязными лохмотьями свисала паутина. Земляной пол был усыпан маленькими кусочками угля, повсюду валялись большие плетеные корзины, а рядом с пивной бочкой стоял старый стол. Я обошел бочку и заметил что-то в дальнем углу. Я так испугался, что даже выронил свечу.
Своими очертаниями неведомое существо было похоже на кучу тряпья. Оно издавало слабые равномерные звуки, напоминающие дыхание.
Я сделал шаг вперед, затем еще один – для чего мне потребовалось собрать всю волю в кулак. Когда я подошел к нему на расстояние вытянутой руки, существо неожиданно поднялось. Из небольшой тени на полу оно превратилось в великана, в три-четыре раза выше меня, с зелеными сверкающими глазами, в плаще с капюшоном. Я едва не бросился наутек, меня сковал животный страх.
И тут я заметил посох в его левой руке.
– Почему так долго? – поинтересовался Ведьмак. – Ты опоздал почти на пять минут.
Глава 4
Письмо
– Я жил в этом доме, когда был ребенком, – сказал учитель, – и я видел такое, от чего у тебя бы волосы на голове встали дыбом. Только я мог видеть эти странные вещи, и отец часто бил меня за то, что я якобы вру. Ты, кажется, видел то же самое – что-то страшное выползало из подвала, ведь так?
Я кивнул.
– Тебе нечего бояться, парень. Это всего лишь душа, которая не может найти покоя. Она не смогла расплатиться за свои грехи, поэтому вынуждена сидеть здесь в заточении вечность.
– Что же натворил этот человек? – спросил я, и мой голос эхом прокатился по подвалу.
Ведьмак грустно покачал головой:
– Бывший хозяин этого дома был рудокопом. Но его легкие засорились, и работать он больше не мог. День и ночь он кашлял, его мучило удушье, а его бедной жене приходилось содержать их обоих. Она работала в пекарне, и, к большому несчастью, была невероятно красивой женщиной. Женщинам вообще редко можно доверять, а уж красивым – тем более. Хуже всего то, что этот человек был очень ревнив, и болезнь только ухудшила его характер. Однажды вечером жена задержалась на работе, а он все ждал ее у окна и ходил из угла в угол, с каждой минутой злясь все сильнее. Ведь он думал, что она проводит время с другим мужчиной. Когда женщина наконец пришла домой, он уже был в такой ярости, что раздробил ей голову большим куском угля и оставил умирать на полу, а сам отправился в подвал копать могилу. Когда он вернулся, она была еще в сознании, но не могла двигаться и даже говорить – это ее страх охватил тебя, потому что она знала: муж собирается отнести ее в темный подвал и похоронить заживо… А ночью он покончил с собой. Грустная история. Теперь они оба уже не в нашем мире, но неупокоенная душа рудокопа до сих пор здесь, как и последние ощущения его жены. Они настолько сильны, что беспокоят таких, как мы – людей, обладающих особым даром. Иногда он становится проклятием, но в нашем деле без него никак.
Я поежился. Мне было жаль бедную жену рудокопа, которая была так жестоко убита, да и его самого тоже. Мне стало жаль даже Ведьмака – не представляю, как он смог так долго жить в этом страшном доме.
Я посмотрел на свечу, стоявшую на столе. Она почти догорела, и тени от пламени отплясывали на стенах свой последний танец, но Ведьмак и не думал идти наверх. Мне было не по себе от теней на его лице. Оно постоянно менялось, и казалось, что у него растет звериная морда.
– Знаешь, как мне удалось преодолеть свой страх? – спросил он.
– Нет, сэр.
– Как-то ночью я был настолько напуган, что не выдержал и стал кричать на весь дом, разбудив семью. Отец в ярости схватил меня за шиворот и потащил в подвал. Потом он взял большой молоток и заколотил дверь, оставив меня тут одного. Мне было тогда лет семь. Я поднялся по ступенькам, стал кричать и изо всех сил колотить в запертую дверь. Мой отец был человеком жестким – он оставил меня здесь до рассвета. Через некоторое время я успокоился… и знаешь, что я сделал потом?
Я помотал головой, стараясь не смотреть учителю в глаза. Они так ярко сверкали, что он был похож на волка больше обычного.
– Я спустился по лестнице, сел на пол темного подвала и сделал три глубоких вдоха. Я решился посмотреть своему страху в лицо и встретил темноту, хуже которой ничего нет, особенно для таких, как мы, – ведь самое страшное случается именно под покровом ночи: к нам приходят тени, которые видны только нам. Но я смог преодолеть свой страх, и когда я вышел из подвала, худшее было позади.
В этот момент, пламя свечи угасло, и все вокруг погрузилось в непроглядную темноту.
– Вот так, парень, – сказал Ведьмак. – Только ты, я и темнота. Способен ли ты выдержать это и стать моим учеником?
Его голос изменился – стал звучать низко и странно. Я представил, как он превращается в волка: встает на четыре лапы, лицо становится мордой, а зубы – длинными и острыми. Я задрожал от страха и не мог вымолвить ни слова, пока не сделал три глубоких вдоха. Только после этого я смог ответить учителю. Я сказал то, что обычно говорил отец, когда ему приходилось делать что-то трудное и неприятное:
– Кто-то должен это сделать. Почему бы не я?
Должно быть, Ведьмака развеселила моя фраза – он разразился хохотом, который заполнил весь подвал и поднялся по ступенькам навстречу оглушительному раскату грома.
– Около тринадцати лет назад я получил письмо с печатью, – сказал Ведьмак. – Оно было коротким, и к тому же на греческом языке. Его прислала мне твоя мама. Знаешь, что там было написано?
– Нет, – ответил я тихо, ожидая, что же он скажет дальше.
– «Только что у меня родился ребенок, – писала она. – Он седьмой сын седьмого сына. Его зовут Томас Дж. Уорд, и это мой дар Графству. Когда он подрастет, мы пошлем за тобой. Обучи его всему, что знаешь сам. Он станет твоим лучшим учеником, лучшим – и последним». Мы не используем магию, парень. Главное в нашем деле – здравый смысл, храбрость и точные записи обо всем, что происходит, – это нужно для накопления опыта. Кроме того, мы не верим в пророчества и в то, что будущее предопределено. То, что написала твоя мать в письме, – правда только потому, что мы сделали это возможным. Понимаешь, о чем я?
В его голосе слышались злые нотки, но я знал, что он злится не на меня. Я кивнул, хоть он и не мог видеть этого в темноте.
– Что касается дара Графству, о котором написала твоя мать, то знай, что каждый из моих учеников был седьмым сыном седьмого сына. Не думай, что ты особенный. Тебе предстоит много работы и долгое обучение. Семья может стать помехой, – сказал Ведьмак чуть мягче после минутного раздумья. – У меня осталось только два брата. Один из них – мастер по замкам, и мы отлично ладим, а с другим не разговариваем уже больше сорока лет, хотя он все еще живет в Хоршоу.
Когда мы выходили из дома, гроза уже закончилась и на ясном небе появилась луна. Ведьмак закрыл входную дверь, и тут я впервые увидел, что было высечено на старом дереве:
Заметив, куда упал мой взгляд, Ведьмак пояснил:
– Эти знаки я использую, чтобы предостеречь тех, кто их понимает, или на случай, если меня подведет память. Ты, наверное, узнаешь греческую букву «пи». Этот знак обозначает и привидение, и неупокоенную душу. Крестик в правом нижнем углу – римская цифра «десять», она используется для существа низшего уровня. Цифры больше шести – это неупокоенная душа. Тебе нечего бояться в этом доме, если ты достаточно смел. Помни – нечисть питается страхом. Будь храбрым, и неупокоенные души не причинят тебе вреда.
О, если бы я понял это с самого начала!
– Не вешай нос, парень! – сказал Ведьмак. – Твоя голова почти уткнулась в коленки. Может, хоть это тебя взбодрит. – Он достал из кармана кусок сыра, отломил немного и протянул мне. – Только не глотай все сразу – хорошенько прожуй, – предупредил он.
Я шел вслед за учителем по мощеной дороге. Воздух был влажный, но, к счастью, дождь прекратился. На западе небо заволокли облака, похожие на стриженую овечью шерсть.
Мы вышли из деревни и отправились на юг. На самой окраине, где мостовая переходила в грязную тропинку, стояла небольшая церквушка. Она казалась запущенной: кое-где в крыше виднелись дыры, краска на двери облупилась. На деревенских улицах мы так никого и не встретили, но тут увидели пожилого мужчину в темной одежде, стоявшего в дверях. Его седые волосы выглядели сальными и нечесаными.
Он был похож на священника. Когда мы подошли ближе, я обратил внимание на выражение его лица. Он нахмурил брови и сердито смотрел на нас, а затем, встав на цыпочки, перекрестил воздух. Я и раньше видел, как крестились священники, но он сделал это слишком размашисто и с непонятной злостью, которая, без сомнения, была направлена на нас.
Я подумал, что, возможно, у него были свои счеты с Ведьмаком или он просто был недоволен его ремеслом. Многие люди проявляли открытую неприязнь при виде Ведьмака, но я еще никогда не видел, чтобы она была настолько сильной.
