Робин Вассерман - Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)
Стивен отозвался:
– Безусловно. Ведь к тому времени мы будем править миром.
Это можно было бы принять за шутку, если бы не мрачная улыбка Валентина. Из-за нее слова Стивена казались скорее обещанием, чем попыткой пошутить.
– Да-да, вы только представьте себе: папаша Валентин, по колено в подгузниках, и целый автобус детей, – съязвил Майкл.
– Столько, сколько захочет Джослин, – выражение лица его смягчилось, как всегда, стоило Моргенштерну произнести ее имя. Валентин с Джослин встречались всего несколько месяцев – с тех самых пор, как умер его отец, – но никто даже не сомневался, что они предназначены друг для друга. Взгляд, которым он на нее смотрел… этот взгляд говорил, что Джослин – не такая, как остальные. Она особенная. Она выше всех.
– Неужели не видно? – однажды разоткровенничался Валентин, когда Роберт спросил, почему он так уверен, что любит ее: ведь прошло еще совсем мало времени. – В ней ангельского больше, чем в любом из нас. Она великолепна. Она сияет, как Разиэль.
– Ты просто хочешь изменить генофонд, – заметил Майкл. – Наверняка ты считаешь, что мир стал бы намного лучше, если бы в каждом Сумеречном охотнике текла хоть капля крови Моргенштернов.
Валентин ухмыльнулся.
– Говорят, ложная скромность мне не к лицу, так что… без комментариев.
– Ну, раз уж об этом речь… – щеки Стивена залил яркий румянец. – Я спросил Аматис. И она сказала «да».
Роберт не сразу понял, о чем речь.
– О чем спросил-то?
Майкл с Валентином расхохотались, а Стивен покраснел еще сильнее.
– Спросил, выйдет ли она за меня замуж, – признался он. – Что вы об этом думаете?
Вопрос вроде бы адресовался всем, но взгляд Стивена был прикован только к Валентину. Время тянулось невыносимо медленно – Моргенштерн колебался.
– Об Аматис? – наконец переспросил он, нахмурив бровь, словно ему нужно было серьезно обдумать эту мысль.
Стивен перевел дух. И в этот момент Роберт понял – точнее, почти уверился, – что Эрондейл, возможно, больше чем любой из них, нуждается в одобрении Валентина. Что, если Валентин сейчас скомандует, Стивен откажется от Аматис. Даже несмотря на сделанное девушке предложение, несмотря на то, что Стивен безмерно и отчаянно любит ее – так, что чуть не лопается от эмоций, стоит только ей показаться в поле зрения, – несмотря на то, что однажды написал в ее честь ужасную любовную балладу, обрывки которой Роберт обнаружил на полу у него под кроватью.
И в этот же момент Лайтвуд осознал, что Валентин, возможно, именно так и сделает – просто чтобы посмотреть, что будет.
А в следующую секунду лицо Моргенштерна расслабилось, он широко улыбнулся и небрежно обнял Стивена за плечи:
– Самое время. Не знаю, чего это ты копался так долго, дурачок. Раз уж тебе повезло заполучить Греймарк, сделай все, что можешь, чтобы это было навсегда. Я проверю.
Все дружно рассмеялись и стали жарить тосты, придумывать сценарии будущего мальчишника и дразнить Стивена из-за его столь быстро и плачевно закончившихся попыток стать бардом. Но дурачком себя чувствовал не он, а Роберт: Лайтвуд корил себя, что мог хотя бы на секунду подумать, что любовь Стивена к Аматис могла дрогнуть или что Валентин скрывает что-то в глубине души, кроме интересов их Круга.
Это его друзья. Лучшие из всех, что у него когда-либо были. Лучшие из всех, что у него могут быть.
Это его товарищи по оружию. И ночи, подобные вот таким, взрывы веселья под звездным небом – награда за обязательства, которые отныне на них лежали. А мысли о том, что все могло бы быть иначе, – лишь признак тайной слабости Роберта, вечный его зуд, заставляющий во всем сомневаться. В ту ночь Лайтвуд дал себе торжественное обещание перестать это делать.
– Ну а ты, старик? – обратился к нему Валентин. – Впрочем, чего это я спрашиваю. Всем известно: Мариза всегда добивается того, чего хочет.
– Необъяснимо, но факт: кажется, хочет она именно тебя, – добавил Стивен.
Майкл, что-то необычно для него притихший, перехватил взгляд Роберта. Только он один знал, как не хочется Лайтвуду думать о будущем – особенно о той его части, что связана с девушками. Как сильно он боится, что его принудят, заставят поступать «как принято» – жениться, воспитывать детей, нести ответственность за семью. Если бы у Роберта была возможность выбирать, он предпочел бы навсегда остаться в Академии – что, конечно, просто немыслимо. Из-за того, что случилось с ним в далеком детстве, он сейчас был на пару лет старше своих друзей – и, наверное, юношеский максимализм остальных должен был бы его раздражать. Но – видимо, тоже из-за того происшествия, – в глубине души Роберт чувствовал себя обманутым и хотел вернуть упущенное время. Он слишком долго мечтал, чтобы жизнь его стала нормальной, такой, как сейчас. И не был готов вот так запросто от всего отказаться.
– Так, старик, похоже, сейчас рухнет от усталости, – Роберт уклонился от ответа на вопрос. – Да и палатка моя по мне ужасно соскучилась.
Пока гасили огонь и убирали вокруг костра, Майкл с благодарностью улыбнулся Роберту – тот избавил его от дружеского допроса с пристрастием. У Вейланда, единственного из них, все еще не было пары, и Майклу разговоры на подобные темы нравились еще меньше, чем Роберту. В этом они тоже были похожи: компании девушек оба предпочитали общество друг друга. Лайтвуд порой думал, что брак – это морально ошибочное понятие. Ну, как он мог заботиться о жене сильнее, чем о собственном парабатае, второй половине его души? Почему от него вообще чего-то такого ждут?
Роберту не спалось.
Когда он в предрассветной тишине выбрался из палатки, Майкл сидел у потухшего костра. Повернулся к Лайтвуду, ничуть не удивившись появлению своего парабатая, словно ждал, что тот к нему присоединится. Может, так оно и было. Роберт понятия не имел, почему так происходит: то ли это последствия связующего ритуала, то ли просто крепкая дружба, – но они с Майклом жили в унисон и даже дышали в одном и том же ритме. До того как поселиться в одной комнате, они часто прибегали друг к другу и всю ночь бродили без сна по коридорам Академии.
– Прогуляемся? – предложил Майкл.
Роберт кивнул.
Они безмолвно пробирались между деревьев, прислушиваясь к звукам спящего леса. Хрипло кричали ночные птицы, звенели насекомые, ветер почти неслышно шуршал дрожащей листвой, трава и сухие ветки хрустели под ногами. Здесь таилось немало опасностей – оба прекрасно это знали. Многие практические занятия проходили именно в лесу Брослин: плотная стена деревьев служила отличным убежищем для оборотней, вампиров и даже некоторых демонов. Правда, нежить выпускали непосредственно перед заданием, и предназначалась она только для самых опытных учеников.
Так что той ночью лес ничем им не грозил. А может, это просто Роберт чувствовал себя совершенно неуязвимым.
Потому что сейчас он думал не о том, что им предстояло сделать завтра вечером, а о Майкле, первом своем настоящем друге.
Впрочем, когда он был совсем маленьким, друзья у него, наверное, тоже были. Дети, жившие и воспитывавшиеся в Аликанте, хорошо знали друг друга, и порой в голове у Роберта всплывали смутные воспоминания о том, как он в компании других таких же маленьких хулиганов исследовал Город Стекла. Но лица его тогдашних спутников сливались в одно неразличимое пятно, а от былого их приятельства не осталось и следа. Потому что настал день, когда Роберту исполнилось двенадцать и ему нанесли на кожу его первую руну.
Для большинства юных Сумеречных охотников это был чуть ли не самый важный день жизни. Его с нетерпением ждали, а пока ждали, не уставали удивляться, почему дети простецов поднимают столько шума вокруг своих дней рождения. Никакой день рождения и в подметки не годился этому великому событию. Правда, в некоторых семьях первой руне не придавали такого уж большого значения – быстро, по-деловому чертили ее на коже и оставляли ребенка в покое, – но в других, наоборот, устраивали большой праздник с подарками, воздушными шарами и накрытым столом.
Кое-где, конечно, бывало иначе. Порой, хотя и очень редко, первая руна становилась для ребенка последней; прикосновение стила обжигало ему кожу и повергало в безумие или вызывало быстротечную лихорадку, которую можно было остановить, только разрезав руну. Такие дети никогда не становились Сумеречными охотниками.
Но никто никогда не думал, что такое может случиться с кем-то из них.
В двенадцать Роберт был худым, но жилистым и ловким, очень быстрым для своего возраста и очень сильным для такого субтильного телосложения. Он ничуть не сомневался, что нужно только чуть-чуть подождать – и слава Сумеречного охотника накроет его с головой. Семья, собравшаяся ради такого случая почти в полном составе, наблюдала, как отец аккуратно выводит на его руке руну Ясновидения.
