Гильермо дель Торо - Охотники на троллей
Клэр завизжала.
Это был гортанный звук, словно она пыталась выбраться из нежеланных объятий. Треснула древесина, затем последовал звон ударов по металлу. Потом топот ног, слишком многих ног, а за ними – жуткая серия звуков: мелодичный щелчок, как у гитарной струны, приглушенный треск разрываемой ткани и хруст перемалываемого зубами дерева.
– Клэр! – позвал я.
Ее имя еще отдавалась эхом от помнящих поцелуй губ, я метнулся в гостиную, замешкавшись только чтобы заметить катастрофу: Клэр исчезла без следа, остался лишь ее берет, ее стул валялся на полу, разбитый на мелкие кусочки, в углу стола виднелась крупная вмятина, будто нечто массивное оперлось на него по пути, а белые птички листков с математикой медленно и обреченно опускались на пол. Розовый рюкзак исчез – ей удалось его схватить, хотя от меня ускользало, какую пользу он мог принести.
У себя в спальне я наткнулся на пургу из внутренностей матраса. Похожая на пасть дыра виднелась прямо по центру кровати – матрас, пружины, все остальное. Я прыгнул к ее краю и увидел последние движения половиц – тайная лестница сворачивалась.
Снизу донеслись крики Клэр, застревая в призрачном пространстве деревянного пола, бетонного фундамента, глины, все глубже и глубже, мир за миром, страх за страхом.
Я бросился в дыру на кровати и вонзил каблуки в пол, приказывая ему открыться. Изжеванные края пружин царапали тело, я упал на колени и отрывал доски ногтями. Хоть я и был охотником на троллей, но не имел понятия, как открыть эту дверь, а без этих знаний – прямо в сию же секунду – от меня не было совершенно никакого проку.
Мой зов к Моргунчику вонзился во все плоскости комнаты. Тролль выскользнул из шкафа со звуком новорожденной змеи, восемь глаз сонно моргали. Я продолжал царапать пол, ощутив на себе щупальца, слишком много, чтобы их сбросить, они обернулись вокруг меня, подняли и вытащили из кратера кровати.
– Отпусти меня! Мы должны ее спасти!
Я извивался в воздухе, а потом ноги прикоснулись к полу, как пеной покрытому наполнителем из матраса. Присоски Моргунчика держали меня сзади, и чем сильнее я пытался освободиться, тем крепче они сжимались. Между щупальцами стекала слизь, и Моргунчик заговорил размеренным, приводящим в ярость тоном, который я не желал слышать, предупреждая о том, что под половицами ждет засада, эту стратегию он описал в двенадцатом томе своей диссертации.
Хотя я не хотел в это верить, но слышал их, чувствовал собственными ногами – обволакивающее тепло Гумм-Гуммов прямо под полом, гогочучих и хлюпающих в предвкушении, как они погрузят зубы в свежего подростка. Клэр попала в их мерзкие руки, ее забрали в немыслимое место, и все по моей вине. Я застонал и потянулся к мечам – что-нибудь рассечь, что угодно, лишь бы выпустить пар.
Восемь глаз Моргунчика опустились передо мной как увядающие цветы и сверкнули так мощно, что мне пришлось прикрыться, чтобы не ослепнуть. Тогда старый тролль вздохнул, и я почувствовал за спиной теплое биение множества сердец и как раздуваются четыре гигантских легких. Откуда-то из его нутра послышался звук. Сначала низкий, как гул пересекающих железную дорогу далеких грузовиков, но потом добавились более высокие ноты – крики китов и дзиньканье велосипедных звонков, которые нажимают мальчики, убегающие от убийственного лета, от конца детства, а главное – от прожорливого чудовища.
На самом же деле это был призыв, достаточно громкий, чтобы услышали все соседи, если бы обладали правильными ушами. Мой медальон раскалился, я учуял запах спаленной кожи на груди. Но несмотря на боль, послание звучало ясно и мощно и заставляло затаить дыхание.
– ОХОТНИКИ НА ТРОЛЛЕЙ!!!
Моргунчик вцепился в меня и завыл, и я тоже завыл, мысленно призывая Клэр, призывая всех пропавших: держитесь.
Часть 4
Битва Палой листвы
Джек ввалился через незапертую входную дверь, почувствовал запах едкого воздуха и бросился в мою комнату, где оттолкнул в сторону останки кровати. Моргунчик протянул щупальца, так что покрыл весь пол своим слизеподобным телом. Я взобрался на комод, чтобы убраться с дороги. Кончик каждого щупальца сморщился, словно унюхав мерзкое животное.
– Нос АРРРХ!!! больше подходит для этой задачи, – извинился Моргунчик. – Хотя с другой стороны, у меня их семьдесят семь.
Это дало мне надежду, пока щупальца не втянулись обратно как рулетка. Моргунчик дал задний ход к безопасности шкафа, брызнув шипящей слюной, которая стала разъедать несколько разбросанных предметов моего гардероба.
– Мерзавцы пустили самый кошмарный запах, чтобы сбить нас со следа! Клубника! Ваниль! Азалии! Боюсь, я грохнусь в обморок как барышня в корсете! Или меня стошнит. Или и то и другое разом.
– Мы атакуем, – сказал Джек. – Прямо сейчас. Но нужна другая дверь.
– Что угодно, кроме этой! – простонал Моргунчик. – Или мы будем рыгать весь вечер.
– Я знаю нужное место, – заявил Джек. – Но нужно спешить.
Никто не спорил. Джек нацепил оружие, металл звенел и лязгал, предвещая битву. Я отпихнул в сторону промокшую в слюне тролля одежду и выбрал штаны и футболку, в которых не жалко и умереть. Моргунчик протянул мне Кошку № 6 и Клинок Клэр, они показались тяжелее, чем когда-либо.
Мы промчались через гостиную, я схватился за дверную ручку. Она повернулась, но дверь не открылась. Все десять замков оказались запертыми. Я начал ритуал отпирания и только потом понял, что это означает. Я повернулся и увидел папу, прижимающего к груди потрепанный портфель, лицо в клочках щетины, на расстегнутой левой манжете пятна от фастфуда, на котором он прожил весь день.
Папина реакция на настоящего тролля была настолько незаметной, что я уже забеспокоился, не взорвались ли у него тихонечко мозги под черепом. Пытаясь уменьшиться в размере, Моргунчик спрятал максимальное число щупалец за спину. Джек тем временем теребил в руке маску, явно желая надеть ее и избежать этой встречи. Папа вдыхал и выдыхал, словно под дулом пистолета, и ухватился за полку над электрокамином, чтобы сохранить равновесие. Некоторые предметы из коллекции Джека Старджеса упали.
Заговорив, папа смотрел на школьные фотографии брата.
– Джек, – сказал он. – Почему ты вернулся?
– Мне пришлось, – прошептал Джек.
– Тогда не уходи, – голос папы сорвался. – Останься со мной. Я до сих пор храню коробки с твоей одеждой. Я могу купить нам обоим велосипеды, самые лучшие, тебе красный, а мне желтый. И твое радио я сохранил. Можем кататься и слушать музыку, Джек. Стрелять из лазерных пистолетов. Можем крутить педали так быстро, что просто не успеем вспомнить ничего плохого. Можем наконец-то вырасти вместе! Ну разве это не мечта?
– Я не могу вырасти, Джимбо. Ни с тобой. И ни с кем.
Папа стукнул по полке кулаком. Она дернулась, и рамка с фотографией из молочного пакета свалилась на пол, стекло разбилось о камин. Джек подпрыгнул, а Моргунчик охнул. Папа развернулся, по его лицу текли слезы.
– Я так здесь одинок, Джек! Останься со мной. Или возьми меня с собой.
– Джимбо…
– Куда бы ты ни пошел, я пойду с тобой, мне следовало так поступить много лет назад!
– Я не могу…
– Возьми меня! Я готов!
– Нет.
– Теперь я – старший брат, Джек! Ты должен меня слушаться!
– Ты слишком стар!
От крика Джека замки на двери звякнули, а стальные ставни загудели. Мы стояли, а жестокое эхо мучительно пыталось найти выход. Папино напряженное и ошеломленное выражение лица сменилось печальными складками. Он поднял руку, отмеченную первыми старческими пятнами, и дотронулся до челюсти, под которой в последние годы стали провисать щеки. Рука поднялась к тревожным морщинам на лбу, к теряющему волосы затылку.
– Значит, я опоздал, – сказал папа.
Рука Джека стиснула маску.
– Мне жаль, – пробормотал он.
Мы подтянули оружие и повернулись к двери.
– Ты заберешь Джимми? – спросил папа. – Оставляешь меня и забираешь моего сына?
– Папа, – сказал я. – Мне нужно идти.
– Я запрещаю, – ответил папа, взбодрившись при этой мысли. – Там опасно, разве ты не смотрел новости? Повсюду опасности!
– Я приведу его назад, – пообещал Джек.
– А если нет? Что тогда? Ты разрушишь последние остатки семьи. Когда в твоей власти всё вернуть!
Джек помедлил, положив шипастую перчатку на дверную ручку. На мгновение он уставился в пол, и я понимал, что он взвешивает, какая доля правды содержится в словах папы. Возможно, этой ночью мы отправлялись на самоубийственное задание, и даже если это значило нашествие троллей и уничтожение целого континента, город за городом, вероятно, все же было несправедливо лишать отца и сына последних драгоценных дней.
– Это не обсуждается, – огрызнулся я. – Я ухожу.
– Джим, – сказал Джек. – Ты должен подумать о том, что мы собираемся…
– Мне не нужно думать. Завтра соберут тот мост. Дети погибнут. Ребята, которых я знаю. А мы будем сидеть здесь и это обсуждать? Слушай, все так, как и сказал Таб, хотя тогда я ему не поверил. Вот для чего я здесь, папа. Это единственное, что у меня хорошо получается. Бывают времена, когда нужно поступать правильно, как бы ни было страшно. Вам обоим следовало бы это знать, как никому другому! Если сейчас я не буду сражаться, прямо сейчас, то когда же еще?
