Джо Аберкромби - Полкороля
– Когда вы прошли свое испытание?
– Два года назад, – ответила та, отгораживая плечом клочок бумаги.
Он бросил попытки подсмотреть ее записи. Так и так служители пишут своими, особыми знаками – вряд ли он их прочитает.
– Каково оно?
– Если подготовиться, то не трудно.
– Меня готовили на совесть, – сказал Ярви, мысленно возвращась в ту ночь, когда из ненастья явился Одем. Он помнил, как отражалось в склянках пламя, помнил ласковые морщинки матери Гундринг, четкие и ясные вопросы и ответы. На него навалилась тоска по той, простой жизни, когда не нужно было ни убивать никаких дядь, ни исполнять никаких клятв, ни совершать такой трудный выбор. Тоска по травам и книгам и тихому слову. Ему стоило сил загнать ее вглубь – сейчас ей предаваться нельзя.
– Но возможности пройти испытание у меня не было.
– Невелика потеря. Сперва долго дрожишь снаружи. Потом на тебя невыносимо долго пялятся старухи. – Она окончила послание и закатала его в крохотную гранулу. – И в конце праматерь Вексен удостаивает тебя поцелуем.
– И как?
Сестра Ауд пшикнула и глубоко вздохнула.
– Праматерь, неоспоримо, мудрейшая из женщин, но мне бы хотелось принять последний поцелуй от кого помоложе. Видела я и Верховного короля, издали.
– Один раз и я видел. Старый он был, низенький и жадный. На все вечно жаловался и боялся садиться за стол. Но с ним было много могучих воинов.
– Ну, значит, время его не коснулось. Разве только теперь он поклоняется Единому Богу, еще сильнее одержим властью и, по мнению всех, не выдерживает более часа подряд без сна. А число его воинов умножилось.
Она подвернула полог клетки. Сидевшие в клетке птицы не шевельнулись, не встрепенулись от света – лишь пялились на Ярви дюжиной пар немигающих глаз. Птицы черного цвета.
Ярви нахмурился.
– Вороны?
– Ага. – Засучив рукав, сестра Ауд отомкнула дверцу, просунула внутрь белую руку и умело схватила птичье тельце. Затем вытащила птицу наружу – тихую и спокойную, будто вырезанную из угля.
– Мать Скейр уже несколько лет голубей не использует.
– Совсем?
– Пока я ходила в подмастерьях – ни разу. – Она прикрепила послание к вороньей лодыжке и мягко продолжила:
– Ходит слух, что голубь от матери Гундринг попытался выцарапать ей глаза. Она считает голубей ненадежными. – Сестра прильнула к птице и прокурлыкала:
– Мы в дне от Торлбю.
– Торлбю, – произнесла ворона трескучим голосом. Сестра Ауд подкинула ее в воздух. Птица забила крыльями и полетела на север.
– Ворона, – прошептал Ярви, глядя, как та скользит почти по краю белогривых волн.
– Заверяешь своего хозяина в послушании?
Ничто встал рядом с Ярви. Он по-прежнему обнимал свой меч как возлюбленную, хотя теперь у того имелись отличные ножны.
– Гром-гиль-Горм мой союзник, а не хозяин, – ответил Ярви.
– Конечно. Ведь ты больше не раб. – Ничто легонько потер шрамы на задубелой шее. – Я еще не забыл, как с нас сняли ошейники на том гостеприимном хуторе. Перед тем, как Шадикширрам спалила его. Нет, ты не раб. И все-таки тебя припекло встать перед ванстерцами на колени!
– Когда я заключал договор, на коленях стояли мы все, – зарычал Ярви.
– Вот я и хочу выяснить – мы на коленях до сих пор? Немногих друзей ты себе завоюешь, если возьмешь Черный престол с помощью худшего недруга Гетланда.
– Завоюю друзей потом, когда окажусь на престоле. Меня больше волнует, как с него врагов согнать. Что я должен был делать? Позволить ванстерцам отправить нас на костер?
– Умереть от рук Горма или продать ему нашу родину? Быть может, стоило поискать тропу посередине двух крайностей.
– Давненько таковая не попадалась, – сжав зубы от злости, выдавил Ярви.
– Найти ее непросто, но именно этой тропой следуют короли. Попомни, за сделку еще придется расплачиваться.
– Ты, Ничто, скор на вопросы, да с ответами припоздал. Не ты ли поклялся мне помогать?
Ничто сузил глаза, порыв ветра захлестнул его волосы на изрубленное в боях лицо.
– Я принес клятву, и я исполню ее или умру.
– Отлично, – отворачиваясь, произнес Ярви. – Ловлю на слове.
Внизу галерные невольники, стиснув зубы, проливали пот, порою хрипло кряхтя от усилий – по рядам рыскал надсмотрщик, с кнутом, свитым кольцами за спиной. Вылитый Тригг на палубе «Южного Ветра». Ярви прекрасно помнил, как мышцы ломила боль и как удары бича, казалось, ломали спину напополам.
Но чем ближе манил Черный престол, тем тяжелее на плечи давила клятва и тем быстрее у него кончалось терпение.
Кто-то должен грести.
– Прибавь хода, – зарычал он надсмотрщику.
Дом твоего врага
Сумаэль соскочила на пристань и двинулась проталкиваться к столу, за которым, со стражей по бокам, располагалась портовая смотрительница. Ярви вслед за ней, чуточку менее ловко и гораздо менее властно спустился по сходням и ступил на твердую землю. По земле своей по праву державы он шел надвинув капюшон и пряча глаза. За ним молча шли остальные.
– Меня зовут Шадикширрам, – объявила Сумаэль, небрежно раскрывая бумагу и швыряя ее на стол, – вот мое разрешение на торговлю от Верховного короля, заверенное рунной печатью праматери Вексен.
Перед этим они подождали, пока у стола не окажется младшая из смотрительниц, надеясь, что та отмахнется от них и просто пропустит. Вместо этого женщина, теребя пальцами ключи на шее – один от ее усадьбы, второй от портовых кладовых – внимательно изучала разрешение. Достаточно долго, чтобы все задергались. На Ярви накатила дурнота от тревоги, когда он подметил, что уголок документа побурел от высохшей крови. Разумеется, крови настоящей владелицы, пролитой Ярви собственноручно. Смотрительница пригляделась к Сумаэль и проговорила именно те слова, которых он до жути боялся:
– Вы не Шадикширрам. – Один из стражников слегка сдвинул руку в кольчужной перчатке на древке копья, тут же Ничто подвинул заткнутый за пояс большой палец поближе к мечу, и тревожная дурнота Ярви переросла в ужас. Неужто здесь все и кончится? В грязной стычке у причалов?
– Она не раз сходила на берег, обычно под мухой…
Сумаэль со страшной силой врезала кулаком по столешнице, и смотрительница оторопело отшатнулась, когда ей рявкнули прямо в лицо:
– Ты говоришь о моей доброй матушке, Эбдель Арик Шадикширрам, и в другой раз – выбирай выражения! Она отправилась в Последнюю дверь. Утопла в ледяных северных водах. – Ее голос сломался, и она утерла тыльной стороной ладони сухие глаза. – Свое дело мама передоверила мне, любимой дочери – Сумаэль Шадикширрам. – Она схватила разрешение со стола и опять заорала, обдавая слюной стражу, смотрительницу, а заодно и Ярви: – А я веду дела с королевой Лайтлин!
– Она больше не…
– Ты поняла, о ком я! Где Лайтлин?
– Обычно она у себя в казначействе.
– У меня к ней разговор! – Сумаэль развернулась на каблуках и гордой походкой направилась прочь от пристани.
– Она не рада посетителям… – растерянно пролепетала вслед смотрительница.
Когда Ярви и остальные проходили мимо, сестра Ауд приятельски похлопала по столу.
– Если вас это утешит, она обрадуется встрече не меньше нашего.
– Представление на ура, – произнес Ярви, поравнявшись с Сумаэль. Они шли по рядам, где свисала свежая рыба, валялись сети и рыбаки выкрикивали цену на утренний улов. – Что бы без тебя с нами было?
– Сама едва не обоссалась, – шикнула она в ответ. – Кто-нибудь за нами идет?
– Даже не смотрит. – Портовая смотрительница уже вовсю срывала расстройство на новых прибывших, и скоро они потеряди ее из вида.
Наконец-то он дома. Однако Ярви чувствовал себя чужестранцем. По сравнению с прошлым все помельчало, нет того оживления, пустые причалы и стойла, брошенные дома. Сердце подскакивало всякий раз, когда объявлялось знакомое лицо. Точно вор, навещающий место своего преступления, он глубже втискивался под капюшон, и какая б ни стояла холодрыга, спина чесалась от пота.
Если его узнают, об этом скоро услышит государь Одем и не мешкая поспешит закончить то, что начал на крыше Амвендской башни.
– Так вот они – курганы твоих предков?
Ничто сквозь спутанную шевелюру таращил глаза на север, вдоль длинного изгиба безлюдного побережья с травянистыми холмиками, высившимися по краю. Самый ближний, крутобокий, пестрел зеленью не дольше нескольких месяцев.
– Моего убитого отца Атрика. – Ярви подвигал челюстью. – И утонувшего дяди Атиля, и прочих королей, что правили Гетландом во тьме веков.
Ничто поскреб обросшую, грязную щеку.
– Свою клятву ты принес перед ними.
– Так же, как ты предо мною – свою.
– Не страшись. – Ничто ухмыльнулся, пока они пробирались сквозь толчею у ворот внешних городских стен. Той сумасшедшей, яркоглазой ухмылкой, которая только нагоняла на Ярви страху. – Плоть забывчива, но сталь – никогда.
