Робин Вассерман - Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)
А миг спустя Саймон осознал, что к нему только что вернулось очередное воспоминание. Он усмехнулся возникшей в голове картинке: Клэри с полопавшимися виноградинами в волосах.
Ситуация в классе между тем накалялась.
– Я мог бы преподать вам парочку уроков – внизу, на тренировочной площадке, – процедил Джон. – Или вызвать на дуэль. Так что следите за языком.
– А что, неплохая идея, – заметила Марисоль.
– Эй вы, там! – вмешалась Беатрис. – Дуэль с четырнадцатилеткой – это точно плохая идея.
Но все лишь с презрением покосились на Беатрис. Внимать голосу разума не желал никто.
Марисоль фыркнула.
– Не дуэль. Поединок. Если элита нас побьет, пусть неделю отвечают первыми на всех занятиях; мы и рта не раскроем. А если мы побьем элиту, они засунут языки в…
– Согласен, – перебил Джон. – Ты об этом еще пожалеешь! На чем будем сражаться? Палки, мечи, луки, кинжалы, скачки, бокс? Я готов!
Девушка сладко улыбнулась.
– Бейсбол.
Сумеречные охотники в замешательстве бросали друг на дружку панические взгляды.
– Я не готов, – прошептал Джордж. – Я не американец и не играю в бейсбол. Это похоже на крикет, Сай? Или больше на лапту?
– В Шотландии есть лапта? – удивился Саймон, тоже шепотом. – И чем вы там кидаетесь? Картошкой? Или маленькими детками? Очуметь просто.
– Я потом объясню.
– Я объясню, как играть, – в глазах Марисоль вспыхнули задорные огоньки.
У Саймона возникло отчетливое ощущение, что эта девушка на поверку окажется настоящим чемпионом по бейсболу. Точно так же, как и по фехтованию, в чем он сам уже успел убедиться. Похоже, элиту ждет много интересного.
– А я объясню, как демоническая чума чуть не стерла Сумеречных охотников с лица земли, – громкий, словно усиленный мегафоном голос Катарины зазвенел над всем классом. – Если, конечно, мои ученики прекратят препираться и послушают меня хотя бы минуту!
Все тут же притихли и безропотно стали слушать рассказ о чуме. Впрочем, безропотности хватило ровно до конца урока: стоило только Катарине их отпустить, как все тут же снова заговорили о бейсболе.
Саймон уже играл в бейсбол и знал, что это такое, поэтому он поторопился собрать учебники и выйти из класса. Его остановил голос Катарины:
– Подожди, светолюб.
– Просто «Саймон» будет гораздо лучше, – поморщился он.
– Дети с элитного потока пытаются воссоздать ту Академию, о которой они знают по рассказам родителей, – сказала Катарина. – И в этой Академии простецов должно быть видно, но не слышно. Они должны усвоить, что находиться в рядах Сумеречных охотников – привилегия сродни королевской. Их обязанность – в духе смирения и покорности готовиться к Восхождению. Или к смерти, если не повезет. И у них все получается – до тех пор пока не находится некто, который начинает мутить воду.
Саймон моргнул.
– Вы просите меня помягче обращаться с Сумеречными охотниками, потому что они просто ищут способ возвыситься над простецами?
– С этими самодовольными маленькими идиотами можешь обращаться как угодно, – ответила Катарина. – Им же будет лучше. Я сказала тебе это, чтобы ты осознал свое влияние на простецов. Влияние, которое ты уже имеешь, – и влияние, которое можешь иметь. Твое положение в школе почти уникально, светолюб. Я знаю еще только одного студента, который перешел из элиты в отстой, не считая Лавлейса – тот сразу оказался бы в отстое, если бы нефилимы не смотрели на все сквозь пальцы с высоты своего снобизма. Впрочем, снобизм – это их любимая фишка.
Ее слова возымели эффект, которого Катарина, видимо, и добивалась. Во всяком случае, Саймон перестал запихивать в сумку свой «Кодекс Сумеречных охотников» и сел за парту. Остальные ученики пойдут сейчас готовиться к бейсболу, но Саймон и так имел представление об этой игре, а потому мог потратить время на что-то иное.
– Он тоже был простецом?
– Нет, он был Сумеречным охотником, – ответила Катарина. – Учился в Академии больше века назад. Его звали Джеймс Эрондейл.
– Эрондейл? Еще один? Сплошные Эрондейлы. У вас никогда не возникало ощущения, что Эрондейлы вас преследуют?
– Вообще-то нет, хотя я бы не возражала. Магнус говорит, Эрондейлы по большей части далеко не уроды. Хотя тот же Магнус говорит, что среди них и больные на голову – тоже не редкость. Но с Джеймсом Эрондейлом, я бы сказала, случай был особый.
– Дайте-ка угадаю, – перебил Саймон. – Он был самодовольным блондином, которого обожали все вокруг.
Светлые, цвета слоновой кости брови Катарины удивленно поднялись.
– Нет. Насколько помню, Рагнор упоминал, что у него были темные волосы и он носил очки. Под твое описание подошел бы другой тогдашний ученик школы, Мэттью Фэйрчайлд. И, надо сказать, они с Джеймсом не особенно ладили.
– В самом деле? – Саймон задумался. – Ну, тогда я на стороне Джеймса. Готов поспорить, этот парень, Мэттью, был редкостным болваном.
– Не могу утверждать наверняка, – пожала плечами Катарина. – Лично мне он казался довольно обаятельным. Да и не только мне. Мэттью всем нравился.
«Да уж. Должно быть, этот Мэттью в самом деле был обаяшкой», – подумал Саймон. Катарина очень редко отзывалась о Сумеречных охотниках так, что это можно было принять за одобрение, но сейчас она нежно улыбалась воспоминаниям об этом парне, жившем сто лет назад.
– Всем, кроме Джеймса Эрондейла? – уточнил Саймон. – Всем, кроме Сумеречного охотника, которого вышвырнули с потока для Сумеречных охотников? Мэттью Фэйрчайлд наверняка приложил к этому руку.
Катарина встала из-за учительского стола и подошла к окну-бойнице. Лучи заходящего солнца пролегли по ее волосам блестящими белыми линиями: казалось, еще чуть-чуть – и вокруг ее головы вспыхнет нимб.
– Джеймс Эрондейл был сыном ангелов и демонов, – негромко сказала она. – Он изначально был обречен идти по жизни очень трудным и очень болезненным путем. Пить горечь вместо сладости, шагать по шипам вместо роз. И никто не мог его от этого избавить. Хотя многие пытались.
Академия Сумеречных охотников, 1899 год
Джеймс Эрондейл уговаривал себя, что его тошнит только потому, что карету трясет. А не оттого, что он едет в школу.
Потому что он был безумно рад пойти в школу.
Отец одолжил у дяди Габриэля новую карету, чтобы отвезти сына из Аликанте в Академию. Правда, одолжил – не совсем точно сказано: скорее, просто взял без разрешения.
– Не надо все усложнять, Джейми, – сказал отец, пробормотав лошадям что-то по-валлийски. Те сразу ускорили бег. – Габриэль не стал бы возражать. Мы же с ним одна семья.
– Дядя Габриэль говорил вчера ночью, что он ее только что покрасил. Много раз говорил. И грозился вызвать полицию и арестовать тебя. Тоже много раз.
– Через несколько лет Габриэль перестанет беспокоиться о карете. – Отец подмигнул Джеймсу своими голубыми глазами. – Потому что к тому времени мы все будем ездить на автомобилях.
– Мама говорит, ты совершенно не умеешь водить автомобиль, – отозвался Джеймс. – Она заставила нас с Люси пообещать, что если ты когда-нибудь сядешь за руль, мы в этот автомобиль не полезем.
– Мама просто шутила.
Джеймс помотал головой.
– Она заставила нас поклясться Ангелом.
Он покосился на отца и усмехнулся. Уилл тряхнул головой; ветер взъерошил его темные волосы. Мама говорила, что у Джейми с отцом одинаковые волосы, но Джеймс знал, что его прическа всегда выглядит неаккуратно. А волосы отца, он слышал, люди называли «непослушными» – то есть, конечно, тоже неаккуратными, но при этом очень красивыми.
Первый день в школе – не самое лучшее время, чтобы размышлять о своих отличиях от отца. Но Джеймс ничего не мог с этим поделать.
По дороге из Аликанте карету то и дело останавливали, здороваясь привычным уже Джеймсу восклицанием: «О, мистер Эрондейл!» Женщины всех возрастов добавляли к этим трем словам еще два вздоха.
Почему-то других отцов приветствовали без этого «О» перед «мистер».
Люди считали, что у такого выдающегося отца и сын должен быть выдающимся – звездой чуть меньшего масштаба, чем сияющее солнце Уилла Эрондейла, но тоже яркой и заметной. И всегда сдержанно, но явно выказывали разочарование при знакомстве с Джеймсом, потому что ничего выдающегося в нем не находилось.
Джеймс вспомнил один случай, который очевидно и ясно продемонстрировал разницу между ним и его отцом. Подобные воспоминания обычно посещали его посреди ночи, когда он уже почти спал, и жалили, словно мелкие, почти невидимые, но очень болезненные порезы.
Дело было в лондонском книжном «Хэтчардс». К ним с отцом не спеша подошла женщина из простецов. Джеймс всегда считал «Хэтчардс» самым приятным книжным магазином города. Темное дерево отделки и огромные стеклянные витрины придавали ему особую импозантность, а укромные уголки, куда можно было забраться и просидеть целый день с книжкой в почти полной тишине, лишь добавляли привлекательности. Эрондейлы обычно посещали «Хэтчардс» всей семьей, но когда Джеймса с отцом заносило сюда одних, женщины почему-то очень часто находили повод подойти к ним и начать разговор.
