Мэри Лю - Молодая Элита
В моем детстве был короткий промежуток, когда отец относился ко мне по-доброму. Сегодня я вспоминаю то время.
Мне тринадцать лет. Отец просыпается в приподнятом настроении. Он входит ко мне в комнату, отдергивает шторы и впускает солнечный свет. Я настороженно наблюдаю за ним, не понимая, чем вызвана эта внезапная перемена в его настроении. Может, Виолетта ему что-то сказала?
– Одевайся, Аделина, – говорит отец и улыбается. – Сегодня я возьму тебя с собой в гавань.
С этими словами он уходит, напевая себе под нос.
Мое сердце замирает от волнения. Неужели это мне не снится? Я привыкла к тому, что в гавань отец всегда берет Виолетту. Там они смотрят на корабли. Сестра не возвращается из гавани без подарка. Я же всегда остаюсь дома.
Мне все еще не верится. Но потом, не желая сердить отца, я выскакиваю из постели и бегу к комоду выбирать одежду. Решаю надеть свое любимое кремово-синее платье из тамуранского шелка. Волосы закрываю тюрбаном из двух синих шелковых шарфов. Наверное, сегодня отец решил взять нас обеих. Тороплюсь в комнату Виолетты, ожидая найти ее одетой и готовой к поездке.
Виолетта по-прежнему в кровати. Когда я рассказываю ей о неожиданном отцовском предложении, она удивляется, затем на ее лице появляется тревога.
– Будь осторожна, – говорит мне сестра.
Но я настолько счастлива, что лишь улыбаюсь ей во весь рот. Наверное, ее предостережение вызвано обыкновенной завистью. Поспешно сбегаю вниз, начисто забыв о словах Виолетты.
День выдался солнечный. Я наслаждаюсь праздником красок. В гавань можно проехать и в нашей карете, но отец специально нанимает гондолу, чтобы покатать меня по каналу.
Гавань полна народу. Негоцианты следят за погрузкой своих товаров, давая указания помощникам. Тут же лотки, торгующие всякой всячиной. Торговцы наперебой зазывают прохожих. Под ногами взрослых путаются местные мальчишки и их собаки. Отец держит меня за руку! Я иду, смеюсь его шуткам и улыбаюсь тогда, когда он ждет от меня улыбки. Но глубоко внутри я встревожена. Внезапная доброта отца может так же внезапно закончиться. А пока все прекрасно и замечательно. Отец покупает нам по чашке замороженного молока, приправленного медом. Мы находим уютное местечко, садимся, лакомимся и смотрим за работой плотников и конопатчиков. Они строят новый корабль. Отец рассказывает мне разные интересные вещи о кораблях и о том, как строго королевские власти относятся к качеству судов. На каждом парусе, на каждом канате и прочих снастях обязательно имеются таблички с именами тех, кто их делал. Я мало что понимаю из его рассказов, но прервать отца не осмеливаюсь. Я привыкла, что перемены в отцовском настроении непредсказуемы, и тогда вместо замороженного молока с медом я получу поток брани и подзатыльники. Однако сегодня отца словно подменили. Постепенно я оказываюсь во власти его чар. Начинаю верить, что отец действительно изменил свое отношение ко мне.
Возможно, теперь все у нас пойдет по-другому. Наверное, прежде я вела себя как-то не так, а потом исправилась, и отец это сразу оценил.
Мы проводим в гавани целый день, а под вечер возвращаемся домой. Опять едем в гондоле по каналу, качаясь на волнах. Отец обнимает меня:
– Аделина, я знаю, кто ты на самом деле. Тебе нечего бояться.
Продолжаю улыбаться, хотя у меня тревожно замирает сердце. Как понимать его слова?
– Аделина, покажи мне свое умение. Я же знаю: внутри тебя должно быть что-то.
Смущенно смотрю на отца. Глупая улыбка так и приклеилась к моим губам. Когда я долго не отвечаю, ласковое выражение на отцовском лице начинает меркнуть.
– Ну давай, не мешкай, – уговаривает он меня. – Дитя мое, тебе нечего бояться. – Он понижает голос до шепота. – Покажи мне, что ты не просто мальфетто. Смелее!
До меня начинает доходить: отцовская доброта – лишь приманка, чтобы я показала ему свое дарование. Возможно, отец даже побился с кем-то об заклад, что я покажу свои необычные способности, а проспоривший ему заплатит. Улыбка на моих губах теперь дрожит вместе с сердцем. До сих пор отец действовал грубыми приказами и угрозами, но ничего не добился. Тогда, отложив кнут, взялся за пряник. Хочет поймать меня на доброту и участие. Младшая сестра оказалась прозорливее меня. Какая же я дура, что поверила в искренность отцовского поведения.
И все-таки я пытаюсь. Отчаянно пытаюсь сделать отцу приятное.
На следующий день все повторяется. Отец снова добр и внимателен. Он обращается со мной так, словно принимает за Виолетту. Сестра молчит, и я ей благодарна. Теперь я знаю, ради чего он все это устраивает. Однако я так изголодалась по человеческой доброте, что радуюсь крупицам отцовского внимания и каждый день отчаянно стараюсь показать что-нибудь необычное.
Ничего не получается.
Дней через десять у отца кончается терпение… В тот день мы едем с ним кататься. На обратном пути он зажимает мое лицо в ладонях и снова просит показать ему мои способности. И опять я ничего не могу. В карете устанавливается тягостное молчание. Отец отвернулся и смотрит в окно. Через какое-то время он вздыхает и едва слышно произносит:
– Все напрасно. Полная никчемность.
На следующее утро я лежу в постели, ожидая, когда отец снова войдет ко мне в комнату. Мне хочется поскорее увидеть его улыбающееся лицо. «Сегодня – мой день, – мысленно говорю я себе. – Сегодня у меня все получится». Я полна решимости показать отцу все, что я умею, и отблагодарить его за доброту этих дней. Пусть убедится, что и я могу приносить пользу нашей семье. Но отец не приходит. Когда я встаю, одеваюсь и спускаюсь вниз, отец подчеркнуто меня не замечает. Виолетта смотрит на меня из коридора. Коридор не так уж велик, но мне кажется, что она где-то очень далеко. Ее большие темные глаза полны жалости. Лицо сестры, как всегда, безупречно красиво. Я молча отворачиваюсь.
* * *Две недели, отпущенные мне Тереном, истекли.
Можно оправдываться тем, что все эти дни я постоянно была на виду и не могла незаметно покинуть Двор Фортунаты. Возможно, я просто тянула время. Не знаю. Сама не понимаю своего поведения. Знаю только, что дальше тянуть нельзя. Терен ждет моего прихода. И еще я знаю, чтó будет, если я не появлюсь у него в самое ближайшее время.
Но сегодня я к нему точно не пойду. Вечером я вместе с остальными членами Общества Кинжала отправляюсь выполнять миссию.
Они задумали весьма дерзко напомнить королю о своем существовании.
Веснолуние – ежегодный праздник. Его с размахом отмечают по всей Кенеттре. Торжества продолжаются три вечера подряд: каждый вечер чествуется одна из лун. Каждый вечер в самой крупной гавани Эстенции устраивается пышный бал-маскарад. В полночь с шести кораблей пускают фейерверки. Раффаэле говорил, что зрелище это удивительно красиво.
Однако в нынешнем году Энцо и его соратники решили устроить фейерверк на своей манер: поджечь корабли раньше, чем оттуда в небо полетят снопы разноцветных огней. Это покажет силу Общества Кинжала и слабость королевской власти. В дерзкой вылазке буду участвовать и я.
– Город быстро превращается в пороховую бочку, – говорит мне Раффаэле.
Сегодня он нарядился в зеленые одежды, расшитые золотом. Лицо скрыто золотой полумаской. Скулы и брови сверкают под густыми слоями пудры.
– Если король вздумает сжечь нас у столба, наши соратники нас вызволят.
Раффаэле улыбается мне, но совсем не так, как на канале, когда он пел колыбельную. В его учтивой, заученной улыбке мелькает что-то хищное.
– Люди устали от слабого короля. Когда Энцо захватит трон, народ поддержит перемены.
Я слушаю, думая о своем. На мгновение я представляю себя в подобном положении: я больше не завишу от чужих капризов и прихотей. Наоборот, мне все кланяются и торопятся выполнить каждое повеление. Каково бы это было? Как бы я себя чувствовала, обладая такой властью?
Впервые я выхожу в Эстенцию вечером. Мы идем к каналу, что тянется параллельно улице. Там уже стоят заказанные гондолы. Консорты разделяются на стайки по несколько человек и усаживаются. Я занимаю место рядом с Раффаэле и еще двумя консортами. Деревянные сиденья поскрипывают. Легкая гондола дрожит, пуская круги по воде. Отчаливаем и движемся в сторону гавани. Я во весь глаз смотрю на вечерний город.
Никакие вечера не сравнятся по красоте с вечерами празднества Веснолуния. И наверное, ни один город так не преображается, как вечерняя Эстенция. Мы попадаем в волшебную страну света.
Фонарики освещают мосты, отчего вода под ними приобретает оранжево-золотистый цвет. Отовсюду слышится музыка и всплески смеха. Почти все в масках. Теплый вечер так и манит отдаться веселью. В небе висят три луны, образуя почти равносторонний треугольник. В воздухе пролетают балиры. Свет лун делает их крылья совершенно прозрачными. Эти громадные птицы до сих пор меня завораживают. Только в Эстенции я увидела их на столь близком расстоянии. Вытянутые тела балир, да еще на фоне лун, делают их похожими на сказочных драконов.
