Коллин Хоук - Обещание тигра
– Но так положено! – нетерпеливо бросил он. – Нянька должна постоянно быть при тебе.
– Возможно, я поступила опрометчиво, – быстро сказала я, – но сегодня мне пришлось пораньше отправить Ишу в постель. Она слегка прихворнула, а мне совсем не хотелось предстать перед нашим раджей с безобразно распухшим красным носом.
Локеш недовольно фыркнул, однако мгновенно утратил интерес к Ише. Больше всего на свете мой отец презирал слабость, он просто не выносил ее в людях. На моей памяти он никогда не болел, но стоило любому военному случайно кашлянуть в его присутствии, как отец тут же отсылал его с глаз долой. Сегодня его отвращение к болезням сослужило мне добрую службу, но я понимала, что мой отец слишком умен, чтобы я могла надеяться использовать этот же прием дважды.
Отец неторопливо, с откровенным удовольствием, обошел меня кругом. Мои руки сами собой сжались в кулаки при виде осклабившегося Хаджари, щерившего в похотливой ухмылке черные пеньки гнилых зубов – разумеется, негодяй осмелился на такую дерзость, лишь когда его господин повернулся к нему спиной. Я поспешно разжала пальцы и поправила свои юбки. Ни в коем случае нельзя показывать отцу, что я напугана или нервничаю. Больше всего на свете он любил вызывать в людях именно такие чувства. Даже безобразное лицо Хаджари приобрело бесстрастное выражение, когда Локеш обернулся.
– Полагаю, ты одета вполне пристойно, – сказал он. – Однако я бы предпочел, чтобы ты выбрала покрывало не золотого, а лавандового цвета. Он подчеркивает цвет твоих глаз. – Отец взял меня пальцами за подбородок, и я послушно подняла взгляд.
– Я непременно запомню ваше замечание, чтобы последовать ему при подготовке к следующему празднику, – смиренно проворковала я, улыбаясь, чтобы ненароком не пробудить в отце желание воспользоваться проявлением моей слабости.
Мы оба знали, что раджа вряд ли когда-нибудь в будущем побалует меня еще одним личным приглашением.
Мой отец во многом походил на хищника. Если человеку хватало мужества противостоять ему, он искренне любовался противником, но стоило кому-либо проявить слабость, как отец, не раздумывая, уничтожал его. Лучшим способом избежать клыков Локеша было не попадаться ему на глаза, не оставлять следов и перемещаться бесшумно, как призрак.
Мне было десять лет, когда я обнаружила, что могу исчезать. Сначала даже не поняла, что случилось. Грохот шагов за дверью так напугал меня, что я застыла на месте. Иша проворно вбежала в мои покои, промчалась мимо меня, на ходу приводя в порядок и без того безукоризненно прибранную комнату. Мой отец желал, чтобы его вещи, а также люди – впрочем, люди для него ничем не отличались от вещей – всегда находились на своих местах, где он в любой момент мог без труда найти их.
На этот раз старания Иши оказались напрасными. Дверь так и не открылась. Иша выглянула в коридор, перекинулась парой слов со стражем и снова вернулась в комнату.
Только после этого она стала звать меня.
– Бай? Джесубай? Ты где? Можешь выходить, твой отец еще не вернулся. Это была всего лишь смена караула.
– Но я… я здесь, – пролепетала я.
– Бай? Да где же ты, детка? Я тебя не вижу!
– Иша? – Ничего не понимая, я шагнула к ней, дотронулась до ее руки. С испуганным воплем Иша всплеснула ладонями, ощупала мое лицо, потом руки.
– Это магия! – прошептала она. – Ты стала невидимой! Дитя мое, ты можешь вернуться обратно?
– Не знаю, – ответила я, чувствуя, как паника сжимает грудь.
– Попробуй отвлечься, успокойся. Подумай о каких-нибудь пустяках.
– О каких?
Иша посмотрела на корзины с цветами, которые только что привезли с рынка для составления букетов – единственной радости, которую отец разрешал мне. Беря в руки прелестные бутоны, я всегда представляла, как они растут на свободе, под солнцем, и тянут свои лепестки к небу, хотя прекрасно знала, что почти все цветы, которые мне присылали, были выращены в садах. Наблюдение за медленным увяданием прекрасных соцветий вызывало во мне странные чувства, их смерть казалась закономерной и пугающе притягательной.
Даже в детстве я часто задумывалась над тем, когда придет конец моему цветению и я, подобно срезанным бутонам, зачахну в этой комнате – лишенная возможности поддерживать жизненные силы, так и не почувствовав тепло солнечных лучей на лице. Будь мне дозволена возможность хоть ненадолго покидать свою темницу, чтобы в одиночестве побродить по цветочным базарам, я сочла бы это бесценным даром, сродни отсрочке смертного приговора.
– Перечисли все цветы, какие сможешь вспомнить, – прервала мои размышления Иша.
– Хорошо, я попробую. – Облизнув губы, я начала: – Жасмин, лотос, ноготки, подсолнух…
– Отлично! Мы на правильном пути. Я уже вижу тебя, только пока ты еще прозрачная, как неупокоенный призрак.
– Магнолия, георгин, орхидея, хризантема…
– Еще немножечко!
– Лилия, рододендрон, амарант, ломонос, каллиандра…
– Все, умница. Теперь ты полностью видна. Как ты себя чувствуешь, дитя мое?
– Замечательно. И я не ощущаю, что использовала какую-то магию.
– Мы будем практиковать твой дар, пока господин в отъезде! Ты должна научиться пользоваться своей силой, Бай.
И мы как следует попрактиковались. Ко дню возвращения отца – ах, как быстро пролетели эти четыре месяца! – я научилась с легкостью превращаться в невидимку и обратно. Но, как ни старалась, так и не смогла применить свой дар к Ише. Наше недолгое счастье и надежды на мою магию вскоре уступили место привычной обреченности. Я наотрез отказалась покидать свою заступницу, хотя Иша потратила немало часов и еще больше слез, убеждая меня бежать без нее. В конце концов мы решили, что безопаснее будет забыть о моих способностях, поэтому я, как и раньше, продолжала сидеть в четырех стенах.
На протяжении следующих лет я лишь несколько раз использовала свой чудом проявившийся дар. Однажды я превратилась в невидимку, чтобы избавиться от назойливых приставаний одного из отцовских прихвостней. Он был из числа тех, кого не останавливал даже страх перед гневом хозяина. Еще ребенком я нередко страдала от похотливых ухмылок и щипков стражей, которыми они одаривали меня, когда отец не видел. При этом они грозились сделать что-нибудь страшное с Ишей, если я посмею пожаловаться их господину. Когда я повзрослела, все словно с цепи сорвались. Мне не было прохода от домогательств отцовских людей, они преследовали меня и постоянно пытались застать одну. Когда одному из негодяев это все-таки удалось, я убежала в соседнюю комнату и приказала себе исчезнуть. Конечно, мой преследователь заподозрил, что его как-то одурачили, но не посмел сказать об этом хозяину, ведь тогда пришлось бы объяснять, какая нужда привела его в мои покои. После этого случая я еще несколько раз пользовалась своим даром, чтобы шпионить за стражами и воровать на кухне лакомства для Иши. Но моя добрая няня так сильно боялась за меня, что ради ее спокойствия я положила конец этим проказам и прибегала к невидимости только при крайней необходимости. Благодаря неусыпной бдительности Иши и моим магическим способностям до сих пор удавалось избегать опасностей, кроме тех, что исходили от отца. Я знала, что мне грозит, узнай он о моем даре, поэтому молча сносила брань, попреки и оскорбления.
Вот и теперь, когда отец, словно голодный тигр, расхаживал вокруг, как ни хотелось мне сгинуть прочь с его глаз, я лишь стояла на месте и натянуто улыбалась. Наконец, сопровождаемые шелестом моих юбок, мы с отцом вышли за дверь и устремились по широкому коридору к выходу. Хаджари молча двинулся за нами, и я поняла, что сегодня вечером он будет моим личным стражем.
Очутившись в роскошном экипаже, присланном за нами раджей, я не выдержала и поддалась праздничному настроению. Искра предвкушения мгновенно воспламенила мои чувства, и даже присутствие отца уже не омрачало радости; мне так редко доводилось бывать за стенами дома, что я дала себе слово сполна насладиться этой возможностью, досыта напитав зрение и слух. Забывшись, я невольно улыбнулась. Моя улыбка не осталась незамеченной.
– Сейчас ты как две капли воды похожа на свою мать, какой я впервые увидел ее.
Улыбка сбежала с моего лица, я поспешила напустить на себя бесстрастный вид, задернула занавеску и повернулась к отцу.
– Она была красавицей, – неопределенно сказала я вслух.
Это был не вопрос и не приглашение к началу разговора, а простое замечание, к тому же совершенно правдивое. Я давно поняла, что гораздо проще и безопаснее отвечать, только когда тебя спрашивают, да и в этих случаях говорить так мало, насколько это возможно без риска показаться невежливой. Кроме этого, я давно отучилась изобретать отговорки, которые мой отец мог разоблачить без труда.
– Да. Была, – ответил он. – Но, – отец подался вперед, – у нее это прошло.
Намек очень прозрачный. Отец знал, что сегодня вокруг меня станут увиваться мужчины, и предупреждал, что я буду находиться под строжайшим надзором.
