Прозрение - Ле Гуин Урсула Кребер
И когда на четвертый день нас наконец выпустили из заточения, оказалось, что именно так все и было. Войска, занимавшиеся военной подготовкой в лагерях, были поспешно переброшены в город из его южных окрестностей и присоединились к кавалерии, находившейся неподалеку, Первую мощную атаку им удалось отбить, и теперь кавалерия преследовала войско Казикара уже за пределами Этры. Городская стража сумела вовремя отступить под прикрытие городских стен и стойко удерживала их, несмотря на мощный натиск вражеских отрядов. Впрочем, авангард Казикара не имел при себе никаких осадных орудий, явно рассчитывая на внезапность массированной атаки на главные городские ворота, через которые легко было проникнуть в самый центр города. В этом и заключалась их тактическая ошибка. Если бы командир вражеского войска, видимо страстно жаждавший славы, не предпринял столь плохо подготовленной атаки, которую городской страже удалось не только замедлить, но и остановить, у нас действительно могло бы не хватить времени предупредить армию и поднять горожан по тревоге, и Этра вполне могла быть захвачена и сожжена.
А нас еще и заперли в Хижине… Впрочем, теперь уже не имело ни малейшего смысла размышлять на эту тему. Мы вышли на свободу, и радость освобождения была столь всепоглощающей, что горький осадок почти не ощущался.
В тот вечер все, кто смог, выбежали на улицы, чтобы приветствовать первые отряды, возвращавшиеся по мосту через реку Нисас. Даже Сэл украдкой выскользнула из «шелковых комнат», переоделась в мужскую одежду и вместе со мной отправилась к Речным воротам встречать наши войска. Это был совершенно безумный поступок, ибо «подаренной» девушке, осмелившейся выйти на улицы города, грозило ужасное наказание. Но в ту ночь всюду царили радость, всепрощение и вседозволенность; мы точно купались в этом потоке всеобщего ликования, от всего сердца приветствуя наших воинов. В диком мерцании факельных огней мы заметили среди военных и Торма, коренастого, мрачного и воинственного, узнав его по странной походке и привычке размахивать руками. Сэлло тут же опустила голову, скрывая лицо, потому что встреча с Тормом не сулила нам обоим ничего хорошего и вряд ли Торм промолчал бы, увидев подаренную своему брату девушку болтающейся по улицам. Мы с Сэл тут же бросились назад к Аркаманту, смеясь и задыхаясь, и по тихим темным улочкам и дворам быстро добрались до дому.
На следующий день мы услышали от Сэл – а она узнала это от самой Матери Фалимер, – что полк Явена собираются вернуть для охраны города. Сэлло прямо-таки светилась от радости.
– Он возвращается! И будь что будет, мне все равно! Только бы он был со мной! – все повторяла она.
Но, как оказалось, это была последняя хорошая новость, дошедшая до нас.
В Казикаре отлично знали, что войска Этры заняты борьбой с вооруженными бандами из Морвы и Оска, а потому и послали тот первый, довольно большой отряд, чтобы он попытался, совершив молниеносную атаку, внезапно захватить город. Но эта попытка провалилась. Отброшенные защитниками города, воины Казикара поспешно отступили, но всего лишь к границам наших владений, где уже разместилась вся огромная вражеская армия, успешно преодолевшая и довольно большое расстояние от самого Казикара, великого города-государства на реке Морр. и приграничные горы.
В Этре появилось множество беженцев-селян, охваченных паникой; многие явились в город с пустыми руками, другие же, наоборот, волокли с собой все, что могли, погрузив свое имущество в фургоны и повозки, а перед собой гнали еще и скот. Но уже на третий день после того радостного вечера, когда мы встречали наши войска, городские ворота были заперты. Этра оказалась окружена вражескими войсками со всех сторон.
Стоя на стенах, мы видели, как воины Казикара методично воздвигают один лагерь за другим; волокут бревна, копают оборонительные рвы на случай атаки противника. Теперь они были явно хорошо подготовлены к долгой осаде. Среди простых палаток высились расшитые шатры офицеров; то и дело прибывали повозки, доверху нагруженные зерном и фуражом; были построены просторные загоны для коров и овец, захваченных по дороге в деревнях и на фермах, так что мясом войско Казикара себя обеспечило надолго. У нас на глазах вокруг Этры рос еще один город, город мечей.
Сперва никто даже не сомневался в том, что вскоре с юга подойдет наша армия и попросту сметет захватчиков. Надежда на это умирала с трудом. Прошло несколько недель, прежде чем мы увидели, как первые этранские отряды стали изгонять казикарцев с насиженных, укрепленных рвами позиций. Мы радостно приветствовали наших воинов, стреляли зажженными стрелами по палаточному городу, дабы отвлечь врага. Однако этранцам все время приходилось отступать, поскольку захватчики превосходили их численностью раз в десять. Нас мучил вопрос: где же те мощные полки, что отправились отгонять от наших границ морванов и осканцев? Что же происходит на юге? По городу поползли страшные слухи, которым невозможно было не верить. Ведь мы были отрезаны ото всего мира и почти никаких вестей не имели.
В первое же утро осады Сенат направил депутацию в башню над Речными воротами, желая предложить противнику вступить в переговоры и объяснить причины столь беспричинной и наглой агрессии. Однако генералы Казикара от переговоров отказались и позволили своим солдатам выкрикивать оскорбления и насмешки в адрес наших сенаторов. Одним из этих сенаторов был Алтан Арка. Я видел, как он вернулся домой, черный от гнева и унижения.
На следующий день Сенат провозгласил одного из своих членов диктатором Этры; им стал Канок Эреко Бахар. Это был древний титул, о котором вспоминали лишь в случае крайней необходимости, присваивая его временному верховному командующему. И всей нашей жизнью сразу стали править новые правила и указы. Прежде всего, ввели строгий учет продовольствия: все запасы провизии были свезены из домов и собраны в просторных общественных складах на рынке; продукты выдавались с поистине ритуальной четкостью и пунктуальностью; пытавшихся утаить продовольствие повесили на площади перед Гробницей Предков. Все мужское население от двенадцати до восьмидесяти лет было записано в оборонительные отряды, которыми командовала городская стража. Что же касается рабов-мужчин, то в начале осады многих снова позапирали в амбарах и мужских Хижинах. Нам, например, Отец Арка попросту запретил выходить по ночам за пределы нашего Двора; кстати, точно такой же строжайший комендантский час был вскоре введен приказом диктатора и во всем городе. Было очевидно, что рабы-мужчины, крайне необходимые для самых различных работ, стали совершенно бесполезными, поскольку их запирают, точно телят, когда хотят, чтобы животные поскорее набрали вес. И диктатор Бахар издал следующий декрет: рабы по-прежнему остаются собственностью своего хозяина, однако сейчас в связи с чрезвычайным положением они поступают в распоряжение го-рода и Сенат может затребовать группу рабов из любого Дома и присоединить ее к гражданской трудовой армии, проживающей в казармах. Раб, получивший такой приказ, немедленно переезжает в казармы и выполняет ту или иную работу под командованием нашего ветерана, генерала Хастера.
Впервые меня послали в казармы в июне, после почти двух месяцев осады. Я был даже рад этому; мне хотелось быть полезным своему городу и своему народу, и пребывание в классной комнате Аркаманта казалось мне постыдным, слишком уж далеки были там повседневные страхи и заботы Этры. Я страстно мечтал уйти и присоединиться к взрослым мужчинам и был настроен чрезвычайно патриотично, как и большинство обитателей Аркаманта да и жителей города в целом. Когда миновали первые ужасы и потрясения осадного положения, мы обнаружили, что вполне можем жить и в весьма суровых условиях, по строгим правилам, при минимуме пищи, терзаемые бесконечной тревогой и со всех сторон окруженные врагом, стремившимся сокрушить нас если не огнем и мечом, то голодом. Оказалось, что и в такой ситуации можно не просто жить, но жить хорошо, не теряя надежды и чувства локтя.
