Илкка Ауэр - Проклятие ледяной горы
За стеной – страна мертвых Туонела. Я уже знаю это, а вылетающие из ворот завитушки тумана – это ушедшие в Туонелу души, которые тянутся к тем, кто остался их оплакивать.
Мои мать и отец в Туонеле, и я знаю, зачем я здесь. Я должен попасть к ним по другую сторону ворот.
– Чем могу быть полезен? – спрашивает висящий на ветке мертвец, когда я подхожу к нему.
Я отвечаю, что хочу попасть за ворота – встретиться со своими отцом и матерью.
Тут лицо мертвеца трескается, кожа облетает трухой, и из-под нее показывается гниль. Улыбка исчезает.
– Прошу прощения, но это невозможно, – отвечает мертвец, – а для тебя так вообще никак.
Ярость пробегает по моим жилам. Я говорю мертвецу, что настаиваю, что висящая на ветке гнилуха мне не указ, что все равно попаду в Туонелу и найду там своих родителей.
Мертвец вдруг цыкает:
– Цыц! Если сделаешь еще хоть один шаг, разбудишь их, мальчишка! Мне жаль.
Подо мной шевелится земля, я смотрю на скелеты под ногами, и теперь они кажутся мне спящими. У скелетов в руках зажато оружие, а глаза закрыты – они ждут.
– Мне жаль, – вновь повторяет мертвец, и его лицо опять становится целым, белым и даже по-своему красивым.
Меня охватывает беспокойство: я не плачу, не рыдаю, но понимаю, что так мне ничего не добиться. Поворачиваю назад.
И, чувствуя взгляд мертвеца на своей спине, иду в сторону хижин.
Глава 28
В стране смерти Калмо наступил вечер, и все кругом приобрело еще более зловещий вид. Исчез тот единственный лучик света, который каким-то чудом сумел пробиться сквозь щелку между черной дымной тучей и горизонтом.
Николас уныло брел в разоренную деревню. Здесь повсюду прямо на земле сидели ее жители, скукожившись и подпирая друг друга, и, казалось, сама земля источала бесконечные грусть и печаль.
Старики тянули вслед Николасу руки, прося у него воды, но у него не было во что налить. Одни дети пытались успокоить своих родителей и увести их прочь с этого места, другие же с пустыми глазами сидели на руках поникшего отца или матери. Знали ли они, зачем они здесь?
Чувство безутешности подтачивало силы Николаса, ломало ему спину так, что ему вдруг захотелось просто сдаться, сесть, успокоиться и, подобно другим, унестись потоком черной печали.
Он уступал дорогу встречным, перешагивал через лежащих на земле, заглядывал в хижины, где сидевшие грызли кости или черпали ложкой черную жижу… Николас видел у костров тощих, как скелеты, людей, толкавших скрипящие телеги с нагруженными на них кучами выпачканного черной грязью торфа… Он шел, ведомый инстинктом, ощущая непреодолимую потребность идти именно так: по мосткам, перекинутым через ручьи липкой грязи. Дорога казалась ему бесконечной, но потом наконец сквозь пламя костра он увидел идущие к нему две знакомые фигуры – Сару и Хесси.
– Николас! – прокричал Хесси с облегчением, бросаясь ему на шею.
Замаранное лицо Сары осветила улыбка.
– Наконец-то! Мы нашли тебя, – сказала она и тронула его руку так, будто хотела убедиться, что перед ней действительно Николас, а не привидение.
Николас быстро пригладил волосы и сделал непринужденный вид.
– А где Вяйнямейнен?
– Он остался в шалаше, а мы пошли искать тебя, – ответила Сара, протягивая Николасу котомку. – Вот хлеб, перекуси. Кто знает, когда тебе удастся поесть в следующий раз.
Хлеб был жутко вкусным, но Николас начал есть. Сара была права насчет еды.
– Как вы попали сюда?
– С помощью волшебства эльфиек и Вяйнямейнена.
– Вот ведь мерзость! – воскликнул Николас злобно. – Все так просто? А мне-то пришлось пройти испытание, стоившее мне целого зуба.
– И вымаранной одежды! – рассмеялся Хесси.
– Ты вроде как должен был выдержать это испытание, – ответила Сара. – Наш путь не имеет особого значения, правда, мы, кажется, перенеслись чуточку назад во времени. Так сказал Вяйнямейнен.
– А Кривша?
– Он остался чинить летучий корабль, и Гига ему помогает. Не знаю, куда он собирается отправиться дальше, но что-то они с Вяйнямейненом затевают.
– Спасибо, больше не лезет, – сказал Николас, отдавая Саре хлеб, от которого откусил лишь маленький кусочек.
– Чтоб мне пусто было! Ну и место! – в рассеянности пробормотал Хесси. – Живые как живые, а мертвые как мертвые, но если эти два дела смешать между собой, то можно сойти с ума. Ты видишь здесь хоть одного ежа? Не видишь. А почему? Все потому, что нас слепили из крутого теста и у нас больше мозгов.
Он почесал подбородок и сказал многозначительно:
– Когда мой дядюшка Хенрик помер, мы похоронили его в тот же день и вздохнули с облегчением, что нам больше не придется нюхать его вонючие носки и уворачиваться от его длинных иголок. Я об этом.
– Погодите, – сказала Сара. Она наклонилась к стонущей женщине с двумя детишками и отдала ей остатки хлеба.
Женщина подняла глаза на Сару, когда та коснулась ее морщинистой руки, и в ее глазах на какое-то мгновение промелькнул свет. Сара выпрямилась.
– Щука! – мечтательно вздохнул Николас. – Мы с Хесси мечтаем пойти на рыбалку и поймать такую!
– Знаю. У моего отца была та же мечта. Или есть. Надеюсь, все еще есть.
– Была? – откликнулся Николас. По его лицу расплылось нечто похожее на улыбку. Он не мог стоять на месте и не знал, куда смотреть: взгляд Сары смутил его.
Изумилась и Сара, она впервые видела на лице Николаса выражение искренней радости и ни капли издевки.
– Только у твоего отца, наверное, нет колючего ежа в качестве наживки, – хмыкнул Николас.
– Ха-ха-ха, чертовски смешно! – бросил ему Хесси и пнул в ногу.
Звонкий смех Сары был точно бальзам на душу в этом безрадостном месте. Услышав его, сидящие вокруг люди подняли головы и улыбнулись, преодолевая печаль, но только на мгновение: потом сила радости испарилась, надежда исчезла, и они вновь склонили головы.
– Из ее челюсти он соорудил бы кантеле, ведь так делал и его отец, – сказала Сара.
Николас вздохнул:
– Странное совпадение: у твоего отца такая же мечта, как и у меня. – Он обернулся к Саре и вдруг холодно усмехнулся: – Все это очень интересно, ты умеешь уговаривать.
Сара сжала губы, потом пожала плечами:
– И как мне это воспринимать?
– Я бы воспринял это как слова вежливости.
– Я должна быть такой. Умеющей уговаривать.
– Почему?
– Мой отец, его работа, вся деревня – мы пережили тяжелые времена, отцу приходилось много трудиться, и все же… Поверь, я понимаю, что тебе было трудно, что тебе пришлось страдать, но…
– Что «но»?
Сара замолчала и начала накручивать на палец локон.
– Да нет, ничего. Ты все равно будешь насмехаться надо мной.
Настала очередь замолкнуть и Николасу. Затем, набравшись храбрости, он коснулся своей рукой руки Сары.
– Я не будут насмехаться – обещаю. Что ты хотела сказать?
– В мире много добра, много того, что стоит защищать, – едва слышно прошептала Сара. – Есть люди, представь себе, хорошие и добрые по натуре. Ты должен поверить в это. В жизни мало ли чего может случиться.
Николас посмотрел серьезно на Сару, а потом разразился хохотом.
Сара вспыхнула, отдернула руку и отвернулась от Николаса, но он снова взялся за ее плечо.
– Эй, послушай, я ведь только пошутил. Я знаю, что нельзя смеяться, но я все понимаю. На самом деле.
– Я вот не уверена, – жестко произнесла в ответ Сара. – Скажи, зачем ты поступаешь так со мной и со всеми?
– Наверное, ты не понимаешь. Или понимаешь?
Она отрицательно помотала головой.
– На самом деле ты просто слепа, будто крот, – сказал Николас.
– Возможно, тогда просвети меня!
Николас приблизился к лицу Сары и закрыл глаза так, словно собирался поцеловать ее.
– Эй, – только и сумела произнести Сара, чуть не задохнувшись от возмущения. Она отвернулась, потом уперла руки в бока и собралась было что-то ответить, но опять смутилась, отвела взгляд и только произнесла сухо: – Если бы кто-нибудь несколько дней назад сказал мне, что я скоро буду здесь в стране Калмо у ворот в Туонелу, я бы посчитала его сумасшедшим, но вот мы здесь. И коли уж ты на стороне добра, то сражайся за добро, а не стой сложа руки, даже если тебя потом и постигнет неудача.
Николас не знал, куда девать руки, а Хесси терся у его ног, и его усы мелко дрожали.
– Пожалуй, будет правильно пойти к Вяйнямейнену, – сказала Сара и нырнула в палатку, видневшуюся за костром.
Это была старая палатка, оставленная когда-то кем-то здесь, у ворот в Туонелу: таких брошенных, разодранных пристанищ было полным-полно повсюду в стране Калмо.
Николас забрался в полутемную палатку, за ним последовал Хесси. На шесте посередине висел ржавый закопченный фонарь, одно стекло его треснуло, и внутри едва теплился огарок сальной свечи. Под ним сидел совершенно сгорбившийся Вяйнямейнен: его одежда была грязнее прежнего, а волосы цвета гнилого дерева болтались спутанными клочьями. Весь его облик был безутешен и уродлив, как и все остальное вокруг.
