Энн Райс - Принц Лестат
Фарид провел с Дэвидом все мыслимые и немыслимые тесты, но не сумел обнаружить и следа иной «мыслительной деятельности», нежели та, что являлась плодом работы его мозга. Насколько он мог судить, Дэвид и в этом теле оставался самим собой. Связь между телом и личностью оказалась необычайно крепкой.
– Возможно, – предположил Фарид, – до того, как ты причастился Крови, ты мог бы покинуть это тело, стать некоей бесплотной сущностью, иными словами – духом, способным вселяться в другие, достаточно уязвимые тела. Не знаю. И не знаю, как проверить. Но теперь ты вампир, а у меня складывается впечатление, что именно Кровь прочнее всего связывает тебя с тем телом, в котором ты обитаешь.
Домыслы и догадки. Но Дэвид рад был услышать их.
Он тоже не сомневался, что Фарид с Сетом никогда не употребят свои познания и научные достижения против смертных.
– Но как насчет их подчиненных? – спросил я. – Когда я с ними познакомился, они уже причастили Крови немало врачей и ученых.
– Не волнуйся. Они вербуют и выбирают очень тщательно. Те вампиры-ученые, с которыми мне довелось сталкиваться – типичные гениальные идиоты, подвижники своего дела, всецело поглощенные трудом жизни. Никаких грандиозных планов и замыслов, только дай поисследовать нашу кровь под микроскопом.
– Ну так то ж и есть главный проект Фарида, верно? – улыбнулся я. – Изучать нашу кровь – Кровь, с большой буквы.
– Насколько я понимаю, дело довольно дохлое. Может, Священный Источник и физическое явление, но обнаружить его мы не в состоянии. Если он состоит из клеток, то клетки эти настолько малы, что не поддаются выявлению. Поэтому Фарид пытается выяснить характеристики Источника, а не строение.
Дэвид продолжал что-то объяснять, но это уже снова была сплошная поэзия науки – и я ее не воспринимал.
– Думаешь, они по-прежнему там, на том же месте?
– Не думаю, а знаю. Они перебрали множество прочих мест, но ни одно им не подходило.
Должно быть, как раз в то время, как я пытался их разыскать.
– Да, они там. Найдешь без труда. На самом деле они будут вне себя от счастья, если ты к ним заглянешь.
Ночь медленно катилась к рассвету. Папарацци разбежались по своим гробам и берлогам. Я сказал Дэвиду, что он может гостить у меня в отеле сколько пожелает, а самому мне скоро пора домой.
Но еще не сейчас. Мы брели по тенистым аллеям Тюильри, во мраке древесной сени.
– Я изголодался, – громко произнес я.
Дэвид немедленно предложил поохотиться.
– Нет, по твоей крови, – возразил я и толкнул его к стволу тонкого, но крепкого деревца.
– Ах ты, негодный паршивец, – вскипел Дэвид.
– О, презирай меня, презирай! – Я склонился над ним, запрокинул ему голову и поцеловал в шею, а потом медленно вонзил в него клыки, готовясь вкусить первые сияющие капли. Кажется, он успел еще выдохнуть «поосторожнее», но в горло мне уже хлынула струя теплой крови, и я больше ничего не видел, не слышал и не соображал.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторваться. Набрав полный рот крови, я держал ее, не глотая, так долго, что она словно бы впиталась сама собой. По пальцам рук и ног пробежали последние струйки тепла.
– А ты? – спросил я. Дэвид обмяк, привалившись к дереву, и, кажется, боролся с головокружением. Я хотел было обнять его.
– Убирайся, – прорычал он и стремительно зашагал прочь. – Запихни свое поганое droit du seigneur себе прямо в жадное сердце.
Однако когда я догнал его и обхватил за плечи, он не воспротивился. Мы так и шли дальше, в обнимку.
– Ах, что за мысль, – заметил я, целуя его, хотя он смотрел прямо перед собой, не обращая на меня внимания. – Стань я королем Вампиров, я бы издал указ, что священное право каждого создателя – пить кровь его отпрысков, когда он только ни пожелает. А что, может, быть королем не так уж и плохо? Разве Мел Брукс не говорил: «Хорошо быть королем»?
– Заткнись, а? – В забавном утонченно британском голосе Дэвида зазвучала вдруг непривычная дерзость.
Кажется, я слышал в Париже и другие голоса. Кажется, что-то ощущал. Надо было мне обратить на это больше внимания, а не мчаться кавалерийским нахрапом вперед, отгораживая разум от молодых вампиров-папарацци.
Кажется, почти сразу после этого, когда мы проходили мимо древних катакомб, куда свалены кости со старинного кладбища Невинных Мучеников, я отчетливо различил далекий и печальный голос, голос очень древнего бессмертного. Он пел, смеялся и бормотал: «Ах, мальчик, с каким же великолепием ты скачешь прямиком по Пути Дьявола». Я узнал этот голос, этот тембр и интонации, эту певучую мелодичность. «Да еще с боевым топором под роскошным нарядом!»
Но я не внял этому голосу, затворил от него свой слух. Сейчас мне хотелось быть с Дэвидом и только с ним одним. Мы вернулись к Тюильри. Мне не хотелось ни осложнений, ни новых открытий. Я не был готов снова распахнуться навстречу окружающим тайнам, до которых так падок был прежде. Я не стал слушать странную рокочущую песнь. Даже не спросил, слышит ли ее Дэвид.
Под конец я сообщил Дэвиду, что намерен снова уйти в добровольное изгнание, что у меня нет выбора. Я заверил его, что никоим образом не стану пытаться «покончить со всем этим» – что я просто не готов еще встречаться с другими вампирами или всерьез задумываться над ужасными возможностями, что пугали Джесси. Мои слова привели Дэвида в ужас, он умолял меня не покидать его.
Но я настаивал. О да, у меня есть надежное убежище. Очень надежное. Не сомневайся, Дэвид. И да, конечно, я буду пользоваться для связи телефонной магией.
Я повернулся, чтобы уйти, но он вдруг вцепился в меня. Не успел я понять, что происходит, зубы его уже пронзили мне артерию, руки крепко обхватили поперек груди.
Он присосался к моей шее с такой силой, что я потерял сознание. Кажется, я успел еще обернуться и схватить его, сжать левой рукой его голову, попробовать оторвать его от себя – но на меня нахлынула череда видений, я не мог уже отличать грезы от яви, ухоженные тропинки и деревья Тюильри вдруг превратились в Сад Зла по всему миру. Я впал в божественное приятие, и сердце Дэвида билось вплотную к моему сердцу. Ни осторожности, ни сдержанности, что проявил я, когда пил его кровь.
Я пришел в себя на земле, привалившись спиной к стволу молодого каштана. Дэвид исчез. На смену мягкой благоуханной ночи пришел серый морозный рассвет.
Я отправился домой – в «тайное убежище», что расположено было лишь в минутах полета на крыльях ветра, чтобы там на досуге поразмыслить обо всем, что узнал от друзей. Все равно ни на что большее я сейчас был не способен.
Проснувшись следующим вечером, я заметил, что на костюме моем, даже на руках остался запах Дэвида.
Отринув желание отыскать его, я принялся заново овладевать наукой обращения с компьютером и в очередной раз завел себе новый ящик электронной почты на новом сервисе. А потом настрочил пространное послание Маарет, в котором спрашивал, нельзя ли мне навестить ее, где бы она сейчас ни находилась – а если нельзя, то согласна ли она общаться со мной хотя бы таким образом. Я сообщил ей, что понимаю: для нас все переменилось, и мольбы Бенджи о том, чтобы древние вампиры возглавили весь наш народ, отражают чаяния многих и многих вампиров. Но, признаться, сам я так и не понял, как на все это реагировать. Я спрашивал ее совета.
Ответное сообщение Маарет оказалось предельно кратким. Я не должен пытаться найти ее. Ни при каких обстоятельствах не должен к ней приближаться.
Само собой, я поинтересовался – почему?
Никакого ответа.
А через шесть месяцев телефон ее был отсоединен от сети. Электронный адрес оказался недействительным.
Со временем я снова забыл, как пользоваться компьютером. Правда, мой айфончик звонил много раз. Это был Дэвид. Мы разговаривали, но совсем понемногу, а потом я забыл зарядить чертово устройство. Дэвид рассказал мне, что отыскал Мариуса в Бразилии и отправляется туда, чтобы поговорить с ним. Сообщил, что Дэниел Моллой, компаньон Мариуса, пребывает в отличном настроении и согласен взять Дэвида с собой к Мариусу. Но больше я никаких вестей от него не получал.
Правду сказать, айфон я посеял. И, как оно всегда со мной и бывало, впредь созванивался со своими поверенными в Нью-Йорке и Париже по старомодному обычному городскому телефону.
Прошел год.
Я тогда обитал в отцовском замке в горах Оверни – так сказать, в тайном убежище у всех на виду, где никому и в голову не приходило меня искать. Замок был уже почти отстроен и отделан заново.
Тогда-то Голос снова обратился ко мне.
– Неужели ты не жаждешь покарать всех этих столичных юнцов? – вопросил он. – Жалких червяков, что изгнали тебя из Парижа, когда тебе в прошлый раз пришло в голову обосноваться там?
