Безнадега - Кинг Стивен

— Питер! — В голосе Мэри послышалась тревога. — Питер, мне это не нравится!

— Все нормально, — успокоил ее Питер.

Но так ли это? Он смотрел на патрульную машину, ползущую по встречной полосе, и гадал, в чем же дело. Попытался рассмотреть копа, что сидел за рулем, но заднее стекло покрывал плотный слой пыли.

Тормозные огни, тоже запыленные, вновь сверкнули: коп еще сбросил скорость. Теперь она не превышала тридцати миль в час. На дорогу, прямо под колеса патрульной машины, вынесло перекати-поле. Шины расплющили его по асфальту. А то, что осталось от перекати-поля, почему-то напомнило Питеру кисть с переломанными пальцами. Его охватил страх, даже ужас, причину которого он не мог понять.

Дело в том, что Центральная Невада полна впечатлительных людей. Так сказала Мэриэл, и Гэри это подтвердил. А впечатлительные люди ведут себя именно так. То есть странно.

Разумеется, все это чушь собачья, ничего странного тут нет, во всяком случае, очень уж странного, но все же…

Опять блеснули тормозные огни. Питер в ответ автоматически нажал на тормоз, потом посмотрел на спидометр и увидел, что скорость упала до двадцати пяти миль.

— Чего он хочет, Пит?

Теперь намерения копа уже не составляли для него тайны.

— Вновь оказаться позади.

— Почему?

— Понятия не имею.

— Почему он просто не остановится на обочине, если хочет именно этого?

— Не знаю.

— Так ты намерен…

— Естественно, я обгоню его. — И неожиданно для себя Питер добавил: — В конце концов, мы не прибивали эту чертову кошку к знаку ограничения скорости.

Он надавил на педаль газа и начал настигать патрульную машину, плетущуюся со скоростью двадцать миль в час.

Мэри с силой сжала его плечо, короткие ногти впились в кожу через синюю тенниску.

— Не надо.

— Мэри, ничего другого нам не остается.

Пока они препирались, «акура» Дейдры поравнялась с белым «каприсом», а потом оставила его позади. Питер покосился влево, но через два стекла практически ничего не увидел. Понял только, что коп — мужчина крупный. И еще ему показалось, что он смотрит в их сторону. А вот надпись на дверце Питер прочитал: «БЕЗНАДЕГА. ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК». Золотые буквы под гербом города: всадник и шахтер, пожимающие друг другу руки.

Безнадега, — подумал Питер. — Все лучше, чем Бездна. Намного лучше.

Как только он обогнал патрульную машину, она тут же вернулась на свою полосу и, прибавив скорость, прилепилась к заднему бамперу «акуры». Так они и ехали тридцать или сорок секунд (для Питера эти секунды тянулись гораздо дольше). А потом замигали синие огни на крыше «каприса». У Питера засосало под ложечкой, но он не удивился. Отнюдь.

Рука Мэри все еще сжимала плечо Питера, когда он свернул на обочину.

— Что ты делаешь? Что ты делаешь, Питер?

— Останавливаюсь. Он включил мигалки и сел нам на хвост.

— Мне это не нравится. — Мэри нервно огляделась: пустыня, холмы и бездонное синее небо. — Что мы сделали?

— Возможно, превысили скорость. — Питер смотрел в боковое зеркало.

Он прочитал надпись на украшающей бампер наклейке: «ОСТОРОЖНО! ДВИЖУЩИЙСЯ ОБЪЕКТ ОБЫЧНО БЛИЖЕ, ЧЕМ ВАМ КАЖЕТСЯ». И тут же открылась дверца, а под ней показалась нога в хаки. Здоровенная нога. Затем ее обладатель вылез из кабины, захлопнул дверцу и надел на голову шляпу (в кабине для шляпы места бы не хватило, предположил Питер). А-ля медвежонок Смоки [1].

Мэри оглянулась, и глаза ее удивленно распахнулись.

— Святой Боже, да у этого парня габариты футболиста [2].

— Как минимум, — согласился Питер.

Взяв за точку отсчета крышу патрульной машины (пять футов от земли), он прикинул, что рост копа, шагающего к «акуре» Дейдры, никак не меньше шести футов и пяти дюймов. А вес — за двести пятьдесят фунтов. Может, и за триста.

Мэри отпустила плечо Питера и вжалась в дверцу, стремясь до максимума увеличить расстояние между собой и гигантом. На бедре у копа болталась кобура, из которой торчала рукоятка револьвера, такого же огромного, как и сам коп, а вот руки его были пусты: ни блокнота, ни книжечки штрафных квитанций. Питеру это не понравилось. Он не понимал, что сие означает, но ему это явно не нравилось. После получения водительского удостоверения его четырежды штрафовали за превышение скорости и один раз за избыток алкоголя в крови (после рождественской вечеринки на факультете три года назад). И ни разу коп не подходил к нему с пустыми руками. Сердце Питера, которое и так билось быстрее обычного, застучало сильнее. Оно еще не выскакивало из груди, но он чувствовал, что скоро дойдет и до этого.

Ты ведешь себя глупо, и ты это знаешь, сказал он себе. Речь идет о превышении скорости, ни о чем больше. Установленный ограничительный знак — шутка, и все знают, что это шутка, но парень, несомненно, обязан оштрафовать определенное число нарушителей. А что касается превышения скорости, штрафовать за это лучше всего приезжих. Ты это знаешь. Поэтому… Как назывался альбом старины ван Хэлена? «Жуй их и улыбайся»?

Когда коп остановился рядом с «акурой», пряжка его пояса оказалась на уровне глаз Питера. Коп не наклонился, он поднял руку (тоже внушительных размеров) ладонью вверх и несколько раз сжал и разжал пальцы, показывая, что желает взглянуть на документы водителя.

Питер снял круглые, без оправы, очки, сунул их в нагрудный карман и опустил стекло. Рядом часто-часто дышала Мэри, словно она напрыгалась через веревочку или натрахалась.

Коп не спеша присел, и в поле зрения Джексонов возникло его огромное бесстрастное лицо. Тень от шляпы падала копу на лоб. Питер отметил, что кожа у него розовая, словно обгоревшая, значит, коп, как и Мэри, не в ладах с солнцем. Выражения ярко-серых глаз Питер понять не смог. Не было в них никаких эмоций. Зато он унюхал запах. Вроде бы лосьон после бритья «Олд спайс».

Коп быстро глянул на водителя, затем его взгляд прошелся по кабине «акуры»: сначала Мэри (замужем, белая, милая мордашка, хорошая фигура, молодая, особых примет нет), потом заднее сиденье, заваленное камерами, сумками, разным хламом. Хлама пока набралось не слишком много: из Орегона они выехали два дня назад, из которых полтора провели у Гэри и Мэриэл Седерсон, слушая старые пластинки и предаваясь воспоминаниям.

Глаза копа остановились на выдвинутой пепельнице. Питер сообразил, что его интересуют окурки «косяков», коп пытается уловить запах «травки» или гашиша, и облегченно вздохнул. Не пыхал он уже лет пятнадцать, «кокса» вовсе не нюхал и практически бросил пить после той приснопамятной рождественской вечеринки. С наркотиками он сталкивался лишь на рок-концертах, когда до его ноздрей долетал дым чьей-нибудь самокрутки. Мэри же вообще ничего подобного не пробовала и иногда называла себя наркодевственницей. В пепельнице коп мог увидеть только две скатанные в шарики обертки от жвачки, а на заднем сиденье не валялись ни банки из-под пива, ни бутылки из-под вина.

— Патрульный, я, видимо, превысил скорость…

— Увлеклись малек? — добродушно спросил коп. — Бывает, бывает. Сэр, я бы хотел взглянуть на ваше водительское удостоверение и на регистрационный талон.

— Конечно. — Питер достал бумажник из заднего кармана брюк. — Автомобиль не мой. Моей сестры. Мы перегоняем его в Нью-Йорк. Из Орегона. Сестра училась в Риде. Рид-колледж, это в Портленде.

Питер понимал, что не говорит, а тараторит, но ничего не мог с собой поделать. Такое повторялось при каждой встрече с копом: у него буквально начинался словесный понос, словно в багажнике лежал труп или похищенный ребенок. Питер вспомнил, что точно так же говорил, говорил и говорил, когда коп остановил его на Лонг-Айленде после рождественской вечеринки, ля-ля-ля-ля, а коп в это время молчал, занимаясь своим делом: сначала внимательно просмотрел его документы, потом вытащил синий пластиковый мешочек — комплект для определения наличия алкоголя в крови.