Странный Томас - Кунц Дин Рей
Так что комната эта была скорее не кабинетом, а храмом.
Увидев достаточно, даже слишком много, мне захотелось поскорее выбраться из этого дома. Я просто мечтал о том, чтобы вернуться в «Мир покрышек», вдохнуть запах резины, готовой к встрече с дорогой, и подумать о том, что же делать дальше.
Но вместо этого я опустился на стул с подлокотниками. Я не брезглив, но все-таки внутренне сжался, когда положил на них руки. Ведь раньше здесь наверняка лежали ладони Человека-гриба.
На столе стояли компьютер, принтер, лампа, перекидной календарь. Нигде, ни на одной поверхности, я не обнаружил ни пылинки.
Со своего насеста оглядел помещение, пытаясь понять, каким образом оно могло стать черной комнатой и как потом вновь превратилось в кабинет.
Не увидел огней святого Эльма сверхъестественной энергии, пляшущих на углах металлических бюро. И представители внеземных цивилизаций никак не проявили себя.
И тем не менее на какое-то время эта комната трансформировалась в… портал, дверь между Пико Мундо и странным и далеким местом, под которым я не подразумеваю Лос-Анджелес или даже Бейкерсфилд. Очень может быть, что этот дом служил пересадочной станцией между нашим миром и адом, если, конечно, ад существует.
А с другой стороны, если бы я добрался-таки до кроваво-красного фонаря в центре той черноты, то, возможно, оказался бы на планете в далеком рукаве Галактики, где правили бодэчи. Но пропуска у меня не было, нужного пароля я не знал, вот и перенесся сначала в гостиную и прошлое, а потом в гаражную пристройку и будущее.
Разумеется, проанализировал я и возможность того, что ничего этого в реальности и не было, а все мне привиделось. То есть я безумен, как лабораторная крыса, которой вводили психостимулирующие токсины, а потом заставляли наблюдать телевизионное «реалити-шоу», показывающее в мельчайших подробностях повседневную жизнь вышедших в тираж супермоделей и стареющих рок-звезд.
Время от времени я рассматриваю вариант собственного безумия. Однако, как и любой уважающий себя псих, всегда и быстро отметаю мысли о своем душевном нездоровье.
Я не находил доводов для поиска спрятанного переключателя, который мог бы вновь превратить кабинет в черную комнату. Логика подсказывала, что источник чудовищной силы, необходимой для того, чтобы открыть портал между мирами, находился не здесь, а по ту сторону портала, уж не знаю, где она могла быть.
Скорее всего Человек-гриб и не подозревал, что его кабинет служит не только хранилищем картотеки, которая подогревала его убийственные фантазии, но и терминалом, через который бодэчи попадали на праздник крови. Не обладая моим шестым чувством, он, возможно, мог сидеть здесь, работать с одним из своих мерзких досье, не ощущая ни трансформации комнаты, ни прибытия орд дьявольских отродий.
Поблизости что-то зашуршало, застучало, словно кости скелетов ударились друг о друга, потом вроде бы кто-то убежал.
Я поднялся со стула, напрягся, прислушался.
Потекли секунды тишины. Прошло полминуты.
Крыса, решил я, в стенах или на чердаке. Жара достала ее, вот и забегала.
Я вновь сел, начал один за другим выдвигать ящики стола.
Помимо карандашей, ручек, скрепок, степлера, ножниц и прочей канцелярщины, нашел две недавних банковских выписки и чековую книжку. Все три принадлежали Роберту Томасу Робертсону, проживающему в этом самом доме в Кампс Энде.
Прощай, Человек-гриб; привет, Боб.
Боб Робертсон звучало совсем не зловеще, не возникало ощущения, что человек с такими именем и фамилией мог планировать массовое убийство. Скорее они подходили веселому продавцу автомобилей.
В четырехстраничной выписке «Банк Америка» [25] сообщалось о накопительном счете, двух шестимесячных депозитных сертификатах, перечнях государственных облигаций и акций. Общая стоимость активов Робертсона, хранящихся в «Банк Америка», составляла $786 542. 10.
Я три раза всматривался в это число, уверенный, что ошибаюсь с местоположением точки.
Из четырехстраничной выписки банка «Уэллс-Фарго» [26] следовало, что в этом банке на счетах Боба Робертсона находится $463 125. 43.
Почерк у Робертсона был неразборчивый, но циферки в своей чековой книжке он выводил достаточно четко. И получалось, что в настоящий момент он мог получить по этой книжке $198 848. 21.
Тот факт, что человек, в распоряжении которого находилось практически полтора миллиона долларов, жил в жалкой развалюхе в Кампс Энде, я мог истолковать исключительно как извращение.
Будь у меня столько «зелени», я, конечно, мог бы по-прежнему работать поваром блюд быстрого приготовления, но исключительно из любви к искусству, а не для того, чтобы заработать на существование. И жизнь покрышек при таких деньгах потеряла бы для меня свою привлекательность.
Внезапное хлопанье крыльев и стук над головой заставили меня вскочить со стула, но скрежет когтей о металл подсказал причину: вороны устроились на коньке крыши. Они улетали ранним утром, когда жара становилась невыносимой, день проводили в густой тени, а возвращались ближе к вечеру, когда катящееся к горизонту солнце умеряло пыл своих лучей. Ворон я не боюсь.
Я просмотрел реестр чековой книжки за последние три месяца. Обнаружил обычные выплаты за бытовые услуги, компаниям, выпускающим кредитные карты, и так далее. Если что меня и удивило, так это количество чеков на обналичивание.
Только за последний месяц он получил 32 тысячи долларов чеками по две и четыре тысячи. А за последние два месяца общая сумма обналиченных денег составила 58 тысяч.
Даже с его феноменальным аппетитом он не мог съесть так много мороженого в «Берк-и-Бейли».
Очевидно, он ни в чем себе не отказывал. И, каковы бы ни были его пристрастия, он не мог оплачивать их открыто, с помощью чеков или кредитной карточки.
Положив финансовые документы обратно в ящик, я начал понимать, что мое пребывание в доме Человека-гриба слишком уж затянулось.
Я исходил из того, что шум двигателя «Эксплорера», въезжающего в гаражную пристройку, предупредит меня о возвращении Робертсона и я успею выскользнуть через парадную дверь, пока он будет входить через боковую. Однако если бы он по какой-то причине решил припарковаться на улице или вернулся домой пешком, я бы оказался в ловушке, не услышав его приближения.
Маквей, Мэнсон и Мохаммед Атта, похоже, наблюдали за мной. И я без труда мог представить себе, что их глаза теперь злобно поблескивают.
Задержавшись еще на несколько секунд, я просмотрел маленькие квадратные листочки перекидного календаря. «Среда, 15 августа» — значилось на страничке.
И на этом листке Робертсон не написал ни слова. Вероятно, по его разумению, сама дата несла в себе достаточную нагрузку, чтобы эта календарная страничка стала первым документом досье.
Я посмотрел на часы. Через шесть часов и четыре минуты два августовских дня, 14-е и 15-е, встретятся в разделяющую их полночь.
А потом что должно случиться? Что-то должно. Что-то… нехорошее.
Вернувшись в гостиную, к обшарпанной мебели, пыли, валяющимся повсюду книгам и журналам, я вновь поразился контрасту между чистеньким, упорядоченным кабинетом и остальными замусоренными помещениями дома.
Здесь, иногда пролистывая фривольные журналы или читая книги, некоторые достаточно невинные, чтобы предложить их жене священника, Робертсон, похоже, плыл по течению, ни на чем особо не сосредоточиваясь. Не видел цели в жизни, не мог сказать, чего хочет, к чему стремится.
И совсем другим он становился, переступая порог кабинета, где создавал и пополнял сотни досье, просматривал веб-сайты, специализирующиеся на серийных и массовых убийцах. Там он точно знал, кем был… точнее, кем хотел стать.
Глава 14
Я покинул дом тем же путем, каким и вошел в него, через боковую дверь между кухней и гаражной пристройкой, но не сразу вернулся к «Мустангу», который одолжил у Терри Стэмбау. Сначала обошел дом сзади и осмотрел двор.