Стивен Эриксон - Память льда. Том 1
Она горько тосковала по ним обоим, но понимала, как их гибель и её собственное нежелание принять мужское касание сплелись и сделали её идеальным выбором для духов. Неисчерпаемым сосудом, в который до́лжно поместить две изломанные души – одну из-за пределов смерти и другую, спасённую от смерти древними чарами, две личности, сплетённые в венок. Сосудом, который сможет выкормить такое противоестественное дитя.
Кочевники-рхиви, которые ходили за стадами и не строили стен из камня или кирпича, называли такие сосуды, созданные, чтобы воспользоваться один раз, а затем выбросить, «мхиби», и так она нашла для себя новое имя, а теперь в нём отразилась вся суть её жизни.
Старуха, не набравшаяся мудрости, увядшая, но не прожившая долгих лет, – и от меня ждут, что я наставлю это дитя – это создание, – которое получает каждый утраченный мною сезон, создание, для которого отлучение от груди будет означать мою смерть. Смотри, вот она – играет в обычные детские игры; улыбается, не понимая, что цену за её существование, за рост плачу я.
Мхиби услышала за спиной шаги, а в следующий миг высокая, чернокожая женщина замерла рядом с рхиви. Взгляд раскосых глаз остановился на девочке, которая играла на склоне холма. Ветер прерий бросил ей на лицо прядь длинных чёрных волос. Из-под чернёной кожаной рубахи блеснул чешуйчатый доспех.
– Обманчивое впечатление, – вполголоса произнесла тисте анди, – она производит, верно?
Мхиби вздохнула, затем кивнула.
– Совсем не похожа на создание, которое вызывает страх, – продолжила женщина с полуночной кожей. – На создание, которое становится предметом яростных споров…
– Снова споры?
– Да. Каллор снова взялся за своё.
Мхиби окаменела. Подняла глаза на тисте анди.
– И? Что-то изменилось, Корлат?
– Бруд непреклонен, – ответила после паузы Корлат. И пожала плечами: – Если у него и есть сомнения, он их хорошо скрывает.
– О да, – проговорила Мхиби. – Но рхиви и наши стада ему нужнее сомнений. Это расчёт, а не вера. Вот только будем ли мы ему нужны, если будет заключён союз с одноруким малазанцем?
– Есть надежда, – начала Корлат, – что малазанцы больше знают о происхождении ребёнка…
– Знают довольно, чтобы оценить потенциальную угрозу? Ты должна объяснить Бруду, Корлат: то, чем были прежде эти две души, – ничто по сравнению с тем, чем они стали. – Не сводя глаз с играющей девочки, Мхиби продолжила: – Её создали в сфере влияния т’лан имасса – его вневременный Путь стал связующей нитью, которую сплёл заклинатель костей имассов – заклинатель из плоти и крови, Корлат. Этот ребёнок принадлежит т’лан имассам. Пусть она облачилась в плоть рхиви, пусть несёт в себе души двух малазанских чародеек, но она теперь – одиночница. И более того – заклинательница костей. И даже это – лишь часть того, чем она станет. Скажи, зачем бессмертным т’лан имассам заклинательница из плоти и крови?
Корлат поморщилась.
– Не у меня это нужно спрашивать.
– И не у малазанцев.
– Ты уверена? Разве т’лан имассы не воевали под малазанскими знамёнами?
– Уже не воюют, Корлат. Какая скрытая трещина пролегла между ними? Какие тайные побуждения скрываются за всем, что бы ни посоветовали малазанцы? Никак не угадаешь, верно?
– Я полагаю, Каладан Бруд знает о такой возможности, – сухо ответила тисте анди. – Как бы там ни было, ты можешь присутствовать и принять участие в переговорах, Мхиби. Малазанский отряд приближается, и Воевода просит тебя прийти.
Мхиби обернулась. Перед ней раскинулся лагерь Каладана Бруда – педантично организованный, как всегда. Наёмники на западе, тисте анди в центре, а рхиви со стадами бхедеринов на востоке. Дорога была долгой – с плато Старого Короля, через города Кот и Клок, а потом по южному ответвлению старой Тропы Рхиви, идущему по равнине, которую кочевники почитали родиной. Родиной, которую долгие годы раздирают войны, топчут армии на марше, жжёт летящая с неба морантская взрывчатка… кворлы вьются чёрными безмолвными точками, ужас приходит на наши стойбища… в наши священные стада.
Но теперь мы готовы пожать запястья своим врагам. С малазанскими захватчиками и безжалостными морантами мы собираемся сплести свадебные венки – две армии, которые так долго держали друг друга за горло, сыграют свадьбу, но не ради мира. Нет, эти воины ищут теперь другого, нового врага…
За лагерем Бруда, на юге вздымались недавно подремонтированные стены Крепи, чёрные потёки на них – жуткое напоминание о колдовстве малазанцев. Группа всадников только что выехала из северных ворот города. Пустое серое полотнище флага, означавшего, что все они теперь вне закона в Империи, развевалось у всех на виду, пока конники скакали по голой равнине к армии Бруда.
Мхиби подозрительно прищурилась, глядя на это знамя. Ох, старуха, твоё проклятье – страхи. Не думай о недоверии, не думай об ужасах, которые принесли нам эти захватчики. Дуджека Однорукого и его Войско объявила вне закона ненавистная Императрица. Одна кампания завершилась. Другая начинается. О, нижние духи, закончится ли эта война хоть когда-нибудь?
Девочка подошла к двум женщинам. Мхиби посмотрела на неё, увидела в твёрдом, уверенном взгляде ребёнка знание и мудрость, казалось, тысяч лет – а может быть, и не казалось. Вот мы стоим здесь втроём, у всех на виду, – дитя десяти-одиннадцати лет, молодая на вид женщина с нечеловеческими глазами и согбенная старуха. Но всё это – от начала до конца – иллюзия, на самом деле всё наоборот. Я – дитя. Тисте анди прожила тысячи лет, а девочка… сотни тысяч.
Корлат тоже взглянула на ребёнка. Тисте анди улыбнулась.
– Ты хорошо поиграла, Серебряная Лиса?
– Сначала было хорошо, – ответила девочка неожиданно низким голосом. – А потом стало грустно.
Корлат приподняла брови.
– Почему же?
– Когда-то тут был священный завет – между духами холмов и рхиви. Теперь он разорван. Духи эти были неисчерпаемыми сосудами боли и страданий. Холмы эти не исцелятся.
Мхиби почувствовала, как кровь застывает у неё в жилах. С каждым днём её дочь проявляла всё бо́льшую чувствительность, которой позавидовали бы мудрейшие поплечницы любого племени. Но была в этой чувствительности некая холодность, будто за каждым сочувственным словом скрывался тайный умысел.
– Неужели ничего нельзя сделать, дочь?
Серебряная Лиса пожала плечами.
– Уже и не нужно.
Вот как сейчас.
– Что ты имеешь в виду?
Круглолицая девочка улыбнулась Мхиби.
– Если мы хотим попасть на переговоры, мама, нам лучше поторопиться.
Место для встречи обустроили в тридцати шагах за дальними частоколами на невысоком всхолмье. Свежие курганы, в которых похоронили мёртвых после падения Крепи, виднелись на западе. Мхиби подумала, что эти бессчётные жертвы смотрят сейчас на них издалека. Духи ведь рождаются от пролитой крови. А если их не умиротворять, они часто превращаются в силы враждебные, одержимые кошмарными видениями, исполненные злобы. Неужели только рхиви понимают это?
И вместо войны – союз. Как призраки к этому отнесутся?
– Они чувствуют себя преданными, – проговорила Серебряная Лиса. – Я отвечу им, мама. – Девочка взяла Мхиби за руку, и они пошли вперёд. – Настало время памяти. Древних воспоминаний – и совсем недавних…
– А ты, дочь, – спросила Мхиби тихим, лихорадочным голосом, – ты – мост между ними?
– Ты мудра, мама, хоть и не веришь в себя. Скрытое медленно открывается. Взгляни на тех, кто прежде враждовал. Ты сражаешься в своих мыслях, вспоминаешь все различия между нами, цепляешься за свою ненависть к ним, ибо к этому ты привыкла. Память – основание такой ненависти. Но память хранит и другую истину, мама, тайную, именно её мы испытали, верно?
Мхиби кивнула.
– Так нам говорят старейшины, дочь, – ответила она, подавив приступ раздражения.
– Испытания. Опыт. Они у нас общие. Пусть и с разных сторон, но они – общие. Одинаковые.
– Я знаю, Серебряная Лиса. Винить кого-то бессмысленно. Всех нас ведёт, подобно приливам и отливам, невидимая, нерушимая воля…
Девочка крепче сжала руку Мхиби.
– Тогда спроси у Корлат, мама, что говорит ей память.
Покосившись на тисте анди, рхиви приподняла бровь и сказала:
– Ты слушала, но молчала. Какого ответа моя дочь ожидает от тебя?
Корлат печально улыбнулась.
– Испытания одинаковые. Общие для ваших двух армий. Но не только… общие во все времена. Для всех, кто обладает памятью, будь то один человек или целый народ, уроки жизни – всегда одни и те же. – Глаза тисте анди стали фиалковыми, когда она взглянула на Серебряную Лису. – Даже для т’лан имассов – это ты хочешь нам сказать, дитя?
Та пожала плечами.
– Что бы ни случилось, думай о прощении. Держись за него, но знай, что его не следует даровать всем без разбора. – Серебряная Лиса перевела сонный взгляд на Корлат, и её тёмные глаза вдруг жёстко блеснули. – Иногда в прощении следует отказать.
