Гарт Никс - Сабриэль
Фантом на миг отвлекся и плеснул водой в Моггета. Тот отпрыгнул, но неудачно и угодил-таки под струю. Кот взвыл и за секунду до того, как очередной каскад обрушился на Сабриэль, метнулся под кровать, торчащий трубой хвост приподнял свисавшее покрывало.
– Довольно, спасибо большое! – заявила девушка, глядя, как последние капли воды утекают сквозь решетку в кафеле.
Но фантом, похоже, и без того закончил с мытьем и теперь принялся обтирать ее полотенцем. Сабриэль отобрала полотенце и стала вытираться сама, однако фантом взял реванш, набросившись с расческой на ее волосы, что привело к очередной маленькой баталии. Наконец, не без помощи фантома, Сабриэль надела нижнюю рубашку и платье и, так и быть, позволила сделать себе маникюр и безжалостно расчесать волосы.
На внутренний стороне одного ставня было укреплено зеркало, и Сабриэль как раз любовалась узором из крохотных серебристых ключей на своем платье, когда в глубине дома прозвучал гонг и фантомный слуга распахнул дверь. В следующую секунду мимо пулей промчался Моггет с воплем, в котором отчетливо слышалось слово «Обед!». Сабриэль проследовала за котом – гораздо более степенно! – и слуга затворил за ней дверь.
Обед подавали в главном зале. Эта вытянутая парадная комната занимала половину нижнего этажа; первое, что приковывало к себе взгляд, – витражное окно от пола до потолка, выходившее на запад. Сцена изображала строительство Стены, и, как и многие другие вещи в доме, окно было буквально пропитано магией Хартии. Возможно, настоящего стекла в нем вообще нет, подумала про себя Сабриэль, наблюдая, как отсветы вечернего солнца вспыхивают и гаснут на фигурах зодчих, возводящих Стену. Что до фантомов, если приглядеться, видно было, как обличье их складывается из крохотных знаков Хартии. Сквозь витраж мало что удавалось разглядеть, но, судя по солнцу, уже смеркалось. Сабриэль поняла, что проспала целый день, а то и два.
Обеденный стол занимал почти всю длину зала. Сделанный из светлого дерева, сверкающего полировкой, он был весь заставлен серебряными солонками, подсвечниками, фантастического вида графинами и накрытыми блюдами. Но полных приборов обнаружилось только два – с изобилием ножей, вилок, ложек и прочих приспособлений, которые Сабриэль узнавала лишь по невнятным рисункам из учебника по этикету. Чего стоила одна только золотая трубочка для высасывания граната – Сабриэль в жизни не доводилось видеть ничего подобного.
Один прибор стоял перед стулом с высокой спинкой во главе стола, второй – слева от него, перед табуреткой с подушечкой. Сабриэль задумалась, которое из мест – ее, но тут Моггет вскочил на табуретку и подсказал:
– Ну же! Пока не сядешь, они тебя не обслужат.
«Они» – это были опять-таки фантомы. Всего с полдюжины, включая тирана в кремовом облачении из спальни. Все они походили друг на друга: человеческие фигуры с лицами, скрытыми под капюшоном либо под вуалью. Видны были только их руки, и те почти прозрачные, как если бы знаки Хартии еле различимо нанесли на протезы, изваянные из лунного камня. Фантомы сбились в группу у какой-то двери – кухонной, надо думать, потому что в проеме проблескивало пламя и вкусно пахло стряпней, – и неотрывно глядели на Сабриэль. И в глаза ведь не посмотришь – прямо мороз по коже!
– Да, это она, – саркастически заметил Моггет. – Ваша новая хозяйка. А теперь не пообедать ли нам?
Никто из фантомов с места не стронулся, пока Сабриэль не выступила вперед. Тогда и они шагнули ей навстречу, все упали на одно колено – или что уж там скрывалось под их длинными, до пола, одеждами. Каждый протянул бледную правую руку. Знаки Хартии вились светящимися линиями по ладоням и пальцам.
Сабриэль на мгновение оторопела, но тут же поняла: фантомы предлагают ей свою службу или верность и ожидают от нее какого-то ответа. Девушка подошла к ним и осторожно пожала каждую из протянутых рук по очереди, ощущая заклинания Хартии, из которых они были сотканы. Моггет сказал правду: некоторые из заклинаний были очень древними, древнее, чем Сабриэль могла себе вообразить.
– Благодарю вас, – медленно произнесла она. – Благодарю от имени моего отца за оказанное мне гостеприимство.
Похоже, именно этого – ну, или чего-то подобного – от нее и ждали. Фантомы встали, поклонились и занялись делом. Тот, что в кремовой рясе, выдвинул для Сабриэль стул и, когда она села, подвязал ей салфетку. Салфетка была льняная, хрустко накрахмаленная, на черной ткани – россыпь крохотных серебряных ключей, настоящее чудо вышивального искусства. Моггету, как подметила Сабриэль, салфетка досталась простая, белая, со следами застарелых пятен.
– Последние две недели мне приходилось есть в кухне, – недовольно буркнул Моггет.
Оттуда как раз явились два фантома, неся тарелки: о появлении их возвестил восхитительный аромат приправ и горячей стряпни.
– А нечего зазнаваться, – весело ответила Сабриэль и пригубила вина.
Белое сухое вино имело фруктовый привкус; впрочем, Сабриэль еще не научилась разбираться в винах, чтобы судить, хорошее оно или так себе. Явно неплохое, чего уж там. Ее первое знакомство со спиртным состоялась несколько лет назад: этот ценный опыт с нею разделили две самые близкие подруги. С тех пор никто из них троих бренди в рот не брал, но Сабриэль не отказывалась от капельки вина за обедом.
– А откуда ты знал, что я приду? – полюбопытствовала она. – Я и сама этого не знала, пока… пока отец не прислал мне весть.
Кот ответил не сразу: он всецело сосредоточился на рыбном блюде, только что поставленном перед ним слугой, – свежевыловленная рыбешка была небольшая, почти круглая, с яркими глазами и блестящей чешуей. Сабриэль таких тоже подали, но зажаренных, с помидорами и под чесночно-базиликовым соусом.
– Я служил твоим предкам, а их было в десять раз больше, чем тебе лет, – наконец отозвался Моггет. – И хотя сила моя убывает с ходом времени, я всегда знаю, когда один Абхорсен пал и следующий приходит ему на смену.
Сабриэль проглотила кусок, вдруг показавшийся совершенно безвкусным, и отложила вилку. Отхлебнула вина, чтобы смочить горло, но вино словно превратилось в уксус, и она закашлялась.
– Что ты имеешь в виду – «пал»? Тебе что-то известно? Что случилось с отцом?
Моггет поднял глаза и, сощурившись, выдержал ее взгляд – чего уж точно не сумел бы обычный кот.
– Сабриэль, он мертв. Даже если он не миновал еще Последних Врат, в Жизнь ему больше не вернуться. То есть…
– Нет, – перебила Сабриэль. – Не может того быть! Не может! Он некромант… он не умер…
– Вот поэтому он и послал тебе меч и колокольцы, как в свое время их послала ему тетка, – продолжал Моггет, не обращая внимания на вспышку Сабриэль. – И некромантом он не был, он был Абхорсеном.
– Не понимаю, – прошептала Сабриэль, поневоле отводя взгляд. – Я не знаю… я знаю так мало. Обо всем. О Древнем королевстве, о Хартии и ее магии, даже о собственном отце. Почему ты произносишь его имя так, как будто это какой-то титул или звание?
– Так и есть. Он был Абхорсеном. Теперь Абхорсен – ты.
Сабриэль молча обдумывала услышанное, глядя на ошметки рыбы и разводы соуса на тарелке. Серебряные чешуйки и красный помидор сливались в узор мечей и пламени. Стол расплывался перед глазами, равно как и комната; Сабриэль ощупью искала порог Смерти. Но сколько ни пытайся, пересечь его не удавалось. Сабриэль чувствовала грань, однако доступа на ту сторону нигде не было – ни в одном из направлений. Дом Абхорсена был слишком хорошо защищен. Но у самой границы что-то происходило. Какие-то враждебные твари затаились там, поджидая ее, а еще – ощущалось едва уловимое дуновение чего-то знакомого, как аромат духов, оставшийся после того, как человек вышел из комнаты, или дымок трубочного табака за углом. Сабриэль сосредоточилась и вновь ринулась на преграду, отделяющую ее от Смерти.
И тут же ее отбросило обратно в Жизнь: острые когти вонзились ей в руку. Глаза девушки распахнулись, заморгали, стряхивая с ресниц крупицы инея. Перед ней сидел Моггет: шерсть – дыбом, лапа занесена для нового удара.
– Дуреха! – прорычал он. – Ты единственная, кто способен сокрушить заграждения этого дома, а ведь от тебя только того и ждут!
Сабриэль невидяще глядела на разъяренного кота, с трудом сдерживая резкий надменный ответ, потому что понимала: Моггет прав. Мертвые духи караулят ее, да и мордикант, пожалуй, способен преодолеть границу – и ей придется сражаться с ними одной, без помощи, безоружной.
– Прошу прощения, – пробормотала она, утыкаясь лицом в обледенелые ладони.
Такой непрошибаемой дурой она себя не чувствовала с тех самых пор, как, не справившись с заклинанием Хартии, нечаянно сожгла один из розовых кустов директрисы и чудом не задела престарелого, всеми любимого садовника. Тогда она разрыдалась, но теперь стала старше и научилась сдерживать слезы.
