Том Поллок - Сын города
Кара прикусила нижнюю губу:
– Мам, – крикнула она по-английски. – Я хочу немного поспать. Попросишь папу не будить меня, когда он придет?
Мамино согласие доплыло до нее вверх по лестнице. Парва скинула халат и натянула джинсы с футболкой. Сняла хиджаб с безликой головы манекена, стоящей у зеркала, и надежно обернула вокруг головы.
«Что ты делаешь? – поинтересовался голос в голове. – Он незнакомец, незнакомый странный мужчина. Это небезопасно».
Мысли вроде этих теперь постоянно ее преследовали, но девушка не могла уступить им. Бет бы не уступила. И Бет, конечно же, не уступила бы Солту. Кара презирала эту мысль, но та никуда не девалась, цепляясь за ее разум, как пиявка: если бы только она могла немного больше походить на Бет, то была бы в безопасности.
Кара сложила подушки и одеяло, чтобы обмануть обычную проверку, и выключила свет.
После нескольких дней разглядывания потолка спальни день показался Каре болезненно ярким, а небо – поразительно синим. Сердце трепетало, словно колибри в клетке из ребер. Вокруг было немного людей, но она все равно вздрагивала, если кто-то проходил слишком близко. Девушка попыталась успокоиться и собраться с мужеством, пока, наконец, не почувствовала, что может подойти и постучаться в окно машины. Мужчина подпрыгнул и уставился на нее, и она тут же почувствовала, как страх отступает: в его лице не было никакой угрозы. У него были обвисшие щеки, как будто бессонница выжала из него все соки.
Окно скрипнуло вниз:
– Парва? – начал он неуверенно, а потом исправился: – Кара?
Кара встрепенулась, услышав это имя, и склонила голову набок.
– Кто вы, мистер? – спросила она, хотя была уверена, что и так это знает – он был вторым человеком, который когда-либо так ее называл.
– Я Пол Брэдли. Мне сказали, ты болеешь… спасибо. Спасибо, что согласилась поговорить со мной. – Его голос звучал трогательно благодарным. А потом он спросил. – Ты не видела мою дочь?
«Нет; я ее не видела и, возможно, никогда не увижу – да мне и плевать. Плевать, даже если она выпила краску из своего собственного баллончика, завязала с граффити и сдохла», – подумала Кара, но вслух спросила:
– Что случилось с Бет?
Деланная улыбка обвалилась с лица мистера Брэдли.
– Я надеялся, ты знаешь, – пробормотал он. – Мы могли бы поговорить?
– Я не могу далеко уходить, – сказала Кара. – Я сказала родителям, что болею.
– А разве ты не болеешь? – теперь его голос звучал озадаченно.
Кара призадумалась.
– Болею, – ответила она, – но не так, как они считают.
Он нажал кнопку, и на пассажирской двери щелкнул предохранитель.
– Можем поговорить внутри, если хочешь, – на улице холодно.
Кара встала как вкопанная, будто покрывшись льдом. От одной мысли, чтобы сесть в машину к мужчине, даже от ее волос повеяло холодом. Она осмотрела кнопку, которую он ткнул, предохранители на дверях, и твердо потрясла головой.
– Окей, – пробормотал он, – тогда где?
Кара указала на кафе на другой стороне улицы и поспешила к нему, прежде чем мистер Брэдли успел выйти из машины.
Из кафешного стерео лилась музыка в стиле инди. Эспрессо-машина трещала аккомпанементом.
«Девчонку знаю я одну, – надрывался певец, – и в ней как в омуте тону…»[5]
«И это стало бы хитом, – мысленно продолжила Кара, – когда бы не было г…»
– А разве вы не должны пойти к копам? – спросила она, когда отец Бет сел, прервав ее размышления.
Мистер Брэдли глотнул кофе и спросил, не хочет ли она чашечку, но девушка молча потрясла головой, и он больше ничего ей не предлагал.
– Я обращался, – начал он. – Но они не сильно помогли. По-видимому, раньше у нее были с ними проблемы.
«А ты не догадывался?» – про себя поинтересовалась Кара:
– Послушайте, мистер Брэдли, – сказала она, пытаясь, чтобы голос звучал успокаивающе. – Я уверена, что с Бет все в порядке. Она сможет о себе позаботиться. Через пару дней она… – Девушка затихла, увидев выражение его лица.
Он бросил стопку документов на дешевый столик.
– Полицейские сказали то же самое – слово в слово, – заметил он немного дрожащим голосом. – Я поискал в сети…
Кара взяла бумаги и пролистала их: около двадцати распечаток газетных сообщений, фотографии обезумевших родителей с умоляющими глазами и имена под заголовками: Джессика Саарлэнд, Ян Томпсон, Майкл Уильямс, Ровена Муре. Все они сообщали о пропавших детях.
– И это только те, кто был достаточно мал или достаточно мил, а газетчикам нечем было заполнить номер, – голосом проигравшего объяснил он. – Я сам был журналистом и знаю, как это работает.
Кара почувствовала, как сжался желудок. Рапорт о пропаже Бет осядет на самое дно полицейского шкафа для хранения документов, зажатый между Аллах знает сколькими другими потерянными жизнями и забытыми перспективами, по сорок штук в каждом выдвижном ящике.
– Извините. Мы поссорились – сильно, – призналась она. – Наговорили друг другу разных гадостей. Я не видела ее уже много дней.
Мистер Брэдли ссутулился еще сильнее и долго молчал, прежде чем заговорить:
– Не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Хочешь – я не знаю, хочешь, я попробую отвлечь твоих, чтобы ты смогла прокрасться в свою комнату?
Она подняла голову и уставилась на него:
– Ого, мистер Брэдли, – восхитилась она. – Бет никогда не упоминала, что вы ниндзя. – Он покраснел, когда Кара продолжила. – Все окей. Кроме того, мама довольно люта. Если она снова вас увидит, после того, как вы предлагали зайти в мою комнату…. – Она свистнула и «перерезала» себе горло пальцем.
– Она не выглядит такой уж страшной.
– Не позволяйте котенку из Карачи вас одурачить. Она бы медленно пропустила вас через сыротерку, если бы заподозрила, что вы спутались с ее маленькой девочкой. Я сама с нею справлюсь.
Мужчина засмеялся, и его лицо тут же стало виноватым, словно смеяться в такое время было неправильно.
– Когда Бет вернется, – сказал он, – надеюсь, вы помиритесь. Я рад, что у нее есть такая подруга, как ты.
Что-то тошнотворное заворочалось у Кары в животе:
– Спасибо, – выдавила она.
Они вместе перешли обратно через дорогу, уворачиваясь от ярко одетых женщин, тащивших сумки с овощами с далстонского рынка.
– Уверена, что не нужно отвлечь их? – уточнил он, когда они подошли к ее дому. – Я мог бы… даже не знаю… спеть?
– Не обижайтесь, мистер Брэдли, но Бет рассказывала, как вы поете. Она заявила, что ваши концерты выдерживает только ваша резиновая банная уточка.
– Что ж – хорошо, – и он направился к своему автомобилю.
– Мистер Би, постойте! – Кара заметила, как он напрягся, обманутый настойчивостью в ее голосе. Она уставилась на свою входную дверь – или, скорее, на дверной косяк. По его краю шли крошечные поезда, пути вели вдаль по нижней части стены, как крошки черного хлеба. Они последовали за ними за угол, в серый переулок, и уткнулись в то, что было нарисовано на кирпичах.
– Что это значит?.. – начал мистер Брэдли. – Изломанная гармония. Я не…
– Я понимаю, – перебила Бет. Она сжала негнущиеся, воспаленные руки в кулаки, а потом медленно их разжала. – Я знаю, что это значит, мистер Брэдли. Я там бывала. – Она сделала паузу и вдруг услышала свой голос. – Я покажу вам.
– Кто это? – он показал на изображение тощего парня с бесстрастным выражением лица, чистящего ногти кончиком копья.
Кара покачала головой:
– Никогда не видела никого похожего, – призналась она. – Но знаете что? Если Бет его ищет, она его найдет. – Она залезла в карман, выудила оттуда телефон и сфотографировала парня. – А это значит, что мы тоже должны его найти.
Уже на выходе из переулка она увидела свое собственное лицо, нарисованное на кирпичах, и вся накопившаяся на лучшую подругу злость превратилась во что-то другое, что-то не менее острое; защемило горло.
– Черт возьми, это что, ты? – пробормотал мистер Брэдли. – Это… это ты. Она нарисовала по памяти? Боже, выглядит совсем как ты. Я хочу сказать… – Гордость в его голосе было невозможно ни с чем перепутать. Кара задумалась, слышала ли ее когда-нибудь сама Бет.
– Да, мистер Брэдли, – заговорила она, с трудом дыша. – Она ужасно талантлива.
Глава 13
Утро: лучи дневной лампы, хлынувшие в колбу, породили радугу, преломляясь на стеклах. Вольтия передвинулась, свечение ее крови побледнело из-за избытка света. «День». Глаза резануло. «Почему я проснулась?» Мир снаружи казался одним большим бликом. «Слишком рано». Она встряхнулась и снова положила голову на руки, чувствуя, как угасает сознание.
Фонарный столб вздрогнул, и ее глаза, сверкнув, снова распахнулись. Было слишком ярко; она не могла ничего разглядеть, но чувствовала вибрации, прокатывающиеся по металлу. Нити накала в ее костях затрепетали. Она начала подергиваться и ерзать, двигаясь ровно настолько, сколько требовалось, чтобы возникло магнитное поле, пока не смогла вытянуть пальцы вперед и вытолкнуть поле наружу, прощупывая воздух.
