Скотт Линч - Красные моря под красными небесами
Селендри моментально приставила к горлу Локка вороненые клинки.
– Любимая, колодой карт ему меня не убить, – с улыбкой сказал ей Реквин и кивнул Локку. – Неплохо, господин Коста.
– А теперь… – Локк отвел вытянутую руку в сторону, удерживая колоду вертикально, между большим и остальными пальцами.
Легкий поворот запястья, едва заметное движение большого пальца – и он срезал колоду и, сперва медленно, а потом все убыстряя темп, принялся переставлять пальцы, пока не начал перебирать ими с такой быстротой, что кисть словно бы превратилась в паука, берущего уроки фехтования. Десятки раз Локк срезал, пролистывал и перетасовывал колоду, а затем стремительно, широким веером, выложил ее на стол, сдвинув Реквиновы безделушки.
– Выберите карту, – предложил Локк. – Любую. Посмотрите, запомните, мне не показывайте.
Реквин взял карту, а Локк тем временем ловким скользящим движением собрал остальные со стола, будто ленту поднял, и снова принялся тасовать. Наконец, разделив колоду на две части, он опустил половину на столешницу:
– А теперь положите вашу карту вот сюда, наверх. Надеюсь, вы ее хорошенько запомнили.
Реквин послушно положил карту. Локк тут же накрыл ее оставшимися картами, снова ухватил колоду, хорошенько перетасовал и, сняв верхнюю карту – четверку кубков, с улыбкой швырнул ее на стол и торжественно возгласил:
– Вот ваша карта, о властитель «Венца порока»!
– Нет, – ухмыльнулся Реквин.
– Тьфу ты! – Локк открыл следующую карту – печать Солнца. – А, я так и знал, она вот куда подевалась.
– Нет.
– Вот незадача… – вздохнул Локк, торопливо открывая следующие карты в колоде. – Восьмерка шпилей? Тройка шпилей? Тройка кубков? Печать Двенадцати? Пять сабель? Да что же это такое… Владычица цветов?
Реквин раз за разом мотал головой.
– Прошу прощения. – Локк, отложив колоду на стол, левой рукой расстегнул правый манжет, озабоченно задрал рукав до локтя, потом одернул его и снова завозился с запонкой.
В левой руке Локка возникла еще одна колода.
– Ну-ка… Семерка сабель? Тройка шпилей? Нет, это уже было… Двойка кубков? Шестерка кубков? Владыка сабель? Тройка цветов? Где же она?! И что за дурацкая колода мне попалась!
Он положил вторую колоду рядом с первой и, рассеянно почесав живот над узким кушаком панталон, извлек откуда-то третью колоду, после чего с деланым изумлением вскинул бровь и улыбнулся Реквину:
– Этот фокус гораздо эффектнее исполнять обеими руками.
– Вы и одной рукой прекрасно справляетесь, – заметил Реквин.
Локк, вздохнув, перевернул верхнюю карту новой колоды:
– Девятка кубков! Она?
Реквин хмыкнул и снова помотал головой.
Третья колода присоединилась к растущей горке карт на столешнице. Локк, чуть приподнявшись с колен, вытащил четвертую – вроде как из панталон.
– Ваши прекрасно обученные служители, разумеется, без особого труда обнаружили бы у босоногого человека в одной рубашке четыре спрятанные колоды… погодите-ка, четыре? По-моему, я обсчитался…
Пятая колода, появившись откуда-то из складок шелковой рубашки, тут же прибавилась к угрожающе накренившейся стопке на столе.
– Нет, ну уж пять колод от ваших прекрасно обученных служителей никоим образом не укрылись бы, господин Реквин. Пять колод – это чересчур. Перегиб. Того и гляди засмеют, стыда не оберешься. И все же – вот они, красавицы. Прошу прощения, я мог бы пронести и больше, но их пришлось бы скрывать в местах не вполне пристойных. И опять же извините, но выбранной вами карты я отыскать не могу, хотя… Погодите-ка… А, вот куда она спряталась, мерзавка! – Он потянулся к столу, сдвинул бутылку вина, извлек из-под нее карту рубашкой вверх и, крутанув в пальцах, объявил: – Ваша карта. Десятка сабель.
Реквин расхохотался; в пламенеющем сиянии очков сверкнули желтоватые зубы.
– Прекрасно! Великолепно! Итак, принимая во внимание, что все это вы проделали одной рукой, приходится признать, что подобные фокусы вполне могут ввести в заблуждение моих служителей и гостей. Однако же вы с господином де Ферра проводили время за играми, в которых соблюдаются весьма строгие правила. Карточные фокусы в них неприменимы.
– Освободите меня, и я расскажу, как мы обошли ваши строгие правила.
– Мне хотелось бы сохранить за собой преимущество.
– В таком случае предлагаю равноценный обмен, – заявил Локк с неподдельной, отчаянной искренностью. – Выпустите мою правую руку, а я подробно перечислю все изъяны в системе безопасности вашего славного заведения.
Реквин неторопливо сплел в замок обтянутые перчатками пальцы, окинул испытующим взглядом коленопреклоненного Локка и задумчиво кивнул Селендри. Она, чуть отведя клинки в сторону, нажала какой-то рычажок под столешницей. Локк, потирая высвободившееся запястье, неуверенно поднялся на ноги.
– Премного благодарен, – с притворной беззаботностью произнес он. – Так вот, мы играли много и часто, однако, прошу заметить, старательно избегали «красное и черное», «двадцать», «девичью причуду»… В общем, все те игры, где посетители играют против заведения, а не друг против друга, – ведь игры эти основываются на тонком математическом расчете, дающем игорному дому существенное преимущество.
– Владельцы игорных домов пекутся о своей прибыли, господин Коста.
– Разумеется. Поэтому они и не представляют для меня никакого интереса. Я обманываю людей, а не заведение. Мне не страшны ни ваши хитроумные устройства, ни ваши хорошо обученные служители. В игре с противником из плоти и крови шулер всегда отыщет лазейку и просочится в нее, как вода в щели корабельного днища.
– Весьма зажигательная речь, господин Коста, – сказал Реквин. – Меня всегда восхищает красноречие обреченных. Однако нам с вами известно, что, к примеру, в лихой карусели обман возможен только по предварительному сговору всех четырех игроков, что, разумеется, лишает игру всякого смысла.
– Верно. Карусель обмануть невозможно, сданные карты не подтасуешь – во всяком случае, в вашем заведении. Зато вполне возможно обмануть игроков. Вы знаете, что такое бела-паранелла?
– Снотворное. Дорогое алхимическое зелье.
– Вот именно. Безвкусный и бесцветный порошок, действие которого, смею заметить, многократно усиливают спиртные напитки. Вчера мы с Жеромом всякий раз, прежде чем браться за карты, присыпали им кончики пальцев. У госпожи Корвальер есть хорошо известная привычка во время игры поглощать лакомства, облизывая пальцы, так что рано или поздно порошок на нее подействовал бы.
– Ах вот как! – озадаченно протянул Реквин. – Селендри, вам об этом известно?
– Мне известно о привычке госпожи Корвальер, – хрипло прошептала Селендри. – Она таким образом противников отвлекает.
– Да-да, я с несказанным удовольствием следил за ней весь вечер, – заявил Локк. – Она сама себя наказала.
– Что ж, весьма похоже на правду, – задумчиво произнес Реквин. – Теперь понятно, чем объясняется… внезапное недомогание Измилы.
– Да уж, она несокрушима, как ангар из Древнего стекла. Мы с Жеромом выпили порядочно, а ей досталось лишь несколько фиалов, от них она не захмелела бы, если бы не чудодейственное зелье.
– Допустим. А теперь поговорим о других играх – к примеру, об альянсах наугад.
В альянсы наугад играли в полном молчании. Игроки – четное число – занимали места за круглым столом с высокими перегородками перед каждым, которые надежно заслоняли от партнера, сидевшего строго напротив, однако позволяли заглядывать в карты соседей. Дабы партнеры не подавали тайных сигналов друг другу, перестукиваясь под столом, каждый игрок придерживал правой ступней левую ногу соседа справа. Играть приходилось по наитию, полагаясь лишь на отчаянные догадки, не видя, не слыша и не касаясь партнера.
– А, так это детская забава! Мы с Жеромом заказали особую обувь с железными вкладками в мысках. Если умеючи вытащить ногу из башмака, то сосед по игре не почувствует ничего подозрительного – вес железной вкладки полностью соответствует весу ступни, придерживающей ногу. Так что мы с Жеромом под столом целые поэмы друг другу выстукивали, у нас свой код имеется. Вам же наверняка доложили о наших баснословных выигрышах.
– Вы шутите?
– Нисколько. Могу вам обувь показать.
– Да, вам и впрямь чрезвычайно везло… Ну а как же вам удалось лорда Ландреваля в бильярд обыграть? Тут мошенничать бесполезно – и стол, и шары, и кии сделаны на заказ для игорного дома, вдобавок их всякий раз тщательно осматривают, а счет ведется моими служителями.
– Разумеется, подделать все это невозможно, но за десять соларов лекарь Ландреваля поведал мне о некоторых особенностях организма его светлости и среди прочего упомянул, что лорд Ландреваль испытывает болезненную чувствительность к лимонам. Перед каждой партией мы с Жеромом натирали руки, лицо и шею разрезанными лимонами, а запах маскировали ароматическими отдушками. За полчаса общения с нами у Ландреваля развивался такой отек, что он веки с трудом разлеплял. Бедняга так и не понял, из-за чего это происходило.
