Джули Кагава - Железная королева
– Но она из стали! – изумленно повторила я. Принц так хорошо разбирался в оружии и фехтовании, что мог бы работать тренером. – Зачем мне настоящий меч? Я ведь могу кого-нибудь всерьез поранить.
– Меган, – Ясень смерил меня терпеливым взглядом, – именно для этого я его и выбрал. Оружие, которого никто из нас не может коснуться, дает тебе преимущество. Даже самые буйные красные колпаки подумают дважды при виде настоящего, смертоносного меча. Конечно, Железных эльфов железо не отпугнет, но я постараюсь тебя обучить.
– А вдруг я пораню тебя?
Он только фыркнул.
– Не поранишь.
– Откуда ты знаешь? – Я ощетинилась, это ведь не шуточки. – Вдруг я тебя задену? Даже лучшие фехтовальщики допускают ошибки.
Он наградил меня еще одним терпеливым взглядом.
– И много ли у тебя опыта обращения с оружием вообще и мечами в частности?
– Э… – Я покосилась на клинок в моей руке. – Секунд примерно тридцать?
Он улыбнулся, спокойно и до противного самоуверенно.
– Ты меня не заденешь.
Я надулась. Ясень хмыкнул, а потом взмахнул мечом.
– Хотя… – продолжил он, мгновенно превращаясь в хищника и делая шаг вперед. – Я бы хотел, чтобы ты попыталась.
Я с визгом отпрянула в сторону.
– Прямо сейчас? А как же разминка? Я даже не представляю, как за эту штуку держаться правильно!
– Держать несложно. – Ясень, волком круживший вокруг меня, пальцем показал на кончик лезвия. – Бей острым концом.
– Ясень, это вовсе не смешно!
Он хмуро улыбнулся, продолжая наступать.
– Меган, мне бы очень хотелось учить тебя как положено, с самого начала, однако на это потребуются годы, даже столетия. Но раз уж мы спешим, я преподам тебе краткий курс. К тому же повторенье – мать ученья! – Он сделал выпад в мою сторону, конечно, не дотронувшись. – А теперь попробуй меня ударить. Бей в полную силу.
Я не хотела, но, в конце концов, сама же напросилась к нему на обучение. Схватила саблю покрепче, что-то невнятно выкрикнула и бросилась вперед.
Ясень ускользнул в сторону и сделал едва уловимое движение; меч сверкнул и плашмя ударил меня по ребрам. Я взвизгнула, абсолютный холод ожег меня даже сквозь рубашку.
– Ясень, черт, мне больно!
Он грустно улыбнулся:
– Тогда не подставляйся.
Ребра горели, к вечеру появится синяк. Мне вдруг захотелось бросить меч и убежать обратно, в дом. Но я снова решительно выпрямилась. Мне это необходимо. Необходимо научиться защищать себя и тех, кто мне дорог. Что такое несколько синяков, если однажды это спасет мне жизнь?
Ясень взмахнул мечом и выставил два пальца вверх.
– Повтор.
Мы тренировались все утро. Или, если говорить честно, я всерьез пыталась добраться до Ясеня и получила еще несколько прожигающих даже сквозь одежду ударов. Он дотрагивался до меня мечом не всякий раз и ни разу по-настоящему не оцарапал, однако страшно было до безумия. После очередного укола, чувствительного не только для моей кожи, но и для гордости, я постаралась сосредоточиться на защите, а Ясень продолжал атаковать.
Я стала получать по ребрам еще чаще.
С каждым ударом, с каждым непринужденным уколом, обжигающим меня чувством полного бессилия, я все больше злилась. Это нечестно! Он-то учился обращению с мечом десятилетиями, а мне вообще скидку не делал! Просто игрался со мной, вместо того чтобы учить, как отражать атаки. Не урок, а какой-то выпендреж…
Наконец я взорвалась. После отчаянной попытки отразить серию ослепительно быстрых ударов, я пропустила укол из-за спины и от этого разозлилась не на шутку.
Я заорала и бросилась к Ясеню, всерьез желая его задеть, хотя бы стереть с его физиономии эту спокойную деловитость.
На этот раз Ясень не увернулся и не закрылся, а просто крутанулся на одной ноге и подхватил меня за талию. Отбросил свой меч, сжал меня за запястье, привлек к себе и обездвижил и меня, и меч одним движением. Я возмущалась и вырывалась.
– Вот так, – довольно промурлыкал он. – Вот это нам и нужно!
Я перестала дергаться. Все тело застыло в его объятиях, а чувства горели и пульсировали.
– Что? – рявкнула я. – Разозлить меня до такой степени, чтобы я всерьез на тебя набросилась?
– Заставить тебя воспринимать это всерьез и по-настоящему хотеть меня ударить.
Голос Ясеня прозвучал мрачно и холодно. Он вздохнул и прижался лбом к моему затылку.
– Это не просто физкультура, Меган, – выдохнул он (у меня по спине побежали мурашки). – Не игра, и не спортивные занятия, и не пустое времяпровождение. Это – жизнь и смерть. Если бы я нападал всерьез, первый же удар стал бы смертельным. Если ты берешься за оружие, то неизбежно в какой-то момент будешь вынуждена им воспользоваться. И в подобной схватке не выстоишь. Первая же ошибка – и ты погибнешь. И я тебя… потеряю…
Голос Ясеня дрогнул, и последние слова прозвучали как будто против его воли. У меня перехватило горло, вся злость куда-то испарилась.
Ясень прижался губами к синяку у меня на плече, сердце дрогнуло.
– Извини, – прошептал он с искренним сожалением. – Я не хотел причинять тебе боль. Надо, чтобы ты поняла. Если я научу тебя фехтовать, ты подвергнешься еще большей опасности. Жестокость иногда необходима.
Он выпустил мою руку и убрал прядь волос у меня со лба.
– Все еще хочешь продолжать?
Я была не в состоянии говорить, только кивнула, и Ясень поцеловал меня в затылок.
– Значит, завтра. – Он отстранился, хотя мне бы хотелось, чтобы мы стояли так всегда. – В то же время. А теперь давай обработаем твои ссадины.
Едва мы перепрыгнули ручей, как я услышала фортепианную мелодию. Папа сидел за пианино. При нашем появлении он даже не поднял голову.
Однако музыка сегодня звучала спокойней и умиротворенней. На крышке разлегся Грималкин, лапы он сложил под бок, глаза прикрыл, а сам довольно урчал.
– Здравствуй, папа, – нерешительно окликнула я, не зная, захочет ли он сегодня на меня смотреть.
Музыка стихла, мне показалось, отец вот-вот обернется… Но нет, он снова сгорбился и принялся наигрывать быстрей, чем прежде. Грималкин даже глазом не моргнул.
– Ну, хоть что-то для начала… – вздохнула я.
Ясень скрылся в кухне и там с кем-то заговорил. Ему ответили сразу несколько тоненьких голосов – брауни Лэнанши? – а потом вышел с небольшой коричневой баночкой в руках. Папа все играл. Я старалась изобразить спокойствие и оптимизм, но мною овладело тяжкое разочарование, и Ясень это заметил.
Он молча повел меня наверх, в мансарду, и усадил на аккуратно заправленную постель, с которой предварительно стащил медвежью шкуру. Из открытой баночки резко дохнуло чем-то травяным. Запах был до странности знакомый и напомнил мне схожую сцену в холодной, заледенелой спальне: Ясень, окровавленный, без рубашки сидел на кровати, а я смазывала его раны…
Музыка внизу не умолкала – низкая, скорбная мелодия, от которой сжималось сердце. Ясень присел на кровать возле меня и аккуратно закатал мне рукав, обнажая тонкие, покрасневшие царапины. Я уловила вибрацию раскаяния в его ауре, тускло-красную вспышку, когда он наносил прохладную, покалывающую мазь на ссадину.
– Знаешь, я все еще зла на тебя, – заявила я, не оборачиваясь. Мрачные фортепианные аккорды навевали угрюмую грусть, и я старалась не реагировать на поглаживания прохладных пальцев, хотя ребра от этих касаний обретали благословенную нечувствительность. – Мог бы хоть предупредить! Мог бы сказать: «Слушай, я тебя сегодня так уделаю для тренировки!»
Ясень протянул обе руки у меня из-за спины и протянул мне баночку с мазью, тем самым вынуждая прижаться вплотную к его груди.
– Твой отец придет в себя, – прошептал он, а я уже едва сдерживала рвущееся наружу горе. – Просто память возвращается не сразу. Он сейчас растерян и напуган и ищет утешения в единственном, что помнит. Продолжай разговаривать с ним, и постепенно он начнет вспоминать.
От Ясеня вкусно пахло чем-то мятным, морозно и остро. Я чуть повернула голову и чмокнула его в ямочку на шее, под подбородком, а он еле слышно выдохнул. Я вдруг осознала, что мы сидим на кровати, наедине, в тайной хижине, а взрослых вокруг (по крайней мере, взрослых в здравом уме) – никого… некому нас ругать и гонять. Сердце у меня забилось быстрее, удары отдавались в ушах; его сердцебиение тоже ощутимо участилось.
Я еще подвинулась и провела губами по его подбородку, но он дернул головой так, что губы наши встретились, и вот уже мы целуемся буквально взасос. Его пальцы запутались у меня в волосах, мои руки скользнули ему под рубашку, гладили крепкие мускулы на груди и на животе. Он застонал, притянул меня к себе на колени, уложил на кровать и улегся сверху, аккуратно, чтобы не раздавить.
Тело у меня покалывало, горело, внутри все переворачивалось от эмоций, которые я даже не до конца понимала. Ясень был на мне, губы к губам, я жадно гладила прохладную и шелковистую кожу. Не могла ни говорить, ни думать. Могла только чувствовать.
