Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
Как оказалось, Конану понадобилось чуть больше часа, чтобы обнаружить логово ледяного червя. Рассветное солнце еще не успело оторваться от восточных пиков Эйглофианских гор, и заснеженные склоны сверкали всеми цветами радуги, как вымощенные драгоценными камнями мостовые, когда он остановился у входа в ледовую пещеру, в которую вел извилистый след на снегу. Пещера открылась в боковой стене небольшого глетчера, одного из ответвлений Снежного Дьявола. С вершины Конану открывался вид на покатый склон, по которому скатывался ледник, чтобы присоединиться к своему старшему брату подобно притоку могучей реки.
Конан вошел в пещеру. Лучи восходящего солнца играли и искрились на полупрозрачных стенах по обеим сторонам, создавая многокрасочное разнообразие. Конана не покидало ощущение, что некая волшебная сила перенесла его внутрь гигантского драгоценного камня.
Но потом, когда он углубился в пещеру, вокруг него сомкнулась сплошная чернота. Тем не менее он шаг за шагом упорно продвигался вперед. Конан поднял капюшон своей накидки из шкуры медведя, чтобы защититься от пронизывающего холода, который окутывал его со всех сторон, отчего у него заболели глаза. Ему приходилось делать короткие и мелкие вдохи, чтобы уберечь легкие от обморожения. Кристаллики инея нежной маской оседали у Киммерийца на лице только для того, чтобы разлететься при следующем шаге, но они были упрямы и собирались вновь. Он медленно, но неуклонно шел вперед, осторожно придерживая свою драгоценную ношу, спрятанную под накидкой. А потом в темноте перед ним вспыхнули два холодных зеленых глаза, которые заглянули ему в самую душу. Эти светящиеся круги излучали свое собственное ледяное подводное сияние. В его тусклых фосфоресцирующих отблесках Конан разглядел, что пещера обрывается круглым колодцем, который наверняка служил гнездом ледяному червю. Бесконечные мощные кольца его исполинского тела покоились в провале колодца. Его бескостную плоть покрывал тонкий белый пушок. Вместо пасти у него зияло круглое отверстие, лишенное челюстей, сейчас закрытое плотно сомкнутыми губами. А надо ртом сияли два светящихся круга на гладкой и вытянутой, начисто лишенной каких-либо черт голове угря.
Насытившемуся до отвала и отяжелевшему ледяному червю понадобилось несколько мгновений, чтобы отреагировать на появление Конана. За те несчетные века, что этот монстр снегов провел в ледяном безмолвии Ледника Снежного Дьявола, никто из жалких людишек не осмеливался потревожить его покой в ледовом гнезде. И теперь его жуткая колдовская, отбирающая волю мелодия зазвучала для Конана, накатываясь на него дремотными и сокрушительными волнами.
Но было уже слишком поздно. Конан распахнул полы накидки, доставая из-под нее свою ношу. Это был тяжелый асгардианской шлем кованой стали, в который он сложил тлеющие угли костра и в котором покоилось лезвие его боевого топора. В таком положении его удерживала застежка под подбородком шлема, обмотанная вокруг топорища. Кроме того, Конан привязал к рукоятке поводья от конской сбруи, прихватив ими и застежку шлема.
Взявшись за один конец поводьев, Конан принялся медленно раскручивать шлем над головой, как пращу. Поток воздуха раздул тлеющие угли, и они сначала покраснели, потом пожелтели и наконец вспыхнули белым пламенем. В воздухе запахло паленой подкладкой шлема.
Ледяной червь поднял свою тупую башку. Его круглая пасть медленно распахнулась, обнажая частокол маленьких, загнутых внутрь зубов. Когда мелодия взлетела на непереносимую высоту, превратившись едва ли не в визг, а черный провал пасти надвинулся на него, Конан прекратил вращать шлем. Он ухватил топор, рукоять которого уже тлела и плевалась мелкими огоньками в том месте, где она соприкасалась с раскаленными углями. Меткий бросок послал раскаленное оружие прямо в пещероподобную утробу. Взяв шлем за один из рогов, Конан отправил горячие уголья вслед за топором. Потом он повернулся и побежал.
Конан не помнил, как сумел добраться до выхода из пещеры. Бешеная агония снежной твари сотрясла глетчер до основания. Вокруг него громко потрескивал лед. В туннеле уже не веяло холодом межзвездных глубин; вместо него воздух наполнился раскаленным слепящим паром.
Спотыкаясь, поскальзываясь и падая на неровной поверхности льда, натыкаясь на стены туннеля, Конан все-таки выбрался на свежий воздух. Глетчер под его ногами содрогался от титанических конвульсий подыхающего в его глубине чудовища. Вокруг Конана из бесчисленных трещин и отверстий вырывались струйки пара, а он, падая и вновь поднимаясь, устремился вниз по заснеженному склону. Киммериец вскоре свернул, чтобы побыстрее убраться с ледовой поверхности глетчера. Но не успел он добежать до скального грунта предгорий с его россыпями валунов и искривленными деревьями, как ледник взорвался. Когда раскаленная сталь боевого топора встретилась с мерзлыми внутренностями монстра, что-то должно было уступить.
С громоподобным рокотом глетчер содрогнулся, ледник треснул, выбрасывая в воздух стеклянное крошево, и обвалился вовнутрь, в жуткое месиво колотого льда и бурлящей воды, которое скрылось в клубах пара. Конан потерял опору под ногами, упал, перекатился, заскользил вниз и с силой врезался в валун на самом краю ледового потока. Огромная глыба льда рухнула сверху на валун, рядом с которым он лежал, и едва не погребла его под собой.
Оглушенный, Конан с трудом выкарабкался из ледяного плена. Осторожно пошевелив руками и ногами, он убедился, что переломов нет, зато синяков и ушибов было столько, словно он только что вышел из кровавой сечи. У него над головой из пещеры, долгие столетия служившей пристанищем ледяному червю и превратившейся сейчас в черный кратер, вздымался вверх столб пара и кристаллов льда. Во все стороны из жерла этого вулкана летели куски льда и снежного крошева. Поверхность глетчера в месте взрыва просела и провалилась внутрь.
Но понемногу извержение прекратилось, и жизнь вернулась в нормальное русло. Пронизывающий горный ветер унес с собой остатки тумана. Вода, в которую превратился растаявший лед, замерзла вновь. Глетчер опять вернулся в прежнее состояние дремотной неподвижности.
Измученный и усталый, Конан заковылял вниз по проходу. Несмотря на слабость, ему предстояло пешком добираться до Немедии или Офира, если только он не сумеет купить, выпросить, одолжить или украсть новую лошадь. Но он шел в приподнятом настроении, обратив обезображенное синяками лицо к югу – благословенному Югу, где сверкающие огнями города возносили к целительному солнцу свои высокие башни и где настоящий мужчина при некоторой удаче может заполучить много золота, вина и полногрудых податливых женщин.
Долина пропавших женщин
Именно во время своей связи с Белит Конан удостоился прозвища «Амра», что значит «Лев», которое прочно приклеилось к нему на всю оставшуюся жизнь. Белит стала первой его большой любовью, и после ее смерти он много лет избегал моря. Вместо этого он обратил свои взоры вглубь материка и присоединился к первому чернокожему племени, пообещавшему покровительство, – это оказались воинственные бамула. Всего за несколько месяцев он победами в сражениях и интригами добился назначения на пост военного вождя бамула, и сила и влияние племени под его началом быстро возросли.
Грохот барабанов и рев рогов из слоновьих бивней оглушал, но в ушах Ливии эта какофония звуков звучала лишь приглушенным бормотанием, нечленораздельным и отдаленным. Она лежала на топчане в просторной хижине, пребывая на тонкой грани между бредом и явью. Раздававшиеся снаружи звуки и движение почти не затрагивали ее органы чувств. Перед ее внутренним взором, затуманенным и хаотичным, стояло обнаженное, корчащееся от боли тело брата, по подрагивающим бедрам которого струилась кровь. На фоне сплетающихся фигур и теней, подходящих скорее какому-нибудь ночному кошмару, его белый силуэт прорисовывался с ослепительной и безжалостной четкостью. Воздух, кажется, еще дрожал от его пронзительных криков, которые заглушались взрывами дьявольского злобного хохота.
Она не ощущала себя отдельной личностью, оторванной от космоса. Ливия тонула в океане боли – сама стала сгустком боли, кристаллизовавшейся в бренном теле. Она лежала, не отягощенная сознательными мыслями или движением, а снаружи надрывались барабаны, ревели рога и дикари тянули жуткий речитатив варварскими голосами, отбивая такт босыми ногами по утрамбованной земле и неслышно хлопая в ладоши.
Но вот ее оцепеневший разум стал наконец осознавать себя. Сначала она отстраненно удивилась тому, что физически еще не пострадала. Это чудо она приняла без благодарственной молитвы. Оно казалось ей бессмысленным. Двигаясь словно независимо от своей воли, она села на топчане и равнодушно огляделась по сторонам. Ее руки и ноги начали совершать конвульсивные движения, словно реагируя на пробуждающиеся нервные центры. Босые ноги судорожно заскребли по земляному полу. Пальцы конвульсивно дернулись, теребя коротенькую нижнюю юбку, которая составляла единственный ее предмет одежды. С глубоким безразличием она вспомнила, как давно, очень давно – в ее представлении – грубые руки сорвали остальную одежду с ее тела и она заплакала от стыда и страха. Сейчас ей представлялось странным, что такой пустяк мог причинить ей душевное горе. В конце концов, масштабы насилия и унижения тоже относительны, как и все остальное.
