Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
Он позвенел ключами перед лицом Конана.
– Десять тысяч золотых монет, – быстро ответил король, и в сердце у него родился лучик надежды.
– Мало! – вскричал чернокожий, и на его лоснящейся физиономии отразилось восторженное ликование. – Этого мало за тот риск, на который я иду. Любимцы Тсоты могут вынырнуть из темноты и сожрать меня, а если Шукели узнает, что я украл его ключи, он повесит меня за… Словом, что ты мне дашь?
– Пятнадцать тысяч золотых монет и дворец в Пуатани, – предложил король.
Чернокожий завопил и пустился в пляс, выражая таким способом переполнявшие его чувства.
– Мало! – завопил он. – Предложи мне больше! Ну, что ты мне дашь?
– Ты, черная собака! – Красная пелена ярости застлала Конану глаза. – Будь я свободен, я бы свернул тебе шею! Или это Шукели прислал тебя сюда поиздеваться надо мной?
– Шукели ничего не знает о том, что я пришел сюда, белый, – ответил чернокожий, вытягивая шею, чтобы заглянуть в яростные глаза Конана. – Я давно тебя знаю, еще с тех времен, когда был вождем свободного племени, до того как стигийцы захватили меня в плен и продали на север. Помнишь грабеж Абомби, когда твои морские волки ворвались в селение? Перед дворцом короля Аджаги ты зарубил одного вождя, а второй спасся бегством; погибший был моим братом, а убежал от тебя я. Я требую с тебя плату кровью, Амра!
– Освободи меня, и я дам тебе столько золота, сколько ты сможешь унести, – прорычал Конан.
Красные глаза сверкнули, а белые зубы в свете факела оскалились в волчьей ухмылке.
– Ага, белый пес, ты – такой же, как и все представители твоего племени, но для чернокожего золото не может стать достойной платой за кровь. И цена, которую я требую, – твоя голова!
Последние слова он выкрикнул с маниакальным бешенством, и по закоулкам подземелья прокатилось пронзительное гулкое эхо. Конан напрягся, пытаясь разорвать кандалы; ему вовсе не улыбалось умереть, как овца на бойне. Но вдруг он оцепенел, пораженный жутким зрелищем. За спиной чернокожего в полутьме раскачивалось гигантское длинное тело.
– Тсота ни о чем не узнает! – злорадно рассмеялся чернокожий, упиваясь своим триумфом и опьянев от ненависти. Он и не подозревал, что смерть уже выглянула у него из-за плеча. – Он придет сюда не раньше, чем демоны вырвут твои кости из цепей. А я получу твою голову, Амра!
Он слегка присел, расставив на ширину плеч свои массивные, как колонны, ноги и замахнулся огромным мечом с такой силой, что под кожей его волной перекатились напряженные мускулы. В этот миг колоссальная тень у него за спиной качнулась взад и вперед, а клиновидная голова нанесла такой удар, что по туннелям пошло гулять эхо. Толстые губы, разошедшиеся в мученическом оскале, не издали ни звука. В последний момент Конан успел заметить, как в широко раскрытых черных глазах гаснет жизнь, словно внезапно задутая свеча. От удара крупное черное тело отлетело в коридор, и чудовищная тварь обвилась вокруг него гигантскими кольцами, так что труп чернокожего совершенно скрылся из глаз, а затем до слуха Конана долетел отвратительный хруст костей. И вдруг сердце у него замерло, а потом бешено забилось в груди. Меч и связка ключей вылетели из рук чернокожего и зазвенели на камнях – причем ключи оказались почти у самых ног короля.
Он попытался нагнуться, чтобы поднять их, но цепи были слишком коротки; задыхаясь от судорожного стука сердца, которое колотилось где-то у самого горла, мешая дышать, он осторожно высвободил ступню из сандалии и подцепил ключи пальцами ноги. Согнув ее в колене, он жадно схватил их, едва сумев сдержать уже готовый сорваться с губ крик яростного ликования.
Всего мгновение провозившись с огромными замками, он освободился от оков. Подхватив упавший меч, Конан огляделся по сторонам. Но глазам его предстала немая темнота, в которую змея утащила изуродованный бесформенный предмет, лишь отдаленно напоминавший человеческое тело. Конан обернулся к открытой двери. Сделав несколько быстрых шагов, он оказался на пороге – но тут по подземелью раскатился визгливый издевательский смех, под самыми его пальцами скользнула решетка, перегораживая проход, и лязгнул вставший на место засов. За решетками замаячило бледное лицо, похожее на морду злорадно скалящейся горгульи, – это был евнух Шукели, который пришел по следу пропавших ключей. В своем злорадстве он не заметил меча в руке пленника. С ужасным проклятием Конан нанес молниеносный удар – так атакует разъяренная кобра; длинный клинок со свистом разрезал воздух между прутьями решетки, и хохот Шукели перешел в протяжный стон смерти. Жирный евнух согнулся пополам, словно кланяясь своему убийце, и обмяк, оседая на пол горкой растопленного сала, тщетно пытаясь удержать короткими толстыми пальцами вываливающиеся наружу внутренности.
Конан удовлетворенно зарычал, преисполненный злобной радости. Его ключи оказались бесполезными против засова, который можно было открыть только снаружи. Потрогав опытной рукой прутья решетки, он убедился, что они прочные, как его меч, и что выдернуть их невозможно; попытавшись сделать это, он лишился бы своего единственного оружия. Тем не менее он обнаружил вмятины на этих твердых как алмаз прутьях, словно оставленные чудовищными клыками, и невольно содрогнулся, представив, какие неведомые чудища могли атаковать эту преграду. Но как бы там ни было, ему оставалось только одно – искать другой выход наружу. Прихватив факел из ниши, он зашагал по коридору, сжимая в руке меч. Он не заметил никаких признаков ни змеи, ни ее жертвы; лишь посреди коридора тянулся длинный кровавый след.
Темнота бесшумно ступала за ним, дыша в спину, и ее не могло рассеять слабое пламя его коптящего факела. По обеим сторонам прохода ему то и дело попадались темные провалы, но он упорно держался главного коридора, внимательно глядя под ноги, чтобы не провалиться в какую-нибудь яму. И вдруг до его слуха донесся жалобный женский плач. «Еще одна жертва Тсоты», – подумал он и вновь от всей души проклял колдуна, после чего свернул в ту сторону, откуда доносился плач, и двинулся по узкому туннелю, сырому и дурно пахнущему.
По мере приближения плач становился громче и, подняв факел над головой, он разглядел впереди смутный силуэт. Подойдя ближе, Конан внезапно замер на месте, пораженный видом бесформенной туши, простершейся на полу перед ним. Она колыхалась, и Конан поначалу решил, что это осьминог, но его уродливые щупальца были слишком короткими для столь массивного тела, которое к тому же оказалось каким-то желеобразным, так что короля едва не стошнило от омерзения. Из самой середины этой колышущейся массы торчала жабья голова на тонкой шее, и Конан с ужасом убедился, что плач издают именно эти вывернутые непотребные губы. Всхлипывание сменилось гнусным хихиканьем, когда вращающиеся в орбитах глаза чудовища остановились на нем и оно вздрогнуло и поползло к королю. Конан повернулся и бросился наутек, не надеясь на свой меч. Существо наверняка имело вполне земное происхождение, но смотреть на него без содрогания было невозможно, и он сомневался, что оружие, сделанное человеческими руками, способно причинить ему вред. Еще несколько мгновений он слышал, как тварь с хлюпаньем и чавканьем ползет за ним, разражаясь взрывами визгливого смеха, в котором явственно слышались человеческие нотки, и король едва не лишился рассудка. В точности так, похотливо и непристойно, смеялись распутные женщины Шадизара, Города Греха, когда пленниц-рабынь раздевали догола на общественных торгах. Но каким дьявольским образом Тсота сумел вдохнуть жизнь в это противоестественное создание? У Конана появилось такое чувство, будто он только что был свидетелем кощунственного пренебрежения вечными законами природы.
Он бежал к главному коридору, но, прежде чем достичь его, оказался в небольшом квадратном зале, куда выходили два туннеля. Выскочив на середину помещения, он еще успел заметить прямо перед собой на полу нечто приземистое и явное живое, но свернуть или перепрыгнуть его Конан уже не мог. Нога его наткнулась на что-то мягкое, оно разразилось протестующим воплем, и Конан обнаружил, что летит головой вперед. Факел вырвался у него из руки и погас, ударившись о каменный пол. Оглушенный падением, Конан привстал на коленях и принялся шарить в темноте. Он потерял направление и теперь никак не мог решить, в какой стороне находится главный коридор. Он не стал искать факел, поскольку зажечь его все равно бы не смог. Вслепую нашарив вход в один из туннелей, он наудачу двинулся по нему. Сколько времени он так шагал, Конан не смог бы сказать, пока вдруг шестое чувство не подсказало ему, что впереди его поджидает опасность, и он замер на месте.
У него появилось ощущение, что он стоит в темноте на краю огромной пропасти. Опустившись на четвереньки, он осторожно пополз вперед, и вскоре его вытянутая рука нащупала край пропасти, в которую обрывался туннель. Насколько он мог судить, провал тянулся далеко в обе стороны и был скользким и липким на ощупь. Конан вытянул руку и лишь кончиком меча смог дотянуться в полной темноте до противоположного края. Собственно, он мог бы перепрыгнуть провал, но в этом не было никакого смысла. Он выбрал неверный путь, и главный коридор остался где-то позади.
