Скотт Линч - Красные моря под красными небесами
Жан резко повернулся и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.
5Локк, зарывшись в тюфяк, закрыл лицо руками и прислушался к скрипу ступеней под шагами Жана.
Как ни странно, чуть погодя скрип возобновился, становясь все громче и громче. Жан угрюмо распахнул дверь, внес в комнату огромную деревянную кадку и без предупреждения обдал Локка холодной водой. От неожиданности Локк, едва не захлебнувшись, отпрянул к стене и по-собачьи затряс головой, убирая с лица мокрые пряди волос.
– Жан, ты что, совсем спятил…
– Тебе искупаться не помешает, – оборвал его Жан. – Ты с головы до пят в жалости изгваздался.
Он отшвырнул кадку и заходил по комнате, собирая початые бутылки и бурдюки, в которых еще плескалось вино. Локк не сразу сообразил, чем занимается приятель, а Жан уже сгреб Локков кошелек со стола и вместо него оставил какой-то кожаный мешочек.
– Эй, Жан, ты чего? Это мой кошелек!
– А когда-то был наш, – холодно заметил Жан. – И меня это вполне устраивало.
Локк попытался встать, но Жан снова отшвырнул его к стене и, выйдя из комнаты, захлопнул за собой дверь. Раздался странный щелчок – и наступила тишина, которую не нарушал даже скрип ступеней. Похоже, Жан затаился под дверью.
Локк, злобно оскалившись, пересек комнату и подергал дверную ручку. Дверь не открывалась, и он недоуменно поморщился – засов же изнутри и не задвинут.
– Оказывается, в «Серебряном светильнике» двери запираются снаружи особым ключом, который хранится у хозяина, – любезно пояснил Жан из-за двери. – На случай, если гость вздумает буянить и придется звать стражу.
– Жан, отопри немедленно!
– Нет, ты уж сам постарайся.
– Так ведь особый ключ у тебя!
– М-да… мой Локк Ламора тебе глаза заплевал бы, – сказал Жан. – Локк Ламора, посвященный служитель Многохитрого Стража, гарриста Благородных Каналий, ученик отца Цеппи, брат Кало, Галдо и Клопа. А уж что Сабета бы подумала…
– Ну ты и… сволочь! Отопри дверь!
– Локк, и не стыдно тебе позориться? Сам отпирай.
– Ключ… Проклятый ключ у тебя!!!
– Ты что, забыл, как замки вскрывать? Отмычки на столе. Хочешь выпить – отпирай дверь.
– Ах, твою мать…
– Не обижай мою драгоценнейшую матушку, святую женщину… И как ее только земля носила? Кстати, я тут неплохо устроился, за дверью. Всю ночь могу просидеть – вино у меня есть, деньги тоже… Твои, между прочим.
Локк с отчаянным воплем бросился к столу, схватил мешочек, размял пальцы правой руки и неуверенно поглядел на левую: сломанные кости запястья понемногу срастались, но постоянно ныли.
Сосредоточенно сведя брови, он склонился к дверному замку и принялся за работу. От неудобной позы быстро заболела спина. Локк подтащил к двери стул и уселся – так было легче.
От напряжения прикусив кончик языка, Локк ковырял в замке тихонько позванивающими отмычками, как вдруг лестница снова заскрипела под тяжелыми шагами и что-то громко стукнулось об пол.
– Жан?
– Да здесь я, здесь, – весело ответил приятель. – Ну, чего ты так долго возишься? Или ты еще и не начинал?
– Вот погоди, дверь отопру – и тебе не жить!
– И когда это случится? По-моему, жизнь мне предстоит долгая и счастливая.
Локк с удвоенной силой принялся орудовать в замке, вспоминая долгие, мучительные уроки детства; чуть шевеля отмычками, он прислушивался к ощущениям. Скрип и топот на лестнице не прекращались. Что там еще Жан задумал? Локк зажмурил глаза, пытаясь отвлечься от звуков… мир сузился до кончиков пальцев, осторожно двигающих отмычки…
Замок щелкнул и открылся. Торжествующий Локк яростно дернул дверную ручку и, едва не свалившись со стула, распахнул дверь.
Жана не было.
В трех шагах от двери узкий коридор перегораживала груда деревянных ларей, ящиков, бочек и кадушек.
– Жан, что за фигня?!
Из-за импровизированной баррикады послышался голос Жана:
– Прости, я тут кое-что из хозяйской кладовой позаимствовал, а наверх все это втащить мне ребята помогли, которых ты на прошлой неделе в картишки обжулил.
Локк всем телом навалился на заслон, но груда не сдвинулась с места, – похоже, Жан подпирал ее с другой стороны. Откуда-то снизу, из таверны, приглушенно донесся взрыв смеха. Локк заскрежетал зубами и хлопнул здоровой рукой по кадушке:
– Жан, что происходит? К чему этот дурацкий розыгрыш?
– Какой же это розыгрыш? На прошлой неделе я объяснил хозяину постоялого двора, что ты – каморрский дон, путешествуешь инкогнито, поправляешь здоровье после длительного приступа безумия. Между прочим, я ему немало серебра отвалил… Ты еще помнишь серебро? Мы его когда-то с удовольствием воровали – ну, тогда с тобой еще было приятно общаться…
– Жан, мне не до смеха! Отдай проклятое вино!
– Вот-вот, проклятое. Боюсь, за выпивкой тебе придется из окна вылезать.
Локк отступил на шаг и ошарашенно поглядел на неприступный заслон:
– Ты шутишь?
– Я серьезен, как никогда.
– Да пошел ты! Не могу я из окна вылезти, ты же знаешь. У меня запястье…
– С Серым королем ты одной рукой бился. И из окна в Вороновом Гнезде выкарабкался, а там повыше было, все пятьсот футов, а не какой-то третий этаж. А сейчас перетрусил, как котенок в кадке масла. Ну, чего разнылся, плакса?
– Ты меня нарочно подзуживаешь?
– О, да ты смышленый! Прямо как чурбан.
Разъяренный Локк, вернувшись в комнату, долго смотрел на закрытое ставнями окно, а потом, закусив губу, снова вышел в коридор и с напускным спокойствием произнес:
– Жан, выпусти меня, пожалуйста. Я осознал свою ошибку.
– Я б твои ошибки вороненой сталью из тебя выколотил, да пики под рукой нет, – сказал Жан. – И вообще, чего это ты со мной разговариваешь? Давай лезь в окно.
– Чтоб тебе провалиться!
Сначала Локк растерянно расхаживал по комнате, потом осторожно поднял руки над головой – порезы на левом предплечье заныли, глубокую рану на груди пронзила острая боль. Переломанное запястье вроде бы срослось… почти. А, плевать на боль! Локк сжал левую руку в кулак, посмотрел на него и, прищурившись, взглянул в окно:
– Ну и фиг с ним! Подумаешь, сынок торговца шелком… Ничего, я тебе еще покажу!
Он сдернул с кровати постельное белье, привязал конец простыни к одеялу, затянул узел покрепче, не обращая внимания на боль, потом распахнул ставни и, прикрепив конец самодельной веревки к кроватному остову, сбросил ее за окно. Кровать была не из тяжелых, но и сам Локк сейчас весил немного.
Он решительно вскарабкался на подоконник.
Вел-Вираццо – старый город, дома в нем невысокие. С высоты третьего этажа Локк, раскачиваясь над туманной улицей, урывками видел обшарпанные каменные дома с плоскими крышами, зарифленные паруса на черных мачтах в гавани, яркие блики лунного света на темной воде, алые огни на вершинах стеклянных колонн, уходящих к далекому горизонту.
Локк зажмурился и прикусил язык, чтобы не стошнило.
По веревке из простынь и одеял он спускался осторожно, рывками и, хотя соскальзывал вниз понемногу, с передышками, ладони горели. Десять футов вниз… двадцать… Он отдышался, упираясь ступнями в верхнюю перекладину трактирного окна в первом этаже. Ночь была теплой, но Локк зябко ежился в насквозь промокшей рубахе – вот спасибо Жану, удружил, ледяной водой окатил!
Конец простыни свисал футах в шести над мостовой; Локк, соскользнув пониже, разжал руки и приземлился на булыжники. Жан Таннен тут же заботливо укутал приятеля в дешевый серый плащ.
– Сволочь! – завопил Локк. – Змий подколодный! Подлый стервец! Чтоб тебя акула приласкала, дрянь ты этакая!
– Ах, наконец-то господин Ламора явил себя во всей красе, – сказал Жан. – Вы только полюбуйтесь: и замок отомкнул, и из окна вылез… Почти как самый настоящий вор.
– Да я лихие дела проворачивал, когда ты еще у мамки на руках сидел и титьку сосал!
– А я лихие дела проворачивал, пока ты, себя жалеючи, воровское мастерство в вине топил.
– Ты сам знаешь, в Вел-Вираццо лучше меня вора не сыскать – ни во хмелю, ни по трезвяне, ни во сне, ни наяву.
– Все может быть, вот только верится в это с трудом, – сказал Жан. – Знавал я в Каморре такого вора, да он давно куда-то запропастился.
– У, рожа твоя богомерзкая! – Локк, подступив к Жану, саданул его в живот.
Жан непроизвольно отмахнулся, и Локк отлетел на несколько шагов, путаясь в складках плаща и отчаянно стараясь не упасть, пока не ткнулся в случайного прохожего.
– Эй, поосторожнее! – вскричал мужчина средних лет в длинном рыжем сюртуке, по виду – стряпчий или чиновник.
Локк, вцепившись ему в отвороты сюртука, с усилием выпрямился:
– Ах, извините! Простите великодушно! Мы тут с другом заговорились… тысяча извинений… виноват, больше не повторится… нелепая случайность…
– Да уж, случайность! Фу, разит как из бочки! Проклятые каморрцы…
Локк, дождавшись, пока незнакомец не отойдет ярдов на тридцать, торжествующе повернулся к Жану, помахивая черным кожаным кошельком, в котором весело позванивали тяжелые монеты:
