Скотт Линч - Хитрости Локка Ламоры
– Привести на торжество к герцогу необычного, интересного гостя считается своего рода честью, – доверительно сказал дон Лоренцо. – Так что вы премного обяжете нас своим согласием.
– Ну что ж, если это доставит вам удовольствие… – проговорил Локк. – Боюсь, я не большой любитель пышных празднеств, но ради вас готов отвлечься от своих дел на один вечер.
– Вы не пожалеете, Лукас, – пообещала София. – Уверена, все мы будем с удовольствием вспоминать герцогский пир, когда отправимся в плавание.
4
В ближнем бою в известном смысле легче иметь дело с полудюжиной противников, чем с двумя. Двое не станут толкаться, мешая друг другу нападать и наносить удары, особенно если они обладают навыком слаженных действий. А уж если кто в Каморре и умел сражаться в паре, так это близнецы Беранджа.
Вращая в руках топорики и внимательно следя за женщинами в ожидании, когда одна из них сделает первый выпад, Жан оценил свои незначительные преимущества. Он не меньше десятка раз видел Черину с Райзой за работой в Плавучем цирке и на Плавучей Могиле. Возможно, это ему особо не поможет, поскольку он все-таки не акула, но это хоть что-то.
– Говорят, в бою ты хорош, – сказала та сестра, что слева, и одновременно с этим та, что справа, бросилась вперед, держа один нож повыше, для защиты, а другим замахиваясь снизу, чтобы пырнуть в живот.
Отпрыгнув в сторону, Жан отбил удар ножа своим левым топориком, а правым попытался садануть противницу по голове. Но она успела вскинуть второй клинок, и топорик с лязгом отскочил от стальной гарды. Как и следовало опасаться, женщина оказалась невероятно проворна. Ну ладно… Жан со всей силы пнул ее в левое колено – нехитрый прием, с помощью которого он в своей жизни сломал десятки коленных чашечек.
Невесть каким образом предугадав его намерение, противница молниеносно вскинула согнутую ногу, и удар пришелся ей в голень, лишив равновесия, но особого вреда не причинив. Жан широко замахнулся, готовясь обрушить топорики на падающую женщину, но она обратила свое падение в стремительное вращение с мощным выбросом правой ноги и пяткой шарахнула Жана в лоб с такой силой, что у того из глаз искры посыпались.
Шоссон. Ну конечно. Как же он ненавидит этот вид боевого искусства!
Жан отшатнулся, и лишь годами выработанный инстинкт спас его от смертельного прямого удара, при котором нож вошел бы под ложечку по самую рукоять. Он резко опустил топорики перед собой лезвиями внутрь (дон Маранцалла шутливо называл этот прием «крабьими клешнями») и бойком правого зацепил и дернул в сторону клинок, нацеленный ему под ребра. Женщина такого явно не ожидала, и Жан, воспользовавшись секундным замешательством противницы, долбанул ее в шею бойком второго топора. Толком размахнуться он не успел, но удар все равно получился довольно сильным. Закашлявшись, Беранджа попятилась, и перед Жаном внезапно снова оказалось несколько футов свободного пространства. Он сделал шаг назад, еще на ярд увеличивая расстояние между собой и противницами. Стена у него за спиной была уже совсем близко, но в тесном бою топорики значительно уступают ножам, и Жану требовалось пространство для размаха.
Едва первая сестра начала отступать, вперед кинулась вторая, и Жан тихо чертыхнулся сквозь зубы. Стоя спиной к стене, он лишает женщин возможности напасть на него спереди и сзади одновременно, но и сам лишается возможности бежать – а сестры могут атаковать поочередно: пока одна переводит дух, другая продолжает изматывать противника.
Взревев от ярости, полыхнувшей в нем с новой силой, Жан метнул оба топорика во вторую Беранджа. Хотя и застигнутая врасплох, она все же успела отскочить в сторону с проворством, в котором нисколько не уступала сестре, и топорики пролетели мимо – лишь один из них слегка задел волосы. Впрочем, Жан особо и не рассчитывал поразить цель. С вытянутыми руками он бросился на женщину – когда противники сходятся на расстояние поцелуя, против «воровских зубов» вернее всего действовать голыми руками. Беранджа выставила вперед кинжалы, уверенная в своей скорой победе, однако она недооценила ловкость и проворство Жана, каковую промашку часто совершали люди, прежде не имевшие с ним дела. Цепко схватив контрареквиаллу за запястья, Жан рывком развел ей руки в стороны. Как он и ожидал, женщина резко занесла ногу назад, собираясь его пнуть.
Стиснув пальцы у нее на запястьях еще крепче, Жан рванул противницу на себя и со всей силы ударил лбом прямо в нос. Раздался тошнотворный хруст, и горячая кровь брызнула на черное священническое облачение. «Надеюсь, Аза Гийя в конечном счете простит мне это случайное оскорбление», – мелькнуло у Жана в уме. Не давая женщине опомниться, он схватил ее всей пятерней за лицо и отшвырнул прочь – словно толкатель ядра на древнетеринских состязаниях. Она отлетела на сестру, едва успевшую опустить свои ножи, чтоб ее не поранить, и обе Беранджа рухнули навзничь на трупы, накрытые парусиной.
Жан бросился к своим топорикам, валявшимся посреди склада, подхватил их, крутанул в руках и быстро расстегнул застежку на горле. Пока сестры поднимались на ноги и приходили в себя, он успел скинуть на пол священническое одеяние.
Близнецы Беранджа опять медленно приближались к нему, держась друг от друга на расстоянии футов десяти, и обе выглядели несколько удрученными. «Боги мои, – подумал Жан, – ведь для большинства мужиков сломанный нос самый что ни на есть веский повод, чтобы дать деру». Но сестры продолжали наступать, злобно посверкивая глазами. Жутковатый смешанный свет алхимических фонарей – двух красных и одного белого – четко обрисовывал силуэты женщин, держащих ножи наготове.
Ладно, по крайней мере, теперь у него есть пространство для боя.
Ни словом не перемолвившись, близнецы Беранджа разом кинулись на врага – четыре кинжала блеснули в воздухе. На сей раз Жана спасла именно отработанная слаженность их действий. Он мигом понял, что одна из них попытается обманным движением отвлечь его внимание, а другая тем временем нанесет смертельный удар. Женщина, что слева – со сломанным носом, – бросилась вперед за долю секунды до того, как то же самое сделала ее сестра. Жан молниеносно отразил выпад левым своим топориком и тотчас отскочил в сторону, преграждая путь той Беранджа, что нападала справа, и одновременно замахиваясь на другую, стремительно прыгнувшую туда, где он находился долей секунды ранее. Боек топорика с влажным хрустом проломил череп, и женщина тяжело упала наземь, выронив ножи из уже безжизненных рук.
Вторая контрареквиалла испустила пронзительный вопль, и Жан чуть не пал жертвой собственной оплошности, ибо в рукопашной схватке за всяким отвлекающим приемом следует смертоносный удар. Пока он замахивался правым топориком, противница яростно рубанула обоими кинжалами. Один клинок он сумел отразить, но второй пребольно полоснул по груди справа, вспоров кожу и мышцы. В следующий миг Беранджа пинком в живот опрокинула Жана и прыгнула на него, с горящими лютой ненавистью глазами. Он со всей силы оттолкнул ее ногами, и она, хрипло хакнув, отлетела назад и рухнула навзничь. Острая боль пронзила правое плечо Жана, и левое бедро обожгло как огнем. Черт, проклятая контрареквиалла успела-таки всадить кинжалы. На бедре у него зияла глубокая рана. Жан застонал. Нужно скорее заканчивать схватку, иначе он умрет от кровопотери, если не от руки оставшейся в живых сестры.
Беранджа уже вскочила с пола. О боги, какая же она прыткая! Жан с трудом поднялся на колени, задыхаясь от жгучей боли в резаной ране на груди. Он чувствовал, как по животу и ногам струится теплая жидкость, вместе с которой истекало время его жизни. Женщина снова ринулась вперед, держа наготове зловеще поблескивающие кинжалы, и Жан сделал свой последний ход.
Поскольку в раненой правой руке у него уже не осталось силы для хорошего замаха и швырка, он просто кинул топорик снизу вверх, целясь в лицо противнице. Столь слабый бросок не представлял не то что смертельной, а и вообще никакой опасности, но Беранджа на секунду остановилась, и этой секунды оказалось достаточно. Вторым топориком Жан с бокового замаха рубанул ее по правому колену – раздался сладостный для его слуха хруст, – а мгновение спустя глубоко всадил лезвие в левую коленную чашечку. Сильно пошатнувшись, женщина попыталась ударить Жана обоими ножами, но он успел отпрянуть в сторону. Клинок просвистел у него над самым ухом, а контрареквиалла с диким воплем повалилась ничком.
Жан несколько раз перекатился вправо – и правильно сделал. Когда он кое-как встал, держась за окровавленную грудь, оставшаяся в живых сестра Беранджа ползла к нему с кинжалом в правой руке.
– Ты истекаешь кровью, Таннен. Ты не доживешь до утра, чертов каналья.
– Благородный Каналья, – поправил Жан. – Да, может, и не доживу. Но знаешь, что я тебе скажу? Кало и Галдо Санца сейчас смеются над тобой, тварь.
