Антология - Смертельно опасны
На таких снимках Лори всегда принимала соблазнительные позы, пытаясь выглядеть как модель, как знаменитость. Это была Лори из тех времен, когда он ее еще толком не знал, которые она называла своим «безбашенным периодом».
Но на этом фото она, казалось, не имела понятия, что ее снимают, словно потерялась в волнах музыки, среди звуков, что теснились у нее в голове. Глаза ее были плотно зажмурены, голова откинулась назад, выставляя напоказ красоту длинной смуглой шеи.
Он никогда не видел ее такой счастливой.
Лори, какой она была в далеком прошлом – или не была никогда.
Но, прокрутив изображение вниз, он заметил, что короткий топ задрался, обнажив бугорок бедренной кости. И изящные буквы: «Mirame quemar».
Той ночью ему вспомнилась история, которую она рассказала ему как-то очень давно. Казалось невозможным, что он умудрился ее позабыть. Хотя, может быть, теперь все просто предстало в ином свете, вот он и увидел ее иначе, словно что-то новое. Словно неожиданную находку, помятую коробку из подвала, от которой исходит резкий запах и которую страшно открывать.
Это было в те времена, когда они еще только начали встречаться, ее соседка вечно торчала в квартире и им негде было остаться наедине. Они проводили умопомрачительные часы на заднем сиденье его машины; ей нравилось лечь на спину, закинуть ногу за подголовник и манить его к себе.
После первого или второго раза, когда все было еще так странно и волнующе, когда в голове стучала кровь и взрывались звезды, Лори сворачивалась у него под боком и говорила, говорила о своей жизни, о том, как однажды стащила из магазина «Си-ви-эс» четыре упаковки жидких теней фирмы «Ревлон», как до двенадцати лет спала с длинноухой мягкой игрушкой по имени Ушастик. Она тогда призналась, что чувствует, будто может рассказать ему что угодно.
Где-то в полузабытьи этих слившихся в одно ночей – ночей, когда он тоже открыл ей много личного: как влюблялся в нянек, как воровал из магазина игрушечные машинки «Матчбокс» – она и рассказала ему эту историю.
Когда ей было семь лет, родился ее младший брат, и она ужасно ревновала.
– Мама все время тратила только на него, а меня на целый день оставляла одну, – говорила она. – Поэтому я терпеть его не могла. Каждую ночь молилась, чтобы его украли. Чтобы с ним произошло что-нибудь ужасное. По ночам я подкрадывалась к его колыбельке и смотрела на него через перекладины. Мне кажется, я думала, что смогу силой воли заставить что-нибудь случиться. Что если буду очень долго и пристально смотреть, то из этого что-то да выйдет.
Он кивнул тогда, решив, что у многих детей, наверное, бывают подобные мысли. Он сам был младшим в семье, и ему даже стало любопытно, не думала ли старшая сестра про него что-нибудь в этом духе. Как-то раз она придавила ему палец медной тарелкой и сказала, что это вышло случайно.
Но Лори еще не закончила рассказывать. Она прижалась к нему крепче, и запах ее напудренной кожи напомнил ему обо всех ее уголках и изгибах, о том, как он любит находить их пальцами, нащупывать все мягкое и горячее. Иногда ему казалось, что ее тело ни на секунду не остается прежним, будто преображается прямо у него в руках. Я ведьма, ведьма.
– Ну и вот однажды ночью, – продолжала она, таинственно понизив голос, – я смотрела на него сквозь прутья колыбельки. Он издавал какой-то странный звук.
Ее глаза мерцали в темноте салона.
– Я потянулась туда, сунула руки между прутьями. – Ее рука поползла к нему. – И тут увидела, что у него с подбородка свисает веревочка от игрушки. Я взялась за нее и стала вытаскивать.
Он смотрел, как она тащит воображаемую веревочку, все шире и шире распахивая глаза.
– А потом он как-то так ахнул и опять начал дышать.
Помедлив, она щелкнула языком.
– И в этот самый момент вошла мама. Она сказала, что я спасла ему жизнь. Все так сказали. Она купила мне новый свитер и классные розовые туфли, которые я хотела. Все на руках меня носили.
По ним пробежал свет чьих-то фар, и он увидел, как ослепительно сияют ее глаза.
– Так никто и не узнал, как все было на самом деле, – закончила Лори. – Я никогда никому не рассказывала.
Улыбнувшись, она всем телом вжалась в него.
– Но тебе рассказываю. Теперь мне есть кому рассказать.
– Мистер Фергюсон, вы сказали нам, и отчет о вызовах с вашего сотового телефона это подтверждает, что стали звонить жене в 17:50 в день исчезновения вашей дочери. Наконец в 18:45 вы дозвонились. Это так?
– Я не знаю, – сказал он. Они вызывали его в участок уже восьмой, девятый, десятый раз. – Вам все известно лучше меня.
– Ваша жена сказала, что была в кофейне около пяти часов. Но мы проверили время ее покупки. Все происходило в 15:45.
– Я не знаю, – повторил он, потирая шею – в затылке начало покалывать. Он вдруг осознал, что понятия не имеет, что ему сейчас скажут. Даже не представляет, что его ждет.
– Что ж, как вы думаете, что` ваша жена делала эти три часа?
– Искала ту женщину. Пыталась ее найти.
– В течение этого времени она сделала еще несколько звонков. Не в полицию, конечно. Или даже не вам. Она позвонила человеку по имени Леонард Дрейк. И еще некоему Джейсону Патрини.
Первое имя напомнило ему одного из ее бывших – Ленни какого-то там, – второе вовсе ни о чем не говорило. Внутри вдруг стало так пусто. Он уже даже не знал, о ком они говорят, но к нему эти люди не имели никакого отношения.
В комнату вошла женщина-детектив и переглянулась с напарником.
– С помощью данных об этих звонках мы смогли проследить ее передвижения. Она поехала в торговый центр «Харбор-Вью».
– Хотите посмотреть на нее на записях с камер безопасности? – спросила женщина. – Мы их уже получили. Вы знали, что она купила топ?
Он уже ничего не чувствовал.
– Еще она посетила универсам. Кассирша только что ее опознала. Зашла в уборную. Кассирша сказала, что она пробыла там довольно долго, а когда вышла, на ней была другая одежда. Хотите посмотреть? Она выглядит потрясающе.
Детектив подтолкнула к нему зернистую фотографию. На ней была молодая женщина в топике и толстовке с низко натянутым на лоб капюшоном. Она улыбалась.
– Это не Лори, – тихо произнес он. Она выглядела слишком молодо, так, как когда они только познакомились – прекрасная тоненькая эльфийка с плоским животом, косичками и проколотым пупком. Ему нравилось тянуть за колечко пирсинга. Он совсем об этом позабыл. Дырочка, наверное, давно заросла.
– Не сомневаюсь, вам тяжело это слышать, мистер Фергюсон, – сказал мужчина. – Я сожалею.
Он поднял глаза. Судя по виду, детективу и правда было его очень жаль.
– Что ты им сказала? – спросил он.
Они с Лори сидели в машине в полуквартале от полицейского участка.
– Не знаю, стоит ли тебе вообще с ними еще разговаривать, – продолжал он. – Мне кажется, нам, наверное, лучше найти адвоката.
Лори смотрела прямо перед собой, не отрывая глаз от пульсирующего огня светофора на перекрестке. Медленно подняла руку к волосам и задумчиво пропустила кончики сквозь пальцы.
– Я объяснила. – Ее лицо почти целиком было в тени, только к щеке, словно пиявка, пристало синее пятно вывески автосалона. – Я сказала им правду.
– Какую правду? – спросил он. В машине было очень холодно. От нее пахло так, будто она очень давно не ела – резкий запах кофе и жидкости для снятия лака.
– Они больше не верят ни одному моему слову, – сказала она. – Я объяснила, что побывала в кофейне два раза. Первый – чтобы купить сок для Шелби, а потом – кофе для себя. Они сказали, что проверят, но я все прочитала по их лицам. И сказала им об этом. Я знаю, что они обо мне думают.
Она повернулась и посмотрела на него. Проносящиеся мимо огни расцвечивали ее лицо красными полосами. Это напомнило ему иллюстрацию, которую он однажды видел в «Нэшнл джиогрэфик»: портрет амазонки с малиновой краской на лице и деревянным колом в губе.
– Теперь я знаю, что все обо мне думают, – сказала она и снова отвернулась.
Глухой ночью, лежа с широко открытыми глазами, он наконец решился спросить. Она крепко спала, но он все же заговорил:
– Кто такой Леонард Дрейк? И Джейсон, как его там, – кто это?
Она заворочалась, обернулась к нему, прижав щеку к простыне.
– Кто такой Том Фергюсон? Кто это?
– Вот, значит, чем ты занимаешься? – сказал он, повышая голос. – Названиваешь каким-то мужикам?
Этот вопрос задать было легче, чем другие. Правда ли она встряхнула Шелби? Правда ли вся ее история – вранье? Другие, другие вопросы.
– Да, – сказала она. – Целыми днями я звоню мужикам и езжу по их домам. Оставляю дочь в машине, особенно если на улице жара. Тайком поднимаюсь к ним в квартиры.
Она положила руку себе на грудь и стала гладить, не сводя с него глаз.
– Ты бы знал, как сильно я хочу их к тому времени, как они открывают дверь.
«Перестань», – молча взмолился он.
