Елена Хаецкая - Анахрон. Книга вторая
Теперь — что делать ему, Федору. Надо как-то не засветиться. Не позволить себя скомпрометировать. Вырваться из ловушки.
Из-за стены донесся душераздирающий вавилин стон и грозный рык аттилы. Что-то глухо ударило в стену — похоже, аськин хахаль бился головой.
Федор ничем не выдал, что слышит. Только лицом закаменел.
— Ну что, Федор, чаю хочешь? — неловко спросил Сигизмунд.
— Спасибо, Сигизмунд Борисович, — отказался Федор. По всему было ясно, чего опасается Федор: как бы наркоты какой-нибудь ему в чай не подсыпали. Чтобы потом манипулировать.
Дождавшись, чтобы подозрительность Федора достигла апогея, Сигизмунд сказал:
— В общем так, Федор. Сядь удобней, расслабься. Приготовься молчать, слушать и, главное, всему верить, потому что сейчас я расскажу тебе всю правду.
Федор приготовился умереть с честью.
* * *Впервые в жизни Сигизмунд видел Федора растерянным. Наконец выговорил:
— А вы про это кому-нибудь еще… Сигизмунд Борисович… ведь как мошки сгибнем! Свои же спецслужбы уберут…
— Еще двое знают, — сказал Сигизмунд, — но они в деле. Народ надежный. Там как в могиле.
— Хорошо, если так… Нет, Сигизмунд Борисович, ну вот не верится! Машина времени… Не бывает же…
— Вот и я еще зимой так думал. Но против фактов не попрешь. Нет, Федор, если бы я соврать хотел, я бы что-нибудь поумнее придумал.
В душе Федора с новой силой вспыхнули подозрения.
— А может, это и есть хитрость, — пробормотал он.
— Ну что мне — перед иконой для тебя поклястся? — взорвался Сигизмунд.
В дверь неожиданно всунулся опухший от слез Вавила.
— Сигисмундс! Курит ест?
Федор поглядел на него с тяжким недоверием. Вавила в ответ царапнул неприязненным взглядом водянистых голубых глаз.
— Лови! — Сигизмунд бросил Вавиле пачку.
Вавила скрылся. Федор проводил его глазами.
— Это и есть тот… древний?
— В общем, да. Идем, я тебя с ними познакомлю.
Сильно сомневаясь в том, что это необходимо, Федор тем не менее храбро двинулся в самое логово.
Вандальское совещание уже выдохлось. Монотонно гудела вытяжка. В углу, нахохлившись, сидел Вавила — нелепый в куцом малиновом пиджаке, несчастный и потный. Вамба был зеленоват — ему не следовало так много курить.
Валамир восседал на самом видном месте, выпрямив спину и откинув голову. Длинные седые волосы он заплел в две косы, однако бисерным хайратничком не пренебрег — видать, нравилось. Помешивал ложечкой чай, хмурился.
При виде папаши Валамира Федор задохнулся. Сигизмунд понимал, почему. Все остальное могло вызывать сомнения — но только не этот старик. В подлинности аттилы не усомнился бы и Фома неверующий.
Взгляд старика остановился на Федоре. Сигизмунд, движимый каким-то наитием, прошипел Федору на ухо:
— Поклонись.
Федор неожиданно ловко поклонился. Сигизмунд запоздало сообразил: в церкви насобачился.
Аттила одобрительно хмыкнул.
Сигизмунд представил своего подчиненного:
— Зата ист Тьюдар. Ист унзара манна. — И Федору: — А это, Федор, мой тесть, Валамир.
— Что — так и называть «Валамир»? — смутился Федор. — Неудобно как-то, пожилой все-таки человек…
— Привыкай. В Европе это принято — по имени.
— Мы в России, — строго сказал Федор. — Мы не в Европе.
— Ну, если тебе так хочется — то Валамир Гундамирович.
Краем глаза Сигизмунд заметил, что Вавила, осушив слезы, с неподдельным интересом разглядывает армейские пятнистые штаны Федора, и понял: школе выживания — быть.
* * *Когда Федор уходил, глаза у него были совершенно шалые. Сигизмунд не ожидал, что боец оправится так быстро. Однако Федор явился к Сигизмунду уже на следующий день, имея в руках тощую голубую папочку, куда были подшиты два листочка, исписанные ровным округлым федоровским почерком. Листочки содержали предложения Федора по организации структуры будущей фирмы.
Текст нес на себе отпечаток того же мельтешения мыслей, которое одолевало Сигизмунда два дня назад, когда его впервые постигло сатори.
Федор скромненько выложил папочку перед Сигизмундом, сел, сложив руки, проговорил:
— Это, конечно, так — наброски, предложения, так сказать, Сигизмунд Борисович… — И пока Сигизмунд просматривал листки, с жаром продолжал: — Я ведь, Сигизмунд Борисович, не слепой. Я ведь все видел. Я вообще многое замечаю, только говорю не всегда. Как девица эта у вас в доме появилась — всђ! Будто сглазил вас кто. Сразу и интерес к делам утратили, и бодрость. Другое вас занимало, а что — ну, не хотели говорить, я не спрашивал. Что, думаю, в душу человеку лезть? А все же обидно было смотреть, как все у нас разваливается. Ну, что греха таить, я, конечно, налево работать начал, уже заказики свои появились — тоже ведь не впустую время прошло, туда-сюда, связи завязались, знакомства… Но это так. Думал, пройдет у вас это…
— Блажь, да? — хмыкнул Сигизмунд.
— Ну… — не позволил смутить себя Федор. — Дальше — хуже. Совсем закис бизнес. Ага, думаю, так, Федор, думай, думай, крутись. Конечно, не хотелось от вас совсем вот так уходить… Но чтоб машина времени! Да ладно, дело прошлое, главное — идеи у вас свежие, новые, оригинальные! Тут можно такую реорганизацию развернуть! Тут край непочатый…
— Федор, — прервал исповедь бойца Сигизмунд, — ответь мне на один вопрос: каким рисуется тебе облик грядущего клиента нашей школы выживания?
Бойцу Федору рисовался образ такого же бойца, только значительно менее подготовленного к трудной и опасной жизни, полной танковых, штыковых и прочих атак, засад, мин, ловушек, захвата заложников, горных обвалов, рухнувших зданий, сброшенных с насыпи вагонов. Но этот неподготовленный боец страстно жаждал стать подготовленным. И готов был платить за обучение немыслимые суммы денег.
Сигизмунд высказал сомнения в реальности этого образа. По мнению Сигизмунда, основной контингент будущих учеников школы составят жены «новых русских» и повсюду ищущие тайного знания эзотеры.
— А это, Федор, публика воинственная на словах и исключительно трусливая и себялюбивая на деле. Больше всего они боятся двух вещей: что их заставят трудиться и что будет попорчена их нежная холеная шкурка. Так что процесс обучения надлежит строить с учетом этих двух принципов. То есть, побольше страшных словес и поменьше труда и опасностей.
— Вы это серьезно, Сигизмунд Борисович?
— Федор. Обучи жену «нового русского» боевой раскраске «дикая кошка», и она тебя озолотит. И мужа притащит. А еще вернее — подругу. Такую же набитую дуру, но это уже нас не касается. Только не вздумай обучать ее рыть окопы полного профиля. Она попортит маникюр.
Федор заметно скис.
— И что, не будет, по-вашему, никого, кто хотел бы учиться на самом деле?
— Почему? Организуем продвинутую группу. Добавим факультатив по историческому фехтованию, изучению древних обрядов…
Федор напрягся.
— Лучше бы, Сигизмунд Борисович, нам язычество не проповедовать.
— Брось ты, Федор. Кто его проповедует? Наши эзотеры гармонично сочетают все со всем, так что еще один факультатив в их мозгах ничего не сдвинет. А кто на самом деле православный — тому никакой факультатив не помеха.
— И все-таки не брать бы греха на душу, — пробубнил Федор. — Кстати, Сигизмунд Борисович, документов-то у ваших вандалов, как я понял, нет?
— А это еще одна тема, на которую я хотел бы с тобой поговорить.
— Понял, — сказал Федор.
— Узнай, сколько это будет стоить.
— Хорошо. Сразу же сообщу. — Однако уходить не спешил. Видно было, что православная душа Федора взволнована новыми мыслями. — А эти, вандалы-то, они, Сигизмунд Борисович, что — язычники?
— Вроде бы, да. Я их, честно говоря, особо не спрашивал.
— Настоящие? С жертвоприношениями, с идолами?
— Идолов видел, — сказал Сигизмунд. — Точно! Они его сгущенкой мазали.
Федор глубоко задумался.
* * *«I. ВЫЖИВАНИЕ В УРБАНИСТИЧЕСКОЙ СРЕДЕ. Курс расчитан на полгода; лекции два академических часа в неделю; практические занятия — четыре академических часа в неделю.
Основная идеология курса: любой предмет, принадлежащий к урбанистической среде, может быть обращен в орудие выживания или самообороны.
Тема 1. МУСОРНЫЙ БАК.
а) ПИЩА. Мусорный бак содержит значительно больше продуктов, пригодных к употреблению в пищу, нежели это принято считать. Приблизительно 40 процентов находящейся в мусорном баке пищи пригодно к употреблению.
Основные принципы употребления в пищу найденных в баке отходов. Найденные в баке отходы надлежит тщательно промыть и подвергнуть длительной термической обработке…»
Сигизмунд оторвался от листка и посмотрел на Федора с нескрываемым восхищением. Боец, воодушевленный перспективами, сочинил этот план-конспект за один вечер.
