Бастарды Сибирской Империи (СИ) - Бунькова Екатерина

“Наверное, в заповедях не хватает еще одной – не навреди ребенку, – подумала она. – Просто никто не стал ее записывать, ибо сие есть такой грех, что даже бог за него прощать не хочет”.

Феофания уже начала думать о том, что никогда не отмолит этот грех при жизни, как на лестнице загрохотали суетливые шаги Агафьи. Женщина так торопилась, что видно совсем не следила за своими ногами и на последней ступеньке даже поскользнулась. К счастью, не упала, выровнялась и с одышкой проговорила:

– Вернулась! Лизка вернулась!

– Слава тебе, Господи! – с плеч Феофании будто свалилась гора. А свалившись, придавила, потому что тело ее вдруг ослабело, и женщина едва не повалилась на пол.

– Где…? – слабо спросила она, не договорив.

– Где Лизка? – уточнила Агафья. – Дык Глафира их обоих чехвостит. Ох и разошлась она!

– Нет, – Феофания покачала головой. – Где была Лиза?

– Ах, это. Так Лужин украл! – с возмущением сказала Агафья. – У себя запер, жениться силой хотел.

– Боже ж ты мой… – сказала Феофания и тут же прикрыла рот ладонью, чтоб не поминать имя Господа всуе.

– И не говори! – трещала Агафья. – А Лизка наша возьми да и сбеги!

– Как? – спросила Феофания.

– Да сама не знаю, – отмахнулась Агафья. – Темнят они чего-то оба с Кирюшкой. Видать, не обошлось без криминалу. Ох не удивлюсь, ежели в обезьянник обоих засунут!

Агафья будто в воду глядела. Не прошло и пяти минут, как к монастырю подъехала черная побитая жизнью повозка с решетками на окнах. С козел, кряхтя, слез участковый и постучался в парадную дверь.

– Дамы, вы дома? – вежливо спросил он.

Монахини поторопились открыть, ведь честные люди от полиции не прячутся.

– День добрый, господин участковый, – сказала настоятельница, мысленно готовясь к тяжелому разговору. Сейчас она как никогда понимала: это ее грех, и надо приложить все усилия, чтоб ребятам из-за нее не досталось.

– Сестра Феофания? – тут же поинтересовался мужчина, оглядев обеих и сразу найдя взглядом нужного человека – похоже, определил по виноватому выражению глаз.

– Она самая, – настоятельница постаралась выпрямиться и не подавать виду, какие эмоции ее одолевают.

– Меня по вашу душу отправили, – сказал мужчина. – Проедемте в участок для дачи показаний, будьте так любезны.

Он указал ладонью на зловещую черную повозку, похожую даже не на карету, а на огромный черный гроб на колесиках.

Феофания кивнула и тут же, не возражая, последовала за участковым. Только сделала по пути знак испуганной Агафье, чтобы присмотрела за приютом.

Подойдя к повозке, женщина глубоко вздохнула и уже приготовилась нырнуть в черное зарешеченное нутро, как участковый вдруг смущенно сказал:

– Вы уж простите, сестра, другого транспорта не нашлось. Аврал у нас сегодня в участке, разобрали все хорошие кареты. Пришлось брать, что есть. Вы садитесь со мной на козлы, неловко как-то вас за решетку сажать.

Феофания подумала немного и согласилась. Сама-то она бы с радостью себя посадила в клетку, да все ж таки когда ты носишь монашеские одежды, негоже позорить сестер.

Участковый помог ей забраться на высокое жесткое сиденье, устроился рядом сам, и они поехали.

Повозка была старая, скрипучая, да и лошадка – ей под стать, так что ехали они до участка долго и медленно. Наверное, быстрее было пешком дойти. Но тут уж порядок есть порядок.

Феофания не знала, о чем говорить, участковый тоже молчал и что-то беспечно насвистывал, так что женщина просто глазела по сторонам: благо, козлы располагались высоко, и все было отлично видно.

В городе царило ненормальное оживление. Повсюду, несмотря на зябкую погоду, толпился и что-то шумно обсуждал народ. Все выглядели взволнованными, но не понять было, радостное что-то случилось или гадостное.

Феофании с каждой минутой все больше хотелось узнать, что происходит, но она говорила себе: «Сплетни – это плохо», и продолжала молчать.

Так в молчании они и добрались до участка. Точнее, до площади перед ним. Обычно это место было в меру безлюдным, ибо люди не любят лишний раз показываться на глаза полиции и стараются обойти по другой улице. Но сегодня здесь было не протолкнуться.

– А ну, дорогу! – рявкнул участковый, когда стало ясно, что сквозь толпу им не проехать.

Зеваки недовольно оглянулись, но, увидев полицейский мундир, все же начали расступаться, давая дорогу. Медленно-медленно повозка продвигалась к участку сквозь людское море. И гомон вокруг был вполне сравним с гомоном чаячьей стаи.

– Что это здесь так много народу? – не выдержала наконец Феофания.

Она было грешным делом подумала, что люди собрались посмотреть, как арестовывают монахиню, но никто не обращал на нее внимания – все смотрели в сторону высокого каменного крыльца полицейского участка.

– Дык Лужина арестовывают, вы разве не слышали? – пожал плечами участковый.

– Лужина? – изумилась Феофания.

– Ну да, – кивнул мужчина. – Его и еще двух “Петров”. Вчера в участке такой ажиотаж был, что не смогли информацию удержать – слухи разлетелись, будто пламя по заборам. Начальник еще ордера подписать не успел, а на улице уж толпа набежала.

Он вдруг склонился ближе к Феофании и продолжил на порядок тише:

– Донос на “Трех Петров” поступил. Да такой подробный! Мы сначала на веру не приняли, начали проверять. А потом как пошло! Один за другим все “глухари” прошлых лет вдруг раскрылись, все недостающие улики нашлись. А кое о каких преступлениях мы и не знали вовсе.

– А меня тогда по какому поводу? – слабым голосом уточнила Феофания, не зная, что уже и думать.

– Так свидетели нужны, – пояснил участковый. – Там и про вас документик нашелся. А вы поди и не знали, что вас с кредитом-то обманули?

– Да? – уже не веря своему счастью, сказала Феофания. – Не знала.

– Я б рассказал, да вот только до дачи показаний не положено, – пожаловался участковый, который явно разговорился. – Сначала вы на наши вопросы ответите, а потом мы – на ваши.

– Да-да, конечно! – торопливо сказала монахиня.

– О, смотрите, привезли его наконец! – оживился участковый.

Толпа это тоже заметила и засуетилась, давая дорогу сразу двум дорогим полицейским каретам. Знамо дело: важных людей даже арестовывать надо важно. А то не дай бог они потом выкрутятся каким-то адвокатским чудом и придут мстить за унижение при аресте!

Однако дать дорогу при таком количестве зевак оказалось довольно затруднительно, и возле участка случилась натуральная давка. Хорошо хоть, тут уже дежурили наготове городовые со свистками – они тут же начали наводить порядок, пока никого не затоптали.

Из-за этой суеты повозка участкового оказалась заблокирована, и Феофании ничего не оставалось, кроме как подождать – не соваться же в давку с риском для жизни. Хотя они не доехали до крыльца буквально пару метров. Зато теперь, с высоких козел ей хорошо было видно происходящее.

Две кареты одна за другой остановились. С запятников спрыгнули вооруженные “опера”. Одни присоединились к оцеплению, тесня взволновавшийся народ, другие открыли дверцы карет, выпуская арестованных.

– Это все ошибка! – донеслось из ближайшей кареты. – Я буду жаловаться графу де Геннину!

– Идите уже, господин Лужин, – громко, чтобы было слышно поверх могучего ропота толпы, сказал ему сопровождающий. – В участке разберемся.

– Это что, он? – понеслись по толпе легкие шепотки.

– Он, точно он! – тут же раздалось в ответ.

– А за что его? – поинтересовался первый голос.

– За убивство, знамо дело! – с уверенностью ответили ему. – Говорят, жену свою придушил.

– Не жену, а невесту, – поправили кто-то.

– Да не придушил, а утопил, – добавил другой голос. – В колодце.

– Чухня! – чуть громче возмутился третий. – Сама она в колодец сиганула – от стыда. Потому как узнала, что он людей дурил.

– Людей дурил?

– А то! Хитрец тот еще. Я сам слышал! Ну, то есть шурин мой вчера в участок угодил и слышал, как секретутка начальниковая с подружкой новость обсуждали. Лужин-то наш, оказывается, взяточник, мошенник, налоговый уклонист и…