Даррен О'Шонесси - Город смерти
— Никакого «где-нибудь еще» не существует, — медленно проговорил я. Напоследок прикоснулся к ее телу, к ее лицу, к ее носу, к губам. — Ама, он повсюду. В этом городе, на этой планете. Тут. — Я постучал по собственному лбу. — Мне от него не сбежать — как и от себя самого.
— Ну тогда, Капак, иди-ка ты в задницу, — зарыдала она и, не оглядываясь, сбежала по лестнице. Я чуть не бросился вдогонку, чуть не сломался, чуть не отказался от боя. Мое сердце чуть не взяло верх: мой рот уже готовился выкрикнуть: «Постой, подожди меня!»
Но я не мог просто взять и наплевать на загадку. Моя натура, мои бессознательные инстинкты — все толкало меня в сторону предначертанной схватки с Кардиналом. Я слишком далеко зашел — назад дороги нет.
Мои губы сомкнулись, руки бессильно упали. Я проводил Аму взглядом, вслушиваясь в затихающий стук ее подошв.
Постояв немного, я возобновил спуск, стараясь сосредоточиться, выкинув из головы мысли об Аме, о Кончите, о хрупкости живого тела. Вместо этого я размышлял о «той женщине» и других картинках, которые мне удавалось выудить из топи моего прошлого. Стайки детей, в школьной форме или спортивных костюмах. Они бегают, лазают по канатам, играют в футбол. У меня во рту свисток, и тут же я целую «ту женщину», и тут же я на каких-то похоронах, и тут же надрываю животики от смеха, и тут же…
Секретарша не хотела меня пускать. Сказала, что он спит и что прерывать сон строго запрещается. Я оттолкнул ее. Она попробовала подставить мне ножку — я пихнул ее так, что она растянулась на полу. Отчетливо увидел ее шокированное лицо — она недоумевала, что сталось с отлично известным ей учтивым юношей. Секретарша поползла к селектору и телефонам — верно, хотела предупредить Кардинала или охрану. Я не стал ей мешать. Беспокоиться о секретности было поздновато.
Кардинал спал на голом матрасе посреди комнаты. Он лежал, свернувшись калачиком на манер маленького мальчика или дремлющего пса, и тихо похрапывал. Лицо дергалось от неведомых кошмаров. Когда я его увидел, меня захлестнула ненависть и отвращение. Повинуясь неудержимому, сумасшедшему порыву, я подбежал к матрасу, встал над Кардиналом, размахнулся правой ногой и сильно пнул его в живот.
— Проснись и пой, мудак! — заорал я и, сам не зная почему, захохотал. Видимо, я дошел до ручки, полетел в ту бездну безумия, куда так жаждал попасть Паукар Вами.
Его глаза распахнулись, и он, откатившись назад, моментально вскочил. Несколько секунд простоял на шатающихся ногах, протирая глаза. Когда же он окончательно очнулся от сна и разглядел меня, на губах у него выступила пена, тело задрожало от ярости.
— Ну как, привлек я твое внимание? — спросил я. — Хорошо. А теперь отвечай без утайки, зачем…
Докончить фразу мне было не суждено. Он набросился на меня с рыком разъяренной пантеры, силясь убить. Мы столкнулись, как два самолета в воздухе, мы визжали и лягались, мы молотили друг друга кулаками и полосовали ногтями. Он расцарапал мне лицо — глаза едва уцелели. Укусил меня за левое ухо до крови, чуть им не подавился. Я беспрерывно бил его в грудь, надеясь переломать ребра и продырявить легкие.
Тут мне подвернулась его шея, и я попытался перекусить ему яремную вену. Но она оказалась слишком скользкой, и мои зубы были вынуждены удовлетвориться его мясистым плечом. Он вырывал мне волосы клочьями, дубасил меня по спине. Я плюнул ему в лицо. Снова стал наносить удары выше пояса и по лицу: то в нос, то по щекам, разбил ему губы. Он пинал меня по голеням и коленям — ноги подогнулись, я чуть не упал. Он засунул два пальца мне в ноздри — а я ему в уши. Несколько секунд мы оба все глубже вгоняли пальцы в эти отверстия, силясь добраться до самого мозга.
Излив первоначальную ярость, мы расцепились и закружились в опасливом танце выжидания: пыхтели, хлюпали носами, угрожающе выгибали спины, не сводя друг с друга сощуренных глаз. Насколько мне показалось, он дивился, что я все еще стою на ногах. Мало кому удавалось так долго продержаться в драке с Кардиналом. Я осознал, что мой кураж, моя сила вызывают у него уважение. Это не по, мешает ему меня убить — но по крайней мере он не справит нужду на мой труп.
Кардинал перешел в наступление первым. Чтобы медлить в дальнем углу комнаты, насмехаясь надо мной и хитро поглядывая, у него не хватило бы терпения. Ерничать он был не мастер — особенно в гневе. Драка есть драка: кулаки — все, слова — ничто.
Он бросился на меня с бычьим ревом, пригнув голову, намереваясь размазать меня по стенке или как минимум выдавить из моего тела воздух. Я еле-еле увернулся от удара: он мазнул меня по боку, где тут же расплылся синяк и что-то — оставалось лишь надеяться, что не жизненно важное — треснуло.
Едва развернувшись, он снова кинулся ко мне. Но опоздал. Я успел, приготовиться. Я налетел на него, изо всей силы поддал коленом снизу вверх. В идеале от этого удара яйца Кардинала должны были пролететь через все его тело и смешаться с головным мозгом, что означало бы конец поединка — но он вовремя сдвинул ноги вместе и принял удар на бедра. Правда, он истошно завизжал от боли, но я-то надеялся на большее.
Его пальцы нажали мне на скулы, пытаясь добраться до моих глаз и лишить меня зрения. Я снова ударил коленом и на сей раз угодил в пах — да так, что Кардинала отбросило в сторону. Но необходимого мне решающего удара вновь не получилось.
Устремившись вслед за ним, я перехватил инициативу: стал молотить его ребром ладони по шее и рукам (перед моим мысленным взором проносились старые гонконгские боевики) — я знал, что парализованные, неподатливые мускулы в конце концов его подведут. Однако мои руки заныли от боли, а его бицепсам — ничего. Он сделал выпад обеими кулаками — один устремился к моему животу, другой к моему лицу. Проворства и решительности у меня хватило на пятидесятипроцентную защиту — удар в живот я отбил.
Но тем временем другой кулак обрушился на мой нос и раздавил его в лепешку. Кровь брызнула во все стороны, попадая в глаза — я ослеп — и в рот — я начал давиться. Осоловело попятившись, я затряс головой. Щеки у меня отчаянно надувались и опадали — я пытался дышать разбитым ртом, чтобы обойтись без заблокированного носа. Кардинал с торжествующим ревом прыгнул ко мне, уже готовясь задушить, не сомневаясь в победе.
У меня оставался один, последний шанс. Собрав все силы, какие только нашлись в моем избитом теле, я размахнулся правой ногой, чтобы на прощание пнуть его, куда придется. Я предполагал лишь общее направление удара. Моя нога изо всей силы поддала его по яйцам. Ловкий и подлый, великолепный удар.
Глухо вскрикнув, он упал на спину, схватившись за свой раненый пах, и начал с визгом кататься по полу. Никто из нас не был в состоянии продолжать драку, так что мы молча условились о передышке.
Тут дверь чуть ли не сорвалась с петель и ворвались охранники с револьверами на изготовку. Прямо с порога они открыли огонь. Несколько пуль, чудом не ранив меня, просвистели в воздухе и ушли в стены. Рухнув на пол, я стал ждать смерти.
— Хватит! — взревел Кардинал. Стрельба моментально прекратилась. — Валите отсюда на хер, — прошипел он. Встал, кривясь, пытаясь не переступать с ноги на ногу. Охранники замешкались. — Вон! — заорал он. — Марш!
Они сбежали, осторожно прикрыв за собой дверь. Похоже, я вновь в последнюю минуту избежал расстрела. Скоро это превратится у меня в привычку. И пускай — отличная, по мне, привычка.
— Прежде чем я перерву вам глотку, — сказал Кардинал, ковыляя по комнате семенящей походкой, над которой я хохотал бы до колик, если бы здоровье позволяло, — не соизволите ли объяснить, к чему все эти страсти-мордасти? За каким чертом вы ко мне сегодня приперлись?
— Узнаете? — спросил я, утирая кровь, и прошел к матрасу, чтобы поднять упавшие листки. — «Айуамарка»? Куча бывших людей с перечеркнутыми именами? И я тоже перечеркнутый? Ничего не напоминает?
— На таких, как вы, не угодишь, — скривился Кардинал. — Я исполнил все ваши желания. Деньги, женщины, власть — берите, сколько хотите! Я подарил вам жизнь, предложил этот город. А чем отплатили мне вы? Может, вы мне сказали «спасибо»? Может, вы встали на колени и вызвались сделать мне минет? Нет. Ваша милость трахнула какую-то дешевку прямо у меня на лестнице. Ваша милость стала строить козни у меня за спиной. Ваша милость пробралась в мою крепость и взялась копаться в самых секретных архивах. Вы хоть раз слыхивали слово «благодарность»?
— Почему мое имя перечеркнуто? — орал тем временем я. — Почему ты хочешь меня убить? Что случилось с И Цзы и Адрианом? Кто такие?..
— МОЛЧАТЬ! — Его нечеловеческий вопль отразился от потолка. Закинув голову, он зашелся лаем, точно гончий пес на травле. — Вопросы! Вечные вопросы, чтоб их!.. Я вам сказал: не расспрашивать, не соваться, а вы? Ну прямо как заводной попугай, право слово!
